Лояльный мужчина (ЛП)
Митча больше никак не проявлял своего присутствия. Его внедорожник не стоял на стоянке, хотя в течение следующих трех вечеров, когда я возвращалась домой, каждый раз позже обычного, его внедорожник всегда был на стоянке.
Наступило воскресенье — мой выходной. Так как я сделала все что возможно на этой неделе после работы, я могла спрятаться в своей квартире, затеяв уборку, полностью возиться у себя в квартире, избегая даже возможности столкнуться с Митчем. Я также не отвечала на звонки телефона в тот день и много раз в течение недели, когда Брент, Брэндон и Латанья (которой скорее всего ББ рассказывали о Митче и пицце) звонили, оставляя сообщения и писали смс-ки, короче они все интересовались Митчем.
Мне определенно нужно было что-то предпринять.
При этой мысли зазвонил определенным рингтоном телефон, и я хотела уже проигнорировать и этот звонок. Но скорее всего это была Линетт, а мне хотелось поговорить с Линетт. Я знала ее с седьмого класса. Она поймет все насчет Митча. Она не согласится с моим решением, но все равно с интересом выслушает. Я раздумывала, мне хотелось поговорить с ней. Мы перезванивались раз в неделю, мы не могли не звонить.
Когда я добралась до своего телефона, то увидела знакомый номер телефона на своем домашнем телефоне — «Остановись и иди — Зуни».
Я почувствовала, как брови сошлись вместе, сердце забилось быстрее. Я подняла трубку, нажала на кнопку и приложила к уху, надеясь, что ББ или Латанья не решили мне позвонить по домашнему номеру, чтобы выяснить как прошла пицца с Митчем. Поднимая трубку к уху, я больше всего надеялась, что именно этот звонок не связан с Билли и Билле.
— Привет, — поздоровалась я.
— Вы Мара? — спросил грубый мужской голос.
— Гм... да, — ответила я.
— Ты знаешь ребят по имени Билли и Билле?
Я почувствовала, как меня охватывает паника.
Как я и боялась, звонок был связан с Билли и Билле — детях моего глупого, убогого, мелкого преступника кузена Билла.
Билл перебрался за мной в Денвер, что было мне совершенно не на руку. Когда мы были детьми, я любила его. Он был веселым и забавным, и мы отлично ладили, проводя вместе время. Когда он стал старше, любить его стало не так уж легко. Главным образом потому, что он развлекался, втягивая меня в свои развлечения и неприятности, и это было уже не так весело и забавно. Но он от меня не отлип. Мне уже не нравилось тусоваться с ним. Я перебралась из Айовы, сбежав от моей сумасшедшей матери (а сестра моей матери была такая же сумасшедшая ее сестра — мать Билла), но я сбежала также из Айовы от самого Билла и его выходок. К несчастью, Билл последовал за мной.
К сожалению, затем у Билла появилось двое детей от двух разных женщин. Обе женщины благоразумно смылись. Они спокойно оставили своих детей на него. Именно с такими женщинами Билл и мог связаться.
Итак, у Билла был Билли, его сын, которому было девять лет. А также Биллерина, шестилетняя дочь. Да, он назвал свою дочь Биллериной. А почему нет, он же был глупым, убогим, мелким преступником, моим кузеном.
Да, Билл был глупым, убогим, мелким преступником, шутником, совершенно не понимая, что он жестоко обращался со своими детьми. Билл называл ее Билле, предполагая, что это смешно, но он же был глупым, убогим и уже совсем несмешным.
Я любила его детей и проводила с ними столько времени, сколько могла. Из-за них я дважды на этой неделе поздно возвращалась домой, потому что проведывала их.
К несчастью, они были дома вместе с Биллом. И хотя я любила их, но не могла мириться с их отцом. Они понимали, что я была единственным солидным взрослым в их жизни, и моя любовь распространялась на них безоговорочно, без всякого дерьма и неприятностей, поэтому в ответ они тоже любили меня.
Кроме того, поскольку Билл был глупым идиотом, то есть идиотом всех идиотов, иногда от него шло такое дерьмо, что мне всякий раз звонили. Я не хотела, чтобы дерьмо Билла попало в вентилятор и отразилось на его детях. К сожалению, в последнее время дерьмо Билла происходило все чаще, и мое обычное беспокойство переросло в настоящую панику.
