Древний Магикон (СИ)

Почти одновременно с этим, Валентина стукнула тростью, и вдруг, вокруг неё поднялся ветер, который порывом поднял столб пыли. Через несколько секунд ветер исчез и пыль опала на землю, за ней уже никого не было.
Диана же ещё долго со стеклянным взглядом стояла на том месте. Она всё держала руку у лица, ощупывая его. То места вокруг глаз, лоб, где появляются мимические морщины, то носогубные складки. Потом она подняла к лицу вторую руку и начала сначала медленно и нежно водить по нему, гладить, затем всё сильнее и резче тереть и разглаживать его. В тусклом свете луны глаза её вдруг заблестели от выступивших слез. Она моргнула, и кажется, пришла в себя:
— Что это? Слезы? Я уже не плакала несколько веков. Нет, — нервно улыбнулась она, — Я не смогу заплакать. Я не помню. Я уже не умею.
Наконец, она открыла портал и исчезла.
***
Тьма, непроглядная и глухая, давящая тьма окутала Сашу. Он не видел ничего, даже собственных рук, вплотную поднесенных к глазам. Парень чувствовал и осознавал, что он поднимает руки, что машет ими перед глазами, вот, ещё чуть-чуть и зацепит себя по носу. Но ничего не видно. «Может быть, я ослеп?» — подумал он. Но нет, Саша пригляделся. Тьма клубилась и плыла, словно плотный-плотный туман. Только непроглядно черный. Тишина давила.
— Что происходит? Где я?!
Жадная тишина тьмы поглощала любые звуки. Саша не услышал своего крика.
Боялся ли он? Нет, уже нет. Сначала был страх, потом паника, злость, затем наступило отчаяние и вот теперь оно сменилось смирением. Но разве можно смериться с тьмой? Когда потерял счет времени — да! Когда кажется, что годы несутся словно минуты, а потом задумываешься, начинаешь считать и оказывается, что это минута тянется словно год — да, да и ещё раз да! Ничего не остается, как смириться. И начать сходить с ума, или думать, что сходишь с ума. Да что там, не всё ли это равно?
Вдруг в непроглядную тьму врезался яркий луч ослепительного света. Маленький, казалось тьма тут же его жадно проглотит, как глотает любой звук, но нет! Тьма покорно расступилась, освобождая место яркому свету, который всё расширялся и расширялся. Наконец, он достиг парня и разогнал тьму вокруг него. Яркий свет нестерпимо ударил в глаза. Они отозвались острой болью и слезами. Саша закрыл глаза ладонями. Теперь свет не позволял ничего видеть. Он и не думал, что такой чистый и яркий свет тоже не дает видеть. Но Саша был рад боли. Он наконец что-то почувствовал за долгие годы. Или дни. Может быть минуты. Главное, он ещё мог чувствовать.
Следующим чувством пришло облегчение. Саша понял, что свет стал мягким, приятным, он больше не впивается в глаза даже через ладони, больше не жжет. И еще парень почувствовал опору под ногами. Он убрал ладони и оглянулся. Саша теперь стоял на той самой опушке, где помнил себя в последний раз. Только уже днем, светило яркое солнце.
Он вспомнил — они с друзьями пришли охотиться на волколака. «Мы проиграли. Он не реагировал на магию!» — подумал парень и оглянулся. В глазах мелькали кадрами последние воспоминания — всполохи огня, создаваемые Аней, зверь их опасался, но не испугался; вот Кира бьет его разрядами молний, но бес толку; Артём с мечём. Сам Саша пытается достать его холодным оружием, этому чудовищному волколаку всё равно. Саша посмотрел на то место, где был повержен зверем, а зверь повергнут им. Но он не помнил, что смог убить зверя, не мог помнить. Он помнил только ужас сознания, что на него мчится смерть. Большая смерть, мохнатая, с горящими ярко-желтыми глазами и зловонным дыханием. Потом словно кто-то шепчет ему «меч», Саша вспоминает тот самый меч, он смотрит на него и делает какое-то непроизвольное движение рукой, «так надо» — подумал тогда он. Потом пришла тьма.
— Я… — Саша зашептал, но слова не хотели срываться с губ, парень задрожал, — я умер?
Он ещё раз оглянулся и сказал потом уже громко и четко:
— Я умер!
— Нет. Ты не преуспел, хотя очень стремился, — вдруг услышал он голос за спиной и резко обернулся.
Метрах в пяти стоял старик в сером мешковатом балахоне до пят. Его пышная бородка была чистой и полностью седой, голову шапкой пышно покрывали белые, как пепел волосы, с небольшой залысиной на лбу. Саша узнал седобородого старика, он видел его уже в школе, в тот день, когда открыл в себе силу, а позже, в тот же день, видел старца в гостях у своей бабушки.
 
