Допрос с приСТРАТИем (СИ)
Все-таки не смог сдержаться. Руку прострелило болью. Будет наука влюбленному ослу. Кое-как натянул на себя одежду. Оглянулся… Кристи тоже уже оделась. Элегантная, красивая, недостижимая… Тварь!
Смирись, Володька, может быть, ты ее ненадолго увлек в прошлом, но такие девушки не по твоим зубам… не для тебя.
ГЛАВА 7
— Роберт Евгеньевич! — позвала я мужа.
Тишина. Давящее пугающее беззвучие. И только ветер за окном жалобно завывает, словно он тоже вот уже лет пять постоянно страдает.
— Роберт Евгеньевич!? — на этот раз мой голос прозвучал громче.
Странно. Куда он мог подеваться? На улице окончательно стемнело, поэтому в доме ни черта не видно. Кажется, на кухне были свечи и спички. Но я не помню точно где. Лучше пойти в гостиную, там камин, возле него много всяких зажигающих штучек, и стоят красивые декоративные свечи, подаренные мамой на восьмое марта. Выставила руки вперед, чтобы не наткнуться на приоткрытую дверь, стены или мебель, медленно пошла туда, где, по моим представлениям, должна была быть арка гостиной. Глаза постепенно привыкли к темноте, позволяя видеть очертания предметов.
— Роберт Евгеньевич! — снова позвала я. — Какие-то проблемы со светом, вы звонили в аварийную службу?!
Безмолвие. А невидимая шерсть на коже продолжает подниматься дыбом и ощущение наблюдения не проходит.
— Крысеныш, ты пришла, — наконец раздался шепот мужа.
Вскрикнула, так неожиданно и зловеще прозвучали слова Роберта Евгеньевича. Мой испуг ему понравился, он захохотал. Тело от страха и отвращения начало мелко подрагивать.
— Решил порадовать свою женушку таинственным вечером, иди ко мне, детка.
Ласковый тон еще сильнее встревожил. Потому что обычно голос Роберта Евгеньевича становился таким противно нежным, когда муж хотел заняться со мной любовью. Хотя к любви это имело мало отношения. Я ненавидела даже, когда он просто ко мне прикасался, не говоря уже о каких-то сексуальных поползновениях. Но, конечно, ослушаться не решилась, молча подошла ближе. В полумраке фигура супруга казалась темной и зловещей. Посланец ада в моей жизни.
— Кристиночка, девочка моя красивая.
Противный рот начал мусолить мои губы. Одеревенела, заледенела, застыла — так всегда на меня действуют поцелуи супруга. Мужские руки лихорадочно и неприятно заскользили по телу. Если бы можно было отключить мысли и чувства в такие минуты. Раз, два, три — меня нет, раз, два, три — дома этого нет, раз два три — Роберта Евгеньевича нет.
Появившееся ощущение боли возвратило в реальность. Он меня ударил, жестко, под ребра. Но я не закричала, нет, могу собой гордиться, только лишь какое-то шипение вырвалось из открытого рта. Боясь упасть, инстинктивно уцепилась за плечи Роберта Евгеньевича.
— Фригидная упрямая сука, бревно бесчувственное!
И опять удар, видимо, для симметрии, теперь с другой стороны. И снова едва слышное восклицание боли вырвалось из моего горла.
— Почему ты вынуждаешь меня постоянно быть с тобой жестоким? Неужели нельзя притвориться, что тебе приятны мои прикосновения?!
Я пыталась притворяться, видит бог пыталась, но тогда муж бил еще сильнее, свирепея от моей неискренности. Видимо, актриса из меня довольно никудышная.
— Ну почему ты так со мной?! Я ведь все готов сделать для моей любимