Алое сердце черной горы (СИ)

Преодолев большую часть пути вдоль захваченных укреплений, Артемир увидел там, где должен покоиться его друг, небольшое столпотворение, возглавляемое Датокилом. Поначалу Артемир порадовался тому, что убитому Раздавиду оказывают почести, но потом, по мере сближения с людьми, его начала захватывать прохладная тревога верхом на развитой равенской интуиции. И правда, подойдя к стене фортика и растолкав оцепление, Артемир невольно охнул, пошатнувшись от увиденного… Составляя компанию Раздавиду, рядом лежали Бокупар и Конупар, оба-два мертвые едва ли не больше, чем сам хозяин этого безмолвного праздника смерти… Над ними тихо склонил голову Кипар, мужественно держа удар потери всех своих братьев в столь скорый промежуток времени. Видно было, что убиты братья-плотники были пушечными обстрелами: красивый хвост волос Бокупара теперь был залеплен кровью и содержимым головы бедного равенца, размозженной ядром; Конупар же умер с выражением непостижимого страдания на лице, и неудивительно — нога лежала рядом с телом, оторванная и ощетинившаяся крупными древесными щепками, глубоко въевшимися в плоть.
Посмотрев на Кипара, Артемир виновато сморщил лицо, осознавая, что не испытывает и десятой части той скорби, что сейчас снедает старшего и единственного теперь Пара. Все же, знаком с ними Артемир был очень поверхностно, и, в отличие от потери Раздавида, смерть братьев не так тяжело сокрушила Претендента. Восприняв скукоженную мину Артемира, как картину горести, Датокил сочувственно похлопал его по плечу, потом склонился и почтительно прошептал:
— Бедных братьев сбили насмерть ядра саргийских пушек, искусавших и их корабль, на котором мы ходили на остров, и с которого нынче они стреляли пушкой по саргийскому берегу. — закончив, в общем-то, ненужное пояснение, Датокил кивнул в сторону берега. Переведя взгляд туда, куда указал Датокил, Артемир увидел стоявшее на мели знакомое судно. Сильно поломанное в бою, оно все еще держалось несгибаемо, под стать своим создателям, вложившим в свое творение изрядную часть своей храброй натуры.
— Нужно достойно с ними проститься… Со всеми ими… — Артемир обвел головой все поле боя, усеянное телами равенцев вперемешку с солдатами Надзора.
— Ты имеешь ввиду и саргов тоже?.. — Датокил с легким удивлением приподнял брови.
— Вот еще!.. Этих сбросим в шахту… Пусть кормят червей. — угли пожарища злобы Артемира все еще тлели, переливаясь огоньком неприязни.
— Что ж, я отдам приказ о разжигании огромного погребального пламени. — Датокил тихо прошептал и отошел воплощать план в жизнь. Не в силах находиться долее в этом изобилии скорби, Артемир отправился следом.
Датокил не соврал, и Артемир наблюдал той ночью самый большой погребальный костер в своей жизни. Ну а потом, стряхнув с плеч пепельную седину горести, народ пустился в празднование победы восстания и свержения власти гунтальского Надзора. Вломившись в богатые на запасы провианта погреба саргов, равенцы предались возлияниям и кушанью, в перерывах между чем шпыняли и всяческими жестокостями издевались над пленными солдатами противника, порядка сотни которых закованы были в цепи. Остальные же побежденные, пережившие битву, уже погибли от ранений и бессердечности победителей.
Артемир же тогда был одним из немногих, кто воздержался от хмели, с радостью наблюдая за тем, как соотечественники его отводят душу, расправляя ее и потирая задеревенелые несвободой места. Стоит отметить смеху ради, что очень часто мирные его наблюдения сменялись прятками и побегом от молодой Алилы, которая так и норовила его покорить, если не словами, так крепкой выпивкой. После мужественных деяний Артемира в битве девушка еще более преданно и самоотверженно полюбила Претендента, чем стала доставлять ему еще более неудобств. Впрочем, комичные «проблемы» эти разрешил Датокил, ловко вырвав Артемира из ласковых, но цепких пальцев Алилы.
— Спасибо тебе, дружище, ты спас меня! — Артемир осторожно обернулся на гневную фигуру девушки с кувшином вина в руках, уменьшающуюся по мере отдаления их от нее.
 
— Чудак, ты радуешься избавлению от того, чему другой любой равенец был бы безмерно счастлив. Женщины рода Алов всегда были хороши собой. Алила же приумножила телесные достоинства своих предков многократно. — Датокил подразнивал Атемира.
