Ты здесь? (СИ)

Господи, до чего же Айви сейчас прекрасна. Как рассвет, за которым наблюдаешь, потому что не хочешь спать. Как осевшая на траву роса, до которой дотрагиваешься пальцами. Как сахарная вата, что пробуешь впервые в жизни. Целый спектр ощущений, непередаваемых эмоций, от которых трепещет сердце. Если бы мое могло трепетать, то уже давно бы забилось, как при жизни — выскочило бы из груди, прямиком ей в ладони. Все бы на свете отдал, лишь бы просто задержаться в этом чувстве как можно дольше.
На потолке играют тени в догонялки, за окном — расплывающийся по улицам вечер. Кажется, скоро Рождество, и это первое Рождество после смерти, когда я буду не один — Айви уже заказала елку и игрушки, чтобы наконец украсить дом. Море все также шумит, и его шум сливается с мерным стуком её сердца. Я прикрываю глаза.
Так хорошо, как сейчас, мне еще не было. Никогда.
В голове только: «Я люблю тебя». Горит красной табличкой, светится.
Люблю. Люблю. Люблю.
Хочу растворится в этом мгновении. Застрять в нем навеки. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Я тут недавно поняла, — Айви посильнее укутывается в одеяло, — что ты единственный, кого я принимаю таким, какой он есть. И кому мне действительно хочется открываться, невзирая на свои страхи. Раньше это было сложно. Даже с Мириам нам не удалось добиться того же эффекта. Но я безмерно благодарна ей за все, несмотря на свою закрытость. Наверное, думаешь, что я ей не доверяю, да?
Она вздергивает бровь и смотрит на меня так, что промолчать невозможно.
— Ты просто такая. Любишь вариться в собственных мыслях, думая, что так легче. Давно заметил. Может, и не раскрываешь мне всей правды и того, что гложет, но я тоже весьма наблюдательный, — усмехаюсь. — И я не считаю это плохой стороной, однако… нельзя тянуть все в одиночку. Рано или поздно станет невмоготу — превратишься в бомбу замедленного действия. Из-за этого станут страдать окружающие, помимо тебя самой.
Айви вздыхает. Минуту молчит, обдумывая мои слова, а затем снова заглядывает в глаза — осознанно и серьезно.
— Не одна я умею подбирать нужные слова. Кажется, ты многому научился, Лео.
— У меня хороший учитель, — парирую я. Она пропускает смешок, пряча улыбку в ткани одеяла. До чего же милая. — С чего это вдруг тебе захотелось высказаться?
На секунду — в темноте комнаты, в которую врывается лунный свет, я замечаю, как щеки Айви становятся слегка розовыми. Она ничего не отвечает, но судя по всему, связано это непосредственно со мной.
Я пододвигаюсь чуть ближе — так, что еще немного, и носом смогу коснуться ткани одеяла, за которым спрятана часть её лица.
— Потому что… ох, в этом так сложно признаться. А мне ведь далеко не пятнадцать, пубертатный период уже давно закончился. Чувствую себя дурой, когда начинаю думать об этом. Знаешь, Лео, все это время я много о чем помышляла. И о хорошем, и не совсем, но сейчас сознаться в этом так тяжело, что я просто не могу найти подходящих слов.
Я недоуменно гляжу на нее. Хватает и пяти секунд, чтобы додумать все сказанное и представить, что могло прийти в голову довольно взрослой девушке, которой хочется не просто целовать воздух. Так что вспыхиваю теперь и я сам, вновь удивляясь — как это вообще возможно. Но задумываться об этом дольше не приходится, ведь подобные мысли перебивают совершенно другие — и характер у них далеко не ангельский.
Сразу же вспоминается тот день, когда я застал её в ванной, как пена скрывала от меня интимные участки тела, какими красными были её щеки и каким тогда казался взгляд серых глаз. Не такой, как сейчас — живой, блестящий, влюбленный. Тогда она показалась мне… потерянной, запутавшейся, уставшей. Наверняка, так оно и было: вместо того, чтобы думать, Айви всячески загружала себя работой. Переезд, перестановка, пятиминутный перерыв и то для того, чтобы созвониться с Мириам или почитать новости в смартфоне. Не было ни единой минуты, чтобы Айви позволила себе задуматься о том, что на самом деле терзало голову.
Но тогда, в жаре от горячей воды, в пене, что покрывала большую часть её тела, в том, какой она казалась мне тонкой и белоснежной — как та самая пена — Айви была прекрасна. И я даже позволил себе представить, как касаюсь её лица, в попытке ощутить всю ту мягкость, капельки воды и ловя её недоумение.
 
