Наследие (СИ)
Один из молодых и ретивых священников не выдержал. С криком «Ты оскорбляешь Сына Бога» он вскочил с места и метнулся к Патриарху. Огромный Данк схватил его, поднимая в воздух: хрустнули сломанные ребра и позвоночник. Молодой безумец безвольной куклой опустился у ног Патриарха. Случившееся несколько образумило горячие головы, Никон больше не слышал прямых оскорблений.
Говорил он не меньше часа, иногда делая минутные передышки.
Закончив свою речь, обвел глазами зал: ему удалось переубедить часть собравшихся. А, может, на это повлияла смерть молодого священника, не совладавшего с эмоциями. Теперь только голосование могло решить участь и Макса Са, и самого Патриарха. Отпив воду из кубка, Никон решительно проговорил в зал:
— Нам осталось голосовать, братья — Закон вы знаете. Если большинство проголосует за мое предложение, остальные примут наше Решение. Если проголосует меньшинство, я оставляю свой пост, сразу будем выбирать нового Патриарха. Всё, что я вам сказал — Истинная Правда, клянусь Господом Богом нашим Иисусом.
Один за другим поднимались руки: некоторые в зале голосовали сразу, остальные поднимали, увидев реакцию соседа. Молодой священник из его резиденции вел подсчет. Закончив, викарий громко объявил:
— За предложение Патриарха объявить Макса Са еретиком, вероотступником и предать анафеме проголосовало сорок семь человек.
Никону удалось скрыть улыбку — количество Членов Большого Совета всегда оставалось неизменным: шестьдесят шесть. Голосовать против не имело смысла, здесь не было важно, сколько против, если большинство голосовало за предложение Патриарха.
— Властью, данной мне от Бога, пользуясь поддержкой большинства Общего Совета, я объявляю… — голос Никона сорвался, он закашлялся. Данк услужливо протянул ему кубок, придерживая голову Патриарха.
Отдышавшись, Никон продолжил:
— Макса Са не считать более Сыном Бога, объявить его вероотступником и еретиком. Макс Са предан анафеме. Все, кто его поддерживает, даёт ему кров и пищу, объявляются вероотступниками, подлежащие убийству любыми доступными методами. Объявить за живого Макса Са, доставленного на Церковный Суд, награду в тысячу рублей, за голову мертвого вероотступника — пять сотен рублей. Награда будет выдана незамедлительно. Поймавшему или убившему еретика будет предоставлена охрана, если он посчитает ее нужной.
Никон замолчал — зал хранил полное молчание. Сегодня ему удалось выиграть бой, но Патриарх осознавал, что время его на исходе. Он отчетливо понимал, что любой проигрыш в сражении с еретиком грозит обрушить всю его власть. Следовало незамедлительно отменить военный поход против Берлина, забыв о договоренностях с Дитрихом. Только укрепив собственную оборону, «христоверы» могли рассчитывать на сохранение власти. Этот Макс Са оказался слишком умен и силен. Никон в который раз пожалел, что не приказал удавить его прямо в своей резиденции.
Следовало отпустить Членов Большого Совета — он вызвал к себе Синода и Тихона, предупредив их взять с собой воинов на случай проигрыша в сегодняшнем заседании.
— Братья мои, — обратился он к молчащему залу, — все мы связаны Клятвой Верности к нашему Господу. Вы проголосовали, и Решение принято! Доведите нашу общую волю до своей паствы, — доведите ее так, чтобы ваши овцы не смели роптать. Но если найдется промеж них паршивая — устраните ее, пока она не заразила остальных. От имени Бога нашего Иисуса благодарю вас за Веру и Терпение.
Никон не стал дожидаться, пока все покинут Зал Иисуса — у него был свой выход. Данк вел его по коридору. Одержанная победа на Большом Совете его измотала. Великан, почувствовав это, бережно взял его на руки, как младенца. Патриарх уснул бы на сильных руках Данка, но его впереди ждал ещё один раунд борьбы — предстояло убедить сына и внучатого племянника, что атаковать Берлин они не будут.
