Ты здесь? (СИ)
За двадцать лет жизни, прожитой в сожалении, в мыслях, в скорби и горечи, я не успел ровным счетом насладиться всем, чем желал. Прискорбно, конечно, но смерть не выбирают — все просто в один момент сводится именно к ней. Как же много раз я затрагивал это, равно, как и все, что было при жизни важным. Говорить про ценность уже явно глупо, но я повторюсь, потому что больше мне думать и не о чем. Не о мире же во всем мире размышлять, верно?
Прошлое кажется все ближе. Воспоминания мутные, как-будто туман по утру — неяркие, но все же проглядывающиеся лучи солнца так или иначе пытаются согреть кожу. В них мамино лицо далекое, а папино и вовсе скрыто от глаз. Я вижу только их объятия, то, что они все время на расстоянии и мне даже с вытянутой рукой их не удается коснуться. Бабушка с трубкой немногим, но ближе — седые волосы, морщинки возле глаз, прямо как у отца при жизни. Деда не удается вспомнить совсем — я ведь не застал его, видел только на фотографиях.
Я хочу вспомнить. Хоть один эпизод, где все до деталей ярко. Где кажется, будто счастье колет ребра и улыбка никак не может сползти с лица.
Это уже не вызывает боли.
Я просто жду, когда все закончится. Ведь конец — это и правда неизбежность.
До моего дня рождения остается несколько часов и их приближения я, как ни странно, уже не боюсь так, как мог бы раньше. Удивительно, как легко удается принять то, что вскоре исчезнешь. Раньше я ждал этого так сильно, что буквально считал дни, теперь же я стою напротив своей комнаты и не могу поверить, что скоро этот день наступит. Внутри будто плещется успокоение, желанная гармония, которую всю жизнь ищешь, чтобы примириться с самим собой. Так странно и так… хорошо. Тело ничего не весит, мысли не жужжат в голове, как стая ос, эфемерное ощущение сердца. Я здесь, держусь за едва целую нить и хочу, чтобы после моего ухода гармонию обрела и Айви.
Она красится. Долго выбирает одежду и все время торопится переодеться во что-то еще, потому что многие вещи сидят на ней не так, как ей хочется. Нервно поправляет волосы, дышит тяжело и причитает каждый раз, когда встречается с собственным отражением в зеркале. Я с улыбкой наблюдаю за этим. Такая серьезная, но не менее красивая, чем всегда.
— Вот это, — оказываюсь за её спиной и указываю на вешалку, видя, как табун мурашек пробегает по обнаженной спине. Айви вздрагивает и оборачивается. — Ты прекрасна.
— Я думала, что ты не появишься до двенадцати, — облегченно выдыхает и стягивает с вешалки черное платье. Я грустно усмехаюсь, не в силах сдвинуться с места. — Подожди минуту, хорошо?
Она старается натянуть платье как можно быстрее. Волосы, подкрученные утюжком, спадают на плечи, подведенные глаза, смотрящие на меня с ожиданием, пальцы, что теребят край ткани. Стоит посреди комнаты, кусает губу и не знает, куда деть взгляд. Словно маленькая девочка ждет одобрения, и я снова не могу сдержать улыбки.
— Ну… как?
— Невероятно красивая. Как и всегда.
— Подойди, — просит она. Я делаю неуверенный шаг, но оказываюсь ближе. — Дотронься меня. Попробуй с силой надавить, не стесняйся.
Рука незамедлительно касается лица, большой палец обводит линию скулы, пытается врезаться в мягкую кожу щек. Безрезультатно.
— Скоро все кончится, — она опускает голову. — Не могу в это поверить. Оставь на мне хотя бы какой-нибудь след в память, Лео.
Молчание вязким комком оседает в легких. Айви с силой закусывает губу; в глазах собираются слезы, но она старается не расплакаться — замечаю, как длинные ногти впиваются в мягкую ладонь.
— Скажи… хоть что-нибудь…
— Я… уф, — вздыхаю, злясь на самого себя. — Я так долго прокручивал все, что хотел сказать. Все, что меня мучило, а теперь и слова вымолвить не могу. Черт!
— Если не готов сейчас, то, может позже…
— У нас не так много времени, Айви.
— Знаю, — она кивает. — Но еще немного. Совсем чуть-чуть, хорошо?
Я обнимаю её. Так сильно, что кажется, будто она бы с легкостью треснула, как фарфоровая статуэтка. Носом прохожусь по волосам, пытаюсь щекой ощутить их мягкость, представить запах, тепло, которое исходит от её тела.
Но ничего. Пустое, холодное, все такое же эфемерное только на подсознательном уровне. Я выдыхаю.
— Лео? Ты здесь? Лео! Нет-нет-нет! — Айви оглядывается. — Так быстро? Где ты? Лео!
Она скользит по паркету, выбегает из комнаты на кухню, затем в гостиную и держит в руках фото, которое успела прихватить со стола. Я следую за ней, все время крича, что я здесь. Но голос — как бы сильно мне того не хотелось — слуха Айви не достигает. В какой-то момент я слышу грохот, а затем тихий плач — её пальцы впиваются в фотографию, сжимая ту настолько сильно, что мнутся кроя.
— Вернись, Лео! Вернись…
Плач Айви эхом вибрирует меж стен и с каждым всхлипом, с каждым вдохом становится все надрывнее и громче — паника душит меня настолько сильно, что в попытке докричаться, быть услышанным и увиденным, я пытаюсь сжать её сгорбленную фигуру как можно сильнее, повторяя, словно мантру «Я здесь».
В темени гостиной шум ветра, что с силой бьет по стеклу, кажется оглушающим. Настенные часы отчитывают минуты в такт с моими мыслями и страхами. Айви не успокаивается ни спустя минуту, ни пять, ни десять. Разбивающийся на эхо шепот продолжает звать меня по имени, вторя «Ты здесь?», но я ничего не могу ответить. Отчаяние горькое, бурлит внутри и сжигает подчистую все, что только возможно.
Не так я представлял последние часы нашего прощания.
Я встаю с пола, тенью пересекая часть гостиной. Свет в коридоре яркий, наверняка слепит глаза — вспоминается наше знакомство. Взгляд Айви, мои попытки её остановить, хлопок двери и тишина, в которой оставалось сходить с ума. Я много думал в тот момент, много вспоминал, анализировал свою жизнь и то, как она может поменяться, стоит Айви вернуться обратно домой. И все действительно поменялось, несмотря на то, что было столько всего плохого и хорошего между нами.
Отрицание. Взгляд. Принятие. Существование. Беспокойство. Рана. Недопонимание. Тепло. Шаг. Колебания. Осознание. Диссонанс. Попытка. Перемены. Знак. Действительность.
А теперь и прощание. Столько всего! И оно, без сомнений, стоит того, чтобы переживать эти моменты снова и снова, там, где параллельные миры и бесконечность вселенной. В этой реальности мы так и остались по разные стороны невидимой стены, будучи простым человеком и призраком, но в другой — я в это верю всем своим существом — мы наверняка сумели найти друг друга. Живые, с кучей проблем, заморочек, страхов, неуверенностью, но безграничной взаимной и чистой любовью. Такой, которую чувствуем прямо сейчас.
— Лео? — голос Айви охрип, смазанная косметика ни чуть не делает её хуже, и взгляд, что еще минуту назад казался потухшим, зажигается надеждой. — Ты здесь. Я тебя вижу.
— Пора, — грустная улыбка, что дается с неимоверной болью, очерчивает губы. Я вытягиваю руки, прося таким образом Айви подняться и подойти. — Ну же, иди ко мне.
Ей с трудом удается подняться на ноги — координация к буквальном смысле играет с ней злую шутку, и я поддаюсь вперед, неосознанно пытаясь поймать Айви в полете. В этот же момент пальцы, рассекающие воздух, отчетливо ощущают тепло — настоящее, реальное во всем его проявлении — и шероховатость фотографии. Перед глазами будто встает пелена, разделяющая мир на отдельные части.
Мне три. Комната настолько огромная, что потолок кажется бесконечно далеким. Я тянусь к нему рукой, но вместо этого нащупываю лишь воздух. Папин смех касается слуха, а его большие ладони с легкостью подхватывают меня ввысь, заставляя чувствовать себя буквально пушинкой.
— Я хочу дотянуться до звезд, пап, — тяну я, смеясь от того, насколько сильно парю над полом.
— До звезд невозможно дотянуться, Леонард. Небо слишком далекое. Но я обязательно что-нибудь придумаю, договорились?
С того момента в моей комнате появились неоновые звезды.