Алое сердце черной горы (СИ)
Поняв, что смысла в этой неуклюжей маскировке больше нет, Альзорий неспешно поднял тяжелую голову и разлепил запекшиеся губы:
— Судьба? О, нет, это глупая девчонка задержала меня в этой высокогорной деревенской пародии на державу! Глупая и уже мертвая!
Услыхав столь нелестный отзыв о своем доме, фортерезский мальчик пнул Альзория по ноге. Не заметив удара, Альзорий продолжил:
— Да, ранение выбило меня из реальности слишком надолго, чтобы вовремя покинуть это место, до твоего разорения… — в голосе Альзория читалась такая горечь, что от нее у любого человека скрутило бы лицо. — Но, стоит отдать должное, ты провел завидную кампанию по устрашению этого сброда.
На секунду почувствовав, будто говорит с Датокилом, Артемир нахмурился и решил не продолжать разговор с Альзорием, повернувшись ко второму саргу. Правда, задерживать взгляд на нем он не захотел, уж слишком тупое выражение лица на нем читалось. «Не кто иной, как телохранитель этого подранка, нечего на него тратить время…», — верно предположил Артемир, обратив внимание на последнего пленника — фортерезского мальчишку с бойким выражением лица. Приор решил не пытать ребенка допросами, и без того поняв, кого отправил на дерзкое спасение из гибнущей страны фортерезский князь.
— Ты сын, брат, или прочий родич князя? — присев на корточки, дабы оказаться лицом к лицу с мальчиком, спокойно спросил Артемир.
— Великий князь Фортерезии — мой папка! — с по-детски глуповатой гордостью прохрипел мальчик, смело ответив на пристальный взгляд приора.
Улыбнувшись мужественности княжеского наследника, Артемир промолвил:
— Сын, превзошедший по смелости своего отца. Как же тебя зовут?
— Маховей. — лаконично ответил бесстрашный мальчуган.
— Вот что, Маховей, мой солдат отведет тебя на кухню и накормит, а уже совсем скоро ты свидишься со своим отцом.
Обрадовавшись тому, что его накормят, голодный Маховей, которого Артемир приказал развязать, послушно последовал за конвойным, уже теша себя скорым свиданием с «папкой». Альзория же и сопутствующего ему солдата сослали к остальным заложникам, при этом усилив охрану лагеря.
Тем временем, осчастливленный удачей Артемир решил извлечь все возможные выгоды из такого судьбоносного дара, отправив одного из своих адъютантов с охраной на переговоры к Чернильной Цитадели, передав ему в компанию Маховея, наследника фортерезского князя. «У этого утреннего плода не только мякоть вкусна, но и семена питательны…», — так думал Артемир, глядя вослед одному из двух своих ценных заложников, с помощью которого он надеялся избежать заключительного сражения, надавив на отцовские чувства князя. «В конце концов, страну он и так почти потерял, так зачем же еще терять и семью?». Как оказалось, ставка на Маховея сыграла, и конвой вернулся в целости и сохранности, принеся из столичной крепости весть о переговорах. Артемир, почуяв слабину отчаявшегося князя, навязал ему встречу в равенском лагере, который бойцы вновь разбили, едва собрав перед походом на столицу. Приор хищнически готовился навязать ослабленной жертве самые выгодные для себя условия сдачи Фортерезии, не отдавая при том Маховея отцу, раздразнивая страх князя.
Фортерезская делегация себя ждать не заставила, осознавая свое положение проигравших. Едва только равенцы раскинули небольшой шатерок для переговоров, князь уже был тут, как тут.
— Приветствую тебя, приор Равении, на землях фортерезских! — с глубоким поклоном провозгласил князь, во взгляде и голосе которого было столько «радушия» и «дружелюбия», что Артемир явственно припомнил самые жаркие деньки на Гунтале, когда он работал на шахтах близ пустыни Каматы.
— Откинем же формальные любезности, княже, я не один из тех старых аристократов, перед которыми нужно красиво, но бестолково распинаться. — сократил дистанцию Артемир, уцелевшей рукой приглашая князя и его свиту войти в шатер. Пока высокопоставленные фортерезцы принимали приглашение, приор успел их бегло оглядеть.
