Притворись, прошу! (СИ)

— Может, вина?.. — неумело вставил я меж ее невыносимо пронзительных всхлипов.
— Д-да…
— Нет, — твердо отверг предложение Отис. — Сегодня никто не будет пить. Если желаешь, мы составим тебе в этот вечер компанию: посмотрим старую французскую комедию, ты съешь что-нибудь сладкое — тебе всегда помогало…
— Д-да, — уже расслабленнее кивнула Сара и утерла запястьем мокрый нос.
— Рина у себя?
— Сегодня и завтра ночует у мамы… — Сара встала с дивана, прикрываясь ладонью, и произнесла по пути в ближайшую ванную: — Есть фрукты и шоколад — вам принести на обратном пути?
========== Глава 31 ==========
Вот уже около часа гостиная была погружена в полумрак. На черно-белом экране, единственном источнике света, Луи де Фюнес неловко размахивал руками, выдавал одну выразительную эмоцию за другой, как и актер озвучания, и мы с Отисом, незаметно поглядывающие время от времени на Сару, были свидетелями того, как магия кино возвращает жизнь в измученное переживаниями тело. Сидя между нами по-турецки, на укрытых пледом ногах Сара держала вазочку с фруктами, политыми расплавленным шоколадом. Она отрывалась от телеэкрана лишь для того, чтобы не заляпать случайно плед, чайной ложкой надрезала банан или клубнику и, всякий раз шмыгая носом, отправляла лекарство на язык. Ее глаза были красными, но живыми. Волосы — спутанными, но лоснящимися, необычайно мягкими на вид. Пальцы — пока еще слабые, однако ложку с десертом держали необычайно уверенно! Мы с Отисом отказались от сладкого, и если он за годы брака, видимо, научился сопротивляться Саре, я подобным иммунитетом не обладал, так что она, игнорируя мое невнятное ворчание, пару раз сунула мне в рот бананово-клубнично-шоколадное нечто: до невозможного сладкую массу неудержимо захотелось запить крепким кофе, а потом еще и почистить им зубы да прополоскать рот.
Наши с Отисом пиджаки покоились на подлокотниках кресла (мы ведь рванули сюда прямо с работы); Отису пришлось снять еще и рубашку, заплаканную Сарой, и перед началом совместного просмотра хозяйка дома закинула ее в стиральную машину. Видеть Отиса в брюках и майке было крайне необычно, но не одна только новизна приковывала к нему мой взгляд. Телевизионные блики подчеркивали рельеф мышц груди и плеч, линии шеи и головы, чуть наклоненной вбок. У выреза майки я видел волосы — и зря Отис боялся! — это нисколько не отталкивало меня, наоборот, хотелось опустить ладонь на его кожу, устранить мешающую белоснежную ткань… Отис предельно мужественен, но этот факт не является для меня помехой. Как там однажды сказал он: «…мужчину за мужскую суть и ценят…»? Для проверки, понятное дело, я попробовал представить «объективно» красивого мужчину — кого-то из тех, по кому течет все общество в целом, непрерывно заглядывая знаменитости в рот, и испытал прилив неловкости, отвращения. Хвала Небесам, мужчины — все-таки не мое… Тогда в чем разница? Уставившись на экран остекленевшими глазами, я усиленно подумал об Отисе, и первым, что всплыло в памяти, была его улыбка, лучистый взор, направленный на меня. Тихий низкий смех. Похлопывание по плечу. Строгость лица, когда он по будням примеряет роль начальства, — и добросердечная снисходительность в зрачках…
Я — влюбленный идиот. Вот какая разница…
Тело начало затекать: я и в офисе насиделся сполна. Чтобы немного размяться, я сдвинулся к краю подушки, откинулся на спинку дивана, положив на нее руку. Отис сидел точно так же (я сразу и не заметил, что отзеркалил его позу, впустив желанного человека в свои мысли). За затылком погруженной в комедию Сары, периодически даже посмеивающейся как ни в чем не бывало, до моей кисти дотронулся жар, заключенный в кончиках пальцев Отиса. Я не подал виду, он тоже. Медленно мои пальцы погладили его в ответ, и в условный ход Отиса тепло поднялось к моим костяшкам. Наши ладони были направлены друг к другу — его накрывала мою — обоюдно тянулись к запястьям. В венах ускорился пульс. Отис облизал нижнюю губу, закусив; смотрел кино, но не видел ничего перед собою! — как и я… Через крепкий мосток из рук наши тела перестукивались сердцебиением поверх спинки дивана. Изредка Сара немного откидывалась назад, смеясь уже чище и искреннее, — ее пряди щекотали кожу, однако ничто не ощущалось так же ярко, как прикосновения Отиса… В какой-то момент я опустил веки и отдался ощущениям: да, они возбуждали, но в первую очередь даровали умиротворение, этакий семейный уют, который я успел позабыть со смерти мамы, давным-давно…
 
Сара отзывалась смехом на происходящее в черно-белом мире все реже. Комедия менее забавной не стала, и мы с Отисом заметили б это, если бы пребывали в реальности, а не в уединенных фантазиях. Ложка уже минут десять не кромсала остатки банана, металл быстро похолодел, лишившись тепла женской руки. Глубоко вздохнув, Сара съехала по спинке вбок и упала бы Отису на колени, но он вовремя придержал супругу за плечо. Наши пальцы отстранились от венистой кожи предплечий. Я выключил фильм стертой кнопкой на пульте, поднялся с дивана. Отис тем временем без малейшего звука переставил вазочку с пледа на тумбочку, бережно уложил Сару на освободившееся место, укрыл спящую, подоткнул плед, словно Рине одеяло.
