Алое сердце черной горы (СИ)

— …Значит, сейчас и спустим на воду, загрузим и отправимся. Уже не за горами рассвет. — до Артемира, вышедшего из задумчивости, дошли слова Датокила, негромко беседовавшего с братьями. Брат с гребнем в волосах кивнул. Потом, встретившись глазами с Артемиром, он подошел к нему, протянул руку, которую Артемир тут же пожал, и спокойным, в тон глазам, несколько сдавленным голосом сказал:
— Ты, должно быть, Эмир. Рад знакомству с Претендентом. Мое имя — Кипар. Брат мой единоутробный — Бокупар. — он указал рукой на второго, с хвостом. — Мы — лодочные плотники. У меня есть еще два брата: средний Конупар и младший Вадупар. Они отправляются с нами. — закончив с представлениями, он повернул голову в сторону хибары и негромко позвал. — Конупар! Вадупар! Выходите, заканчивайте с подготовкой.
Будто только и ожидая приглашения, перед всей компанией появились еще двое братьев Паров. И если третий был по виду не сильно младше первых двух, то последний был еще подростком, о чем можно было смело утверждать по его комплекции и высокомерным глазам с нелепым выражением вызова, застрявшим в них. Третий, Конупар, был таков же, что и старшие, разве волосы его свободно ниспадали до плеч. Ну а младшего, Вадупара, было легко отличить и без особых примет — недоросшая копия старших братьев. Все они были одеты в обычные равенские одежды: кожаные штаны, безрукавные нательники и грубо повязанные башмаки.
Остальные представились Артемиру и, наконец, Раздавиду(младший Вадупар во время рукопожатия с Артемиром силился сжать руку как можно крепче, чем порядочно развеселил последнего). Теперь, когда все они стали знакомы друг другу, Артемир ощутил правомерность вопроса, который его уже некоторое время беспокоил, и который он задал старшему, Кипару:
— А где же судно, на котором мы будем путь держать невесть куда?
Бросив на Артемира взгляд, наполненный сначала удивлением, а потом пониманием, Кипар весело кивнул в сторону своей хибарки:
— Да вот же оно, вверх днищем стоит.
Чувствуя себя дураком, не осознающим ничего далее своего носа, Артемир недоверчиво присмотрелся к тому, что считал домом братьев Паров. Если учесть то, что к жилой архитектуре Равении он не имеет никакого отношения, это вполне мог бы быть маленький корабль. Эх, если бы только Артемир смыслил хоть что-нибудь в кораблестроении! Видимо, Раздавид недалеко от него ушел в этом вопросе, поскольку стоял с полуоткрытым ртом и силился представить, как же этот домик поплывет по волнам Вечного Соленого Океана.
— Ну же, Артемир, Раздавид, помогите нам его спустить на воду! — с задором в не слишком приятном голосе призвал оказать ему помощь Бокупар.
Все подошли к одному из бортов судна, который был подперт несколькими поленьями так, что внутрь можно было легко попасть, взялись за край и общими усилиями подняли его, завалив кораблик на бок. Потом, поставив его на смазанное жиром заостренное днище за другой борт, покатили его в сторону воды, скрипя зубами от усилий. По пути Вадупар закинул внутрь четыре пары длинных весел и большой сверток. В конце концов, мокрые от соленого пота и не менее соленой воды, равенцы закрепили на спущенном на воду суденышке киркообразный якорь и погрузили на борт припасы с инструментами, которые могли бы пригодиться, доберись они до суши: кирки, пилы и молоты. Датокил раздал всем неплохие самодельные ножи в деревянных ножнах, наточенные Хрграром до такой остроты, что Раздавид, беря пробу, чуть не отрезал себе палец. Сверток, который закинул Вадупар, оказался парусом, который Кипар и Бокупар закрепили на толстой, но невысокой мачте, выкопанной ими из-под тонкого слоя песка и переправленной на корабль. На этапе строительства в середине судна плотники обустроили толстый деревянный цилиндр с полой сердцевиной, внутрь которой вставили мачту, на грани фола балансируя огромным поленом в вертикальном становлении. После закрепления мачты ее плотно обколотили с цилиндром длинными досками из редчайшей и крепчайшей гунтальской мальвы, дабы сильные морские ветра не сверзли могучую конструкцию.
 
— Долго же мы искали дерево такой высоты и полноты, — с любовью и нежностью в голосе сказал Кипар, ласково поглаживая деревянную поверхность мачты, — на западных берегах другого подобного и во веки не сыщешь!
— Я предвижу, ваши плотницкие таланты нам еще о-ох, как пона-адобятся… — мечтательно протянул Датокил, всматриваясь в небольшой закупоренный сосуд с водой, на поверхности которой одиноко плавала игла из «жадного» железа.
— Уже скоро рассвет одарит нас своей лаской, потому не будем медлить. Можем ли мы отправляться? — с беспокойством поинтересовался Артемир.
— В добрый путь! — вместо согласия выдал Кипар, одним движением руки развернув парус, который тут же благодарно наполнился ветром.
  
Глава VI
 
В Кастелате уже вовсю раскисало прохладное, влажное утро с раскиданными тут и там лоскутами гадкого тумана, источающего дурное настроение. Альзорий пропитался этим утром насквозь, проведя остатки вчерашнего дня и всю ночь у кровати отца, пребывающего в беспамятстве. Страх того, что отец не вернется из мира болезненных грез, усугублялся пасмурной серостью.
— Катитесь ко всем проклятым! — вдруг тишину королевской опочивальни нарушил грубый, но слабый выкрик Аврорума.
— Отец, ты вернулся к нам! — выдохнул из себя смесь радости и облегчения Альзорий, искренне улыбнувшись проснувшемуся отцу.
— А, это ты, сынок… — сориентировался Аврорум, бросив взгляд воспаленных глаз на принца. — Сколько… сколько я спал?
— Почти целый день, отец. — вздохнул Альзорий. — Но важно не то, сколько ты спал, а то, что ты проснулся.
Аврорум усмехнулся, переведя взгляд на потолок над собой.
— Отец… — виновато замялся Альзорий. — Сегодня вечером должно состояться чрезвычайное заседание Военного Совета…
Таким резким переходом к делам государственным Альзорий надеялся отстранить от памяти отца причину, по которой тот оказался на ложе между жизнью и смертью. Да и сам он не прочь был сбежать от тягостных воспоминаний об "Оловянной Принцессе"…
Лицо Аврорума, было начав обретать отстраненное выражение, преобразилось. На радость Альзория, король даже приподнялся на локтях, оторвав голову от подушек.
— Ты займешь мое место, сын.
Альзорий на мгновение смутился, испугавшись навала на него такой ответственности. Природная смелость помогла быстро вернуть утраченные было вожжи в руки:
— Если ты доверяешь мне настолько, отец, я тебя не подведу.
* * *
Когда Альзорий к назначенному часу зашел в Круглостольную Залу, там уже сидели высшие военные чины. За большим круглым столом из загрубевшей древесины алели белизной саргийской формы генералы-легаты своих групп легионов. Выбиваясь из однородного антуража военщины, в красивом резном кресле восседал военный консул в черной мантии. На шее у него красовалась массивная золотая цепь, на которой висел медальон с саргийским орлом, зажавшим в своих когтях меч и стрелы — старинный герб военной машины Саргии. Приветствуя принца, консул и легаты встали со своих мест, заскрипев креслами, а особо «сытые» генералы еще и гадко крякнули. Рукой указав присутствующим сесть, Альзорий занял место отца в самом большом кресле.
— Приветствую вас, генералы-легаты. Советник. — Альзорий кивнул в знак приветствия. — Сегодня нам предстоит обсудить некоторые вопросы. — достоверно изображая максимально формальный и сухой тон, Альзорий с непривычки чувствовал себя неуютно, словно пришел туда совершенно голым. — Мой отец поручил мне заместить его, пока он поправляется после болезни.
«Хех, в такой обстановке только войну и обсуждать. То, что нужно». - подумал Альзорий, с довольной улыбочкой оценив мрачную атмосферу Круглостольной Залы с одним-единственным окном, скудно освещенную светом факелов, стены которой повсеместно завешены алыми саргийскими флагами.
— Обстановка не самая приятная… — начал без особого приглашения генерал-легат группы легионов (V) — защитников самых южных рубежей Лиги. — Серпийский Альянс, наш верный союзник(«Такой ли уж верный?», — помыслил Альзорий, но озвучивать не стал), постоянно жалуется на участившиеся случаи беспредельничаний со стороны равенцев. Этих шелудивцев давно пора как следует проучить. Страдает наш авторитет, как протекторов Лиги! — закончил генерал на пассионарной ноте, брызжа слюной. Его толстое лицо, перекошенное и красное от злости, походило на большой дефектный томат.