Учитывая то, что князь не сменил гардероб после первой встречи с Альзорием, внешне он почти не изменился. Разве что его глаза стали гораздо глубже и мрачнее, затапливая все, на что бы они ни посмотрели. Артемир мог лишь догадываться, какие богатые эмоциональные вспышки сияли некогда в этих очах… Теперь же во впалых бездонных глазницах лишь мутно волновались озера болезни и отчаяния о мрачных берегах. Правда, Артемиру пребывать на этих брегах было ясно и вольготно. Переведя довольный взгляд на спутников осунувшегося князя, он не увидел в них никого, кроме как обычных придворных подхалимов, подобострастно смотрящих в глаза своему господину, ловя каждый вздох, каждое слово… Откинув их присутствие, как ненужность, Артемир сконцентрировался на князе, уже расположившемся на красивом фортерезском ковре с вышивкой, одном из многочисленных трофеев, захваченных у местного населения. Сев напротив, Артемир выставил наружу свою стражу, перед уходом нашептав им пару слов. Предупредив заранее Датокила и Коригана, что будет вести переговоры в одиночку(Датокил поначалу протестовал, но в итоге принял решение приора), Артемир начал первым:
— Надеюсь, княже, что ты не питаешь иллюзий по поводу того, о чем мы будем вести разговор.
— Уж поверь, я умею смотреть истине в глаза, каким бы страшным ее взгляд бы ни был. — печально вздохнув, князь продолжил. — Я здесь за тем, чтобы оговорить условия сдачи Фортерезии.
Облегченно кивнув, Артемир порадовался объективности князя и тому, что не нужно будет тратить время на убеждения правителя в безнадежности его ситуации.
— Зная, что лишил себя доверия своим предательством, на которое меня принудил пойти сарг, я согласен на любые условия. Лишь позволь мне сохранить мой народ и жизнь моего сына, которого ты захватил, и в милости своей не убил. — закончив тяжелую для себя речь, князь с горечью поклонился Артемиру, коснувшись лбом ковра, на котором сидел.
Удерживая свое лицо от распирания улыбкой, Артемир решил слегка смягчить самосокрушения князя успокаивающим словом:
— Не бойся, княже, возмездие твоему народу я уже принес. Сверх того, что уже свершено, сделано не будет, и народ твой уцелеет, и сын будет жить, и унаследует твою Цитадель, когда придет срок.
— Спасибо тебе, приор. — вновь боднув лбом ковер, выдохнул князь. — Все, чем я могу отплатить тебе за милосердие, так это присягой верности, как твой верный вассал.
Зная цену фортерезской верности, Артемир возразил:
— Не нужно присяг, княже. Лучшим доказательством твоей преданности будет твой сын у меня в заложниках. В свою очередь, я гарантирую ему жизнь и безопасность в грядущих битвах. Ранее мне предоставляли добровольцев в мое войско, но, кхм, я видел "боевой задор" твоих воинов ранее, и ограничусь требованиями о поставках лишь продовольствия и боеприпасов, а также свободным правом прохода моим подкреплениям.
Прикрыв налитые тяжестью веки, князь на минуту задумался, на всем протяжении которой его подхалимы что-то активно нашептывали ему. В конце концов князь рявкнул им что-то на фортерезском диалекте, и они умолкли. Он открыл рот для заключительного слова:
— Я соглашаюсь, приор, на твои условия, и уповаю на твои честность и честь, которые не позволят причинить вред моим сыну и народу.
Артемир скривился на секунду, коробясь от упоминания про честность и честь, исходящие от их дважды нарушителя, хоть и не по своей воле. Тем не менее, тыкать этим поверженного правителя он благородно не стал, подытожив переговоры:
— Что ж, соглашение достигнуто. Оставайся здесь, княже, но отправь кого-нибудь из своих спутников с моими людьми в Цитадель. Мы заберем аванс той небольшой дани, которой я тебя милостиво обременяю.
Молча кивнув, князь отдал распоряжение толстопузому спутнику своему, и тот нехотя встал, крякнув и выйдя из палатки. Там его уже ждал конвой с телегами, которые предстояло наполнить оружием и провизией из подвалов Чернильной Цитадели. Так грозный символ некогда неприступной Фортерезии, разобранной по частям Саргией и Равенией, превратился из поднебесного шпиля в швейную иголку, которую нерадивая швея уронила в пыль, да по незрячести растоптала. Ну а Артемир со своими потрепанными армиями покинул, наконец, эту ткацкую мастерскую, в недоверии выставив хороший арьергард. С оружием и припасами в Саргию вывез приор с собой еще и короля, не гнушаясь надежды на то, что при встрече с представителями Лиги удастся договориться о выгодном мире, шантажируя жизнью их правителя.