— Здравствуйте, — машинально поздоровался парень. Он всегда был вежлив со старшими, так уж воспитан.
— Тебе повезло, Вилхелмина поддержала твой дух в последний момент. Отвела коготь бесовский от сердца.
— Почему тогда я здесь? Где все? Где я был? Чем всё …
Саша замолк под пристальным взглядом старика. Взгляд его бледно-серых глаз был столь пронзительным и всеобъемлющим, что парню любые вопросы показались совершенно лишними. Показалось, что седовласый мудрец сам их видит, так как смотрит прямо в душу, и даже глубже.
Старик немного покачал головой.
— Много вопросов. А всё не те. Но вот, что тебе нужно знать, юноша, — старик по-прежнему стоял на почтительном расстоянии, но Саше показалось, что он приблизился, даже показалось, что он тронул его за плечо, — Мертва старая Верена. И печать её рухнула. Завеса ослабла и пошатнулась. Человеческие пороки будут положены на алтарь Падшим, и они примут подношение. Падшие откликнутся, они явятся! Будет бой. Куда страшнее того, что ты с трудом пережил.
Саше было очень сложно разобраться в витиеватых выражениях старца, он старался поймать каждое слово, но не мог собрать единую смысловую картину из этого пазла.
— Кто такие Падшие? — спросил парень, воспользовавшись небольшой паузой старика, — Что за мертвая Верена?
Но тот вздохнул и продолжил о своем:
— Ты поймешь всё, когда придет час, но до тех пор помни, трудно тебе придется, но то необходимо. Разрушить или сохранить, отобрать или вернуть, спасти или убить, какой бы выбор не стал перед тобой помни, всё тлен! Восстановить печать, хранить завесу, вот, что от чего тебе нельзя уйти. Всё остальное в твоей власти. Всё возвратиться вспять. К началу. Такова вечность. Таков Его замысел — старец показал пальцем высоко в небо.
Саша запрокинул голову, но кроме яркого солнечного света ничего не увидел, он зажмурился и снова посмотрел на старика. Но того уже не было на месте. Лишь громким эхом прозвучал его голос:
— А сейчас ступай. Пора. У Вилхелмины не много времени, чтобы помочь тебе. Передай, у них у всех почти нет времени.
— Но кто это? Где мне искать её?
Ответа не было. Саша крикнул что было мочи:
— Кто такая эта Вилхелмина?!
В ответ свет начал быстро тускнеть. Снова возвращалась тьма. Стремительно. Саша зло зажмурил глаза. «Нет, только не снова!» — подумал он и вдруг где-то вдалеке услышал хрипловатый женский голос:
— Он приходит в себя. Он звал кого-то.
— Скорее зовите — вторил другой женский голос, высокий. Кого звать Саша так и не расслышал.
Парень решился открыть глаза. Тьмы не было. Потолок был залит солнечным светом. Потом над ним возникло лицо молодой девушки, лет двадцати. Приятное кругловатое лицо источало тепло и заботу. Щеки её горели румянцем, круглый нос формой картошки был усыпан веснушками, да и «картошка» та была вполне аккуратной. Полные губки расплылись в улыбке, приоткрыв ряд белоснежных ровных зубок, зеленые глаза тоже улыбались.
— Очнулся! — воскликнула мягким голосом девушка, — Как иначе? Не могла же я зря с тобой трое суток подряд возиться!
Саша попытался встать, но девушка его решительно остановила.
— Лежи, лежи. Рано.
 
«А она сильная, — подумал он, — или я такой слабый».
Девушка и впрямь была сильной. Она была среднего роста и пышной формы. Не толста, и тем более не жирна, но в меру упитанной. Некогда в русской деревне таких называли настоящими красавицами, говорили, что у них кровь с молоком!
Саша услышал скрип старой двери, и тяжелой, судя по тому, как медленно и с каким трудом её открывали. За скрипом послышался вскрик, в котором смешалась огромная радость с невероятной жалостью.