— Да, — ответил я хриплым голосом.
— Вы их мать? — спросил он.
— Нет... я друг семьи, — ответила я. — С ними все в порядке?
— Мальчик сказал, что вы его опекун. Вы опекун? — спросил грубый голос.
— Гм... да, — соврала я. — Э-э... Мы, э-э... расстались…
— Ладно, поверю на слово. Вы должны приехать и забрать их. Они ничего не еле и хотят есть. Адрес — «Остановись и иди — Зуни».
Затем он повесил трубку, я положила трубку и начала действовать.
Билли и Билле часто убегали из дома. И когда Билли убегал, то всегда брал с собой сестру.
Билли, хотя ему было всего девять лет, каким-то образом ухитрился заполучить ген ума в предложенной ему генетической выгребной яме. В девять лет он понял, что жизнь, особенно семья, в которой он родился, таила угрозу. Может он унаследовал этот ген от меня, потому что я тоже довольно рано поняла свою дерьмовую жизнь (примерно в четыре года) и чувствовала то же самое, что и этот парень. Билли также умудрился поиметь верный и добрый ген — он заботится о своей сестре.
Билле же в основном удалось заполучить очаровательные гены маленьких девочек. Которые, по-видимому, были настолько сильными, что покрывали ее, как тефлон, так что дерьмовая жизнь просто отскакивала от нее, она видела все кругом в «розовом цвете». Она считала меня замечательной и удивительной. Она также считала своего отца замечательным отцом. Но самое главное, своего брата она считала самым замечательным братом.
Если посмотреть на трех Билли, то двое из трех были достаточно хороши.
Я задула свечи, выключила музыку, схватила сумочку и выскочила за дверь. Я мчалась, как дьявол, согнувшись вперед, опустив голову, полностью поглощенная этой проблемой.
В четвертый раз за полгода Билли пытался сбежать от своего отца, прихватив с собой Билле. Другими словами, побеги Билли стали происходить намного чаще. Что-то было не так в доме ее кузена Билла, и было больше, чем обычно не так с Билли и Билле. Мне стало ясно, что придется пробираться вброд — выискивая ответы на все мои вопросы. Я не хотела спрашивать у Билла, идя с ним в брод. Это означало бы, что все дерьмо, которое имел в себе Билл, могло опять прилипнуть и ко мне. Но я не могла бросить на произвол судьбы Билли и Билле, судя по всему все было очень плохо, не как всегда. Хотя «как всегда» было и так уже не очень хорошо, если не сказать, плохо.
— Ого, Мара, Господи! — Услышала я, врезавшись в грудь детектива Митча Лоусона на верхней площадке лестницы.
Он даже отступил на две ступеньки, когда я врезалась в него, выбросив вперед руку и ухватившись за перила, чтобы удержаться на ногах. Я с такой скоростью неслась, что не смогла вовремя притормозить, столкнувшись с ним. Пытаясь прийти в себя, я машинально подняла руки и ухватилась за его рубашку на груди. Он крепко обхватил меня за талию, притормозив и оставшись в вертикальном положении, не скатившись по ступенькам, переломав все кости или раскроив череп, если бы мы упали с ним вдвоем на цементный пол.
Я подняла на него глаза, как только он притормозил мой бег.
Через неделю он казался таким же великолепным. И так близко он казался мне еще более великолепным, чем тогда.
— Прости, — прошептала я.
— С тобой все в порядке? — поинтересовался он.
— Да, извини, — повторила я, пытаясь отойти на шаг назад.
Рука на моей талии напряглась, причем сильно напряглась. Так сильно, что даже несмотря на то, что мой торс упирался в его грудь до живота, его напряженная рука прижала мой торс к себе от груди до бедер.
— К чему такая спешка? — спросил он.
— Я... — я замолчала, не желая никому рассказывать о своих проблемах. На самом деле, я правда не хотела делиться о своем кузене — деревенщине, убогом, мелком преступнике. И, конечно, я не хотела ни с кем делиться по поводу того, что Билл определенно был не великим отцом года, чьих детей я снова должна была спасать. — Мне нужно кое-куда, — решила я вымолвить.