Птицы (СИ)

Улочка за окном чуть подпрыгнула. И Финч тоже подпрыгнул. 
Колесо «троффа» угодило в ухаб.
— Можно вести эту колымагу аккуратнее, Брэй?! — воскликнула мадам Гриппен. — Я не хочу снова увидеть свой обед.
— Прошу прощения, мадам, — пробурчал мистер Брэй, и Финч уставился в его бритый, покрытый потом затылок.
В большущих очках и перчатках, громила водил штурвалом из стороны в сторону, отвлекаясь порой лишь на то, чтобы дернуть за какой-нибудь рычаг или за цепочку, свисающую из-под крыши экипажа. Время от времени он гудел в клаксон и приглушенно ругался.
Его приятель, мистер Торкин, в скупом свете закопченной лампы что-то записывал и отмечал на листах, закрепленных на планшетке. Финч даже удивился: он-то полагал, что этот громила не умеет ни читать, ни писать. Некоторые люди полны сюрпризов…
Финч заметил, что часть строк в списке приютского громилы вычеркнуты. Кажется, прямо сейчас вычеркивали и его. По крайней мере, мальчик чувствовал себя вычеркнутым. Прежняя жизнь закончилась — больше не будет дома № 17, не будет школы Фьорити, не будет дедушки, не будет… Арабеллы. Даже книг — и тех не будет.
— Кто там у нас следующий, Торкин? — спросила мадам Гриппен.
Всю поездку она почти не шевелилась, словно выжидая и подманивая жертву, как мухоловка в горшке, своим запахом. Финча уже просто тошнило от ее духов (он надеялся, что это всего лишь духи) с ароматом плотоядного растения.
Торкин сверился с записями.
— Марго Уоллен, — прочитал он вслух. — Семь лет. Кружевной переулок, девять. Шелли. В приют сообщили неравнодушные соседи.
«Проклятые неравнодушные соседи, — гневно подумал Финч. — Вечно лезут со своим неравнодушием! Это все из-за них! Бедная Марго Уоллен. Бедный я!»
— Полагаю, с ней не будет хлопот, — заметила женщина.
— Уверяю вас, мадам: никаких.
Мадам Гриппен поглядела на Финча.
— Слушай меня внимательно, маленький уродец, — сказала она. — Когда мы приедем по означенному адресу, ты пойдешь вместе с нами. И будешь широко и радостно улыбаться. Ты будешь выглядеть так, будто все твои мечты совсем недавно осуществились, и ты несказанно счастлив по этому поводу. Ты понял меня?
— Я не буду, — бесстрашно ответил Финч. — Я всем расскажу, какая вы злобная.
Она поглядела на него с презрительной самодовольной улыбкой, размахнулась и отвесила ему пощечину. Финч вскрикнул и схватился за щеку. 
Подручные мадам Гриппен расхохотались.
— Ну давай, — проговорила она негромко, отцеживая слова, как яд. — Плачь. Мне так нравятся детские слезы…
— Не буду! — упрямо сказал Финч. 
— Зато будешь знать, как дерзить мне. 
Финч отвернулся.
Мадам Гриппен схватила его за подбородок и резко повернула к себе. Она была так близко, что он видел, как неровно покрыто пудрой ее лицо, в попытках скрыть отвратительную желтушность кожи, как ее тонкие ноздри шевелятся, гневно раздуваясь. Он различил даже пару тонких волосков, уродливо торчащих из ее подбородка.
— Будешь отворачиваться, мерзкий маленький гремлин, когда я сама тебе позволю.
Финч уставился на нее с ненавистью. Мадам Гриппен злорадно улыбалась, наслаждаясь его бессилием. Наконец, она разжала пальцы и сказала:
— Вот теперь можешь отворачиваться.
Что мальчик и поспешил сделать.
— Подумать только, — проговорил с переднего сиденья мистер Торкин. — Столько гонора и непослушания! 
— Ничего, — проронила мадам Гриппен. — После первой же ночи в «Грауэнс» от них не останется и следа. 
— Мадам, а что с третьей малявкой? — тем временем поинтересовался мистер Брэй. — Ну, которая у нас после той, что в Шелли. Она не влезет на заднее сиденье.
— Тогда поедет в багажном кофре.