Синод и Тихон Четвертый вскочили при их появлении. Данк бережно усадил Патриарха на огромную кровать. По лицам сына и племянника Никон понял, что до его прихода был спор и разговор на повышенных тонах."Идиоты, находят время для ссоры, когда над нами такая опасность", — с горечью подумал Патриарх, пока Данк взбивал ему подушку. Аккуратно прислонившись к подушке, Никон вкратце поведал Синоду и Тихону Решение, принятое Общим Советом. Лица обоих отразили недоумение, свое непонимание первым озвучил Синод:
— Отец, вся наша Вера и Власть основывалась на том, что Макс Са — Сын Иисуса. Как теперь нам управлять людьми, если мы их лишаем Веры?
— Не Веры, мы их лишаем поклонения Идолу, — устало возразил Никон, — но это не ваша забота, об этом позаботятся священники Всё равно половина наших людей не верила, что Макс Са — Сын Иисуса, величая его Великим Духом. Ваша задача — выявлять непокорных, казнить из без малейшей жалости, не давая распространиться заразе. Пусть воины патрулируют все улицы, выявляют всех его сторонников.
— Ваше Святейшество, — уважительно обратился к нему Тихон, — у нас нет воинов, чтобы этим заниматься. Сейчас идет погрузка армии на корабли для атаки Берлина, а часть наших сил уже перешла Рону, чтобы атакой с суши отвлечь внимание берлинцев от порта. Послезавтра уже первое июня, ведь именно о таком плане договорились с Дитрихом Гранит и Иканий, мир его праху.
— Нападение отменяется, отряды Макс Са уже на наших землях. Усильте оборону городов и поселений, пусть немец сам бьется с еретиком. Если он захватит ещё один наш город, как захватил Будилиху, от нас отвернутся все.
— Отец, мы готовы его сокрушить! — вскричал Синод, вскакивая с места.
— Я всё сказал! — в голосе Патриарха прозвенел металл, — если мне придется повторить это ещё раз, я скажу это над вашими трупами. А теперь выполняйте указание. Данк вас проводит, чтобы вы не заблудились.
Слабая улыбка тронула губы Никона при виде, как изменившиеся в лице сын и племянник покидают комнату, косясь на Данка: сегодня он одержал две победы. Ему осталось одержать третью — над собственным телом, слабевшим с каждым днем.
«Господи, — взмолился старец, — дай мне несколько месяцев жизни, чтобы я мог уничтожить этого Макса Са, да будет он Тобой проклят!».
* * *Проводив Илса, Ганс вернулся к себе, слушая, как затихает цокот копыт по мостовой. Внезапно поймал себя на мысли, что хотел бы оказаться на месте Илса и спешить к Макс Са. Раньше, когда не был знаком с императором Русов, каждое слово Дитриха казалось ему непогрешимым, а сам король — воплощением мужества и чести. Всё познается в сравнении — в этом теперь Ганс не сомневался. Король Дитрих в сравнении с императором Макс Са проигрывал во всем.
Уже засыпая, Ганс улыбнулся, вспомнив, как во время очного разговора Макс Са заставил Дитриха нервничать.
Проснулся от лошадиного ржанья: голос своего жеребца Ганс узнал бы из сотен других. Выскочив на улицу, Мольтке увидел, как его гнедой беспокойно топчется на месте.
«Что случилось с Илсом?» — промелькнула мысль, ведь он на своем коне отправил его, чтобы предупредить Макс Са о планах Дитриха. Отсыпав жеребцу немного овса, Ганс задумался: Илс либо схвачен, либо убит. В первом случае Дитрих прикажет его пытать, и он непременно выдаст его самого. Если же Илс убит — Ганс вне подозрений, но Макс Са не получит информацию о готовящемся нападении с двух сторон.
Торопливо согрев завтрак, Мольтке методично жевал, пытаясь сконцентрироваться. Надо было что-то делать, пока обезумевший Дитрих не вторгся снова в земли Русов. Ганс не мог простить ему двух авантюрных штурмов Мехика: Дитрих бросал своих воинов на верную смерть, несмотря на все его предостережения. В его памяти всплыли слова, сказанные ему Максом при прощании через очаровательную Нату. При мысли о Нате Ганс почувствовал, как гулко бьется сердце. Усилием воли подавил в себе желание любоваться образом красавицы, вспоминая сказанное императором Русов: «Управляй Дойчами как нормальный человек, наши народы могли бы дружить, помогать друг другу, торговать, делиться знаниями. Но Дитрих одурманен идеей всех покорить. Он закончит свою жизнь на виселице, как обычный вор или убийца». Ганс, увидевший, как сильно изменился друг его детства, был согласен со словами Макса Са.