— Вот и женись на ней… — недовольно пробубнил Артемир.
— О-о, молодой мой Претендент, женщины всегда отвлекали от дел более величественных, утягивая меня в омут семейного быта. — Датокил усмехнулся. — Да и вообще, особой популярностью у их рода я никогда не пользовался…
— Вот с этого-то и надо было начинать! — рассмеялся Артемир, и Датокил ему вторил.
Время в их непринужденной беседе прошло мимолетно, и Артемир не заметил, как Датокил привел его к бархану, с вершины которого началась для Претендента прошлая битва. О ратном подвиге равенского народа теперь напоминали разве что темные, высохшие пятна крови на песке и земле, да уже заваленная камнями дыра подкопа, из которой разродились бравые богатыри.
— Зачем мы здесь? — Артемир недоуменно оглянулся и осознал, что по эту сторону от бархана собралось очень много равенцев, обособившихся кучками и разговаривающих между собой.
— Потому что пришло время тебе занять свое законное место в этом празднике жизни и смерти — во главе равенского народа. — Датокил говорил абсолютно серьезно, и это слегка напугало Артемира. — Ты более не Претендент, и мы объявим об этом всем!
— Но, может, не сразу так?.. — неуверенно начал мямлить Артемир, но Датокил грубо его прервал:
— Твоя неуверенность всегда должна быть накормлена сполна даже и теперь, после смерти твоих друзей и соотечественников?! Неужто не сыта она?
Уязвленный и опешивший от такой жестокой попреки раздражившегося Датокила, Артемир замолчал. Датокил этим удовлетворился и без дальнейших слов поднялся на ту самую вершину.
Неяркий, и оттого ласковый и нежный свет вечерней Звезды контрастно выделил фигуру Датокила под сумерки на сакраментальной природной насыпи. Артемир стоял подле, пока еще как верный соратник, а не лидер. Хотя, для достижения этого ответственного призвания он сделал достаточно, как покажут дальнейшие события. Все же, за время своей насильственной изоляции от суверенности, многострадальный народ успел упроститься и стал крайне падок на увлечения мимолетные, яркие, острые… А уж благородное имя Артемира лишь стало весомым, но не таким осязаемым, как ратные подвиги, доводом в его пользу. Тем не менее, всему свой черед, а пока Датокил раскинул приподнятые руки в сторону, дабы привлечь к себе более внимания, и громогласно завел речь перед равенским людом по обеим сторонам от бархана.
— Равенец! Внимай ко мне! — голос Датокила стал громким, но не оглушающим, грозным, но не угрожающим, могучим, но не превозмогающим. Артмемир поразился такому потрясающему управлению своим голосом, которое демонстрировал Датокил. Неудивительно, что все пересуды равенцев промеж себя мгновенно оглохли, будто и не было их, ибо все, кто мог слышать, обратили свое внимание во слух.
— Впервые я могу возвысить свой голос над жаркими и сухими просторами гунтальской пустыни. Но не радуйтесь прежде положенного! — Датокил размашисто и быстро потряс руками в останавливающем жесте, переводя взгляд то в сторону одной половины толпы, то в сторону другой. — Иначе залпы саргийских орудий, топот их коней и звон их брони заглушат и мой глас, и биения наших сердец. — Датокил прижал правую руку к груди, несколько раз постучав по ней сжатым кулаком. — Останавливаться на достигнутом нам нельзя! А потому нас ждут дела великих усилий, глубокой крови и изнурительного пути. Согласны ли вы со мной?! — в ответ на его вопрос раздался грохот одобряющих равенских воплей, от которых гунтальское марево в испуге сотряслось, начав извиваться еще быстрее прежнего.
— А посему мы отправимся в Нордикт, в Равению, домой, над землями которой уже давно не развевался прах истинных равенцев(Салатор, который уже привел себя в порядок и стоял под барханом, внимая речи Датокила, скривил рот под наплывом обиды). Изгоним же клятых саргов с наших берегов! — Датокил специально разжигал норовы без того разгоряченных равенцев. Чего таить, у него это получалось безупречно: слушатели Датокила со все более нарастающим беспамятством брызгали слюной в лихорадочных криках и трясли руками и оружием вплоть до вывихов. Намеренный же пафос словесных представлений убеждал простоватый люд во всем, что он искусно обтекал, и чего Датокил добивался.