Финч понял, что она не шутит. Мучения бедных детей начинались еще до того, как входные двери «Грауэнс» за ними закрывались. Приютские клерки были очень плохими людьми, но никого это не заботило. Мнимое неравнодушие взрослых заканчивалось, как только этот бордовый «трофф» отъезжал от дома. На самом деле, эти взрослые испытывали облегчение. А еще гордость за себя: еще бы, ведь они не бросили бедного, несчастного сиротку на произвол судьбы, а вверили его в надежные руки тех, кто о нем позаботится, кто точно не будет засовывать ребенка в багажный кофр, кто не станет кормить его похлебкой из тараканов и ни за что не будет заставлять его работать, пока он не оглохнет от гула и грохота механизмов в подвальных цехах, а «бу-у-у, бу-у-у» однажды не исчезнет совсем, оставив ребенка наедине с тишиной.
 
Финч не сразу понял, что гудок звучит не в его голове. Это мистер Брэй неистово раз за разом сжимал черную грушу клаксона: «Бу-у-у, бу-у-у…»
— Мадам! — воскликнул он, указывая на дорогу. — Там человек!
— Что еще за человек?
— Мужчина! Стоит прямо на мостовой! Он не реагирует на клаксон. 
— Так дави его, делов-то! — равнодушно махнула рукой мадам Гриппен.
— Но, мэм…
— Дави! — велела женщина. — Будет знать, как мешать проезду. Рычаг вперед, Брэй!
— Да, мадам.
Финч вытянул шею и глянул в переднее окно. Улица пустовала — ни одного экипажа, кроме приютского «троффа», на ней не было. Да и прохожие все куда-то подевались. А посреди мостовой и правда стоял мужчина, уставившись на фонари приближающего бордового экипажа, словно загипнотизированный ими. 
«Трофф» все сокращал расстояние до застывшей посреди улицы фигуры. А мужчина и не думал отойти в сторону — он просто стоял, будто ожидая, когда экипаж протаранит его.
«Ну, давай же! — Финч взволнованно глядел на незнакомца. — Давай же! Отойди прочь! Они ведь тебя задавят!»
Но незнакомец не спешил спасать свою жизнь. Когда «троффу» оставалось до него не больше дюжины ярдов, он резко вскинул руку в его направлении. В тот же миг раздался грохот, и экипаж дернулся, будто его пнули. Он качнулся в сторону и вильнул. Финч и мадам Гриппен натолкнулись друг на друга.
— Брэ-э-эй! — закричала женщина.
Мистер Брэй потянул штурвал на себя, но экипаж уже потерял управление. Он проскользил по снегу, по широкой дуге обогнул стоявшего на мостовой незнакомца и вылетел на тротуар, а далее…
Удар. 
Грохот.
Осколки стекол летят во все стороны. 
Финч врезался плечом в спинку кресла мистера Брэя, отлетел от нее, как мячик, и стукнулся о дверцу.
«Трофф» замер. Он погрузился в тучу дыма и пара, как казанок с кашей, забытый на огне. На его переднее окно наваливалась афишная тумба, в которую он врезался. Обрывки афиш свисали внутрь экипажа лохмотьями через пробитую раму. От «Гадкого жениха» даже сейчас было никуда не скрыться.
Механизмы экипажа натужно скрипели. Из перебитых трубок котла с шипением полз пар, наполняя собой салон. От столкновения топку затопило, и невероятно, до рези в глазах, воняло промокшей химрастопкой. Внутри «троффа» напоминающего сейчас примятую ногой бродяги консервную банку, раздавались хрипы и стоны.
Одна из дверей со скрежетом распахнулась, и мадам Гриппен выползла из экипажа на четвереньках. Она потеряла шляпку, волосы ее были растрепаны. По скуле текла кровь.
— Брэй! — голос мадам Гриппен сорвался на визг. — Что случилось? Мы пробили колесо?
— Он выстрелил! — вместо Брэя ответил Торкин, с трудом вылезая из «троффа», как из ставшей внезапно слишком узкой жилетки. — Человек на мостовой!
Брэй открыл свою погнутую дверцу и вывалился наружу. Сорвав с рук перчатки, он взял пригоршню снега и потер им лицо.
Финч выбрался из экипажа последним и увидел, как мадам Гриппен, попытавшись подняться, пошатнулась и упала в обморок.
Он не стал бы ей помогать, даже если бы и хотел, поскольку сам был в каком-то мгновении от потери сознания. Голова кружилась. Ноги подкашивались. Финч не до конца понимал, что произошло.
Человек, ставший причиной аварии, подошел к «троффу». Финч поглядел на него, пытаясь сфокусировать взгляд, но тот плыл, а с ним расплывался и незнакомец. Ощущение было сродни тому, какое он испытал от кофейного пунша, только в десять раз сильнее. И все же мальчику удалось кое-что разобрать. Незнакомец был одет в снежно-белый костюм. Пальто, цилиндр, даже туфли, шарф и перчатки были белыми.