Кое-как мы выбрались из сумерков гостиной. В прихожей был включен тусклый желтоватый светильник: его рассеянные лучи падали на ступени лестницы, ведущей на второй этаж, — и на наши куртки у двери… И плевать, что пиджаки остались приглядывать за Сарой в гостиной! Мы с Отисом были на распутье, причем вариантов жизнь предложила нам тройку.
Покинуть дом вместе, по дороге обсудить богатый впечатлениями вечер.
Уйти восвояси мне, а Отису остаться, не бросать Сару одну. Мне-то точно без него в этом доме делать нечего!..
Либо же…
С тоской, которую я — при всем желании не выглядеть жалко — все-таки не сумел запереть в сундук да отправить на дно Марианской впадины, я окинул взглядом верхнюю одежду, слабо сверкнул смертельно больной надеждой в сторону лестницы и остановил внимание на Отисе, уверенно стоящем между первым и вторым. Его не терзала дилемма: не моргая, он смотрел только на меня…
Либо.
Разделявший нас с ним широкий шаг я за мгновение сократил до пустоты. Пуговицы моей сорочки вдавились в торс Отиса через смявшуюся майку. Мы обхватили друг друга резко, громко! — ладони высекли звуки наподобие глухих шлепков по прикрытым тонкой одеждой бокам. Без всяких нежных «подводок», мы целовались с агрессией, присущей десятилетнему скрытому противостоянию наших характеров: кусали губы, сминая, будто бы силились поглотить своим языком такое же чувственное орудие пытки партнера. Запах Отиса вскружил мне голову! Я вдыхал не одеколон, почти полностью выветрившийся за беспокойный рабочий день; я чувствовал тяжелый аромат его тела, горящего в непосредственной близи от моего… Чистое безумие… Одна пятерня Отиса бойко переместилась на мою задницу. Не отрываясь от страстных лобызаний, мы попятились к лестнице с наивной верой в то, что физически сможем по ней подняться в таком положении. Первая же ступенька вернула нас с небес на землю: идущий вперед спиной Отис запнулся, словно в чужом, неизвестном ему по памяти доме, и медленно, без травм, но все же в сопровождении некоторой доли грохота мы повалились на ступени, уперлись в них локтями, по-прежнему находясь лицом к лицу, нос к носу. Я улыбался, мне было до жути смешно. Отиса же окутал туман желания: он прижался к моей шее, лава оставила на коже скользкий след!..
Из гостиной донеслось шуршание пледа, неразборчивый слабый голос Сары.
Мы замерли так же, как и лежали на лестнице, притаившись, посмотрели друг другу в глаза.
— «Ребенок проснулся»?.. — шепнул развеселившийся Отис.
— Принести ей «бутылочку»?
— Сегодня никто не будет пить, — лишь повторил он.
Мы вслушивались в периодические шорохи на диване, что не мешало нам продолжать подкидывать хворост в костер слишком долго сдерживаемых желаний. Отис первым погладил через брюки мой член: от основания повел рукой вниз, к головке, не остановился и обласкал бедро. В его действиях лидировала чувственность, в моих — очевидна была направленность на результат. Открыв молнию, я сунул руку в ширинку Отиса, дрочил ему, невзирая на белье, темнеющее — влажнеющее у головки.