Живая, красивая, изящная, желанная — тогда она казалась мне именно такой, будоража разные противоречивые чувства.
Я резко дергаюсь в сторону, закрыв лицо руками. От мыслей о том времени становится неловко.
Лео, ты — призрак, так что перестань верить в то, чего не произойдет, как бы сильно ты того не хотел.
— Лео… — тихое, слегка хриплое, взволнованное — до того, что горле у меня запросто бы пересохло, услышь я это еще будучи живым. — Я вижу сны. С тобой. И когда я говорила про прикосновение — я не соврала, но… они такие реальные. Будоражат кровь, что даже рядом находиться становится сложно. Оттого и делиться этим тоже, будто пытаюсь представить то, чего никогда не будет. Но я хочу. И не только делиться…
Это смущает. До того, что кажется, словно лицо горит, как неоновая вывеска над магазином.
— Я должна была все объяснить раньше, но боялась. Потому срывалась на других. На Мириам, в каких-то моментах на тебя. И это паршиво, ведь я всегда так делала. А сейчас поняла, что это глупо и так… по-детски, что ли. Уф.
— То есть… ты уже давно видишь что-то… эм… такое? — задаю вопрос, находя наконец смелость посмотреть на Айви. Она осторожно кивает. — Но в тот момент…
— Уже нравился. Просто я не могла себе в этом признаться. Слишком быстро, странно, неправильно. Для меня это стало тяжкой ношей, из-за которой страдали мы оба. Но сейчас все по-другому. Я твердо в этом уверена, поэтому…
— Не говори, — тихо прошу я. — Дай мне возможность сказать это первым.
В глазах Айви застывает удивление. Через мгновение я оказываюсь сверху — так, что наши лица почти касаются друг друга.
— О чем?
— Я тебя люблю.
Её лицо вспыхивает, замирая. В глубине глаз кружится что-то волнительное, щекочущее меня изнутри. Я оглаживаю её лицо, всматриваясь в него так, будто пытаюсь отпечатать на корке собственного сознания.
Айви делает первый выдох и вместе с тем я вижу, как уголки её губ начинают дрожать. Первые слезинки осторожно катятся по коже, оставляя после себя влажные дорожки. Сентиментальная. От этого кажется еще милее, чем есть на самом деле. Утирает их краем рукава, смеется от неловкости, дышит глубоко и часто. А затем тянется ко мне, осторожно касаясь моих губ своими — словно боится, что я отпряну в сторону.
Но я отвечаю. Со всей теплотой, со всей гаммой чувств, что имею.
— Это странно, — немного охрипшим голосом шепчет Айви, стоит ей оторваться. — Из-за тепла я будто и правда ощутила это мимолетное прикосновение к своим губам. И внутри — так непривычно и…
— Волнительно?
— Меня обжигает. Хочется большего.
— Прости, — извиняюсь я, усмехаясь, — что не могу дать этого.
Она снова тянется ко мне, обхватывая лицо ладонями.
— Твоего присутствия рядом достаточно, Лео. Просто не уходи.
— Даже если бы я мог покинуть пределы дома, то не стал бы уходить, — улыбаюсь, дотрагиваясь до её волос, что разметались по подушке. — Уж точно не теперь. Потому что я тебя люблю. Знаешь, как сложно сказать об этом вслух?
Кажется, Айви нравится моя попытка отшутиться. Она пропускает смешок, но глядит так, как не смотрела еще никогда. Этот взгляд не идет ни в какое сравнение с тем, как смотрела на меня Фиби — ведь там, в прошлом, мы были еще детьми.
 
Взрослые люди смотрят на друг друга совершенно по-другому. Я отчетливо понимаю это, невольно сравнивая подобное с тем, как делали это мои родители. Те же искорки, та же нежность и нужность.
— Я тоже тебя люблю. Поэтому не уходи. Потому что этого я боюсь больше всего.
Знала бы она, как сложно обещать то, в чем уверенным быть не можешь — с призраками все работает иначе. Нельзя сказать, что будет дальше: то ли спокойная жизнь, то ли забвение. Но в одном я уверен точно — я не уйду от нее до тех пор, пока не настанет мое время. А уж сколько мне осталось… это страшит, но и приносит в сердце покой. Как бы сильно я не хотел покидать Айви, сделать это все-таки придется — я больше не человек, а значит, что мое место уже давным-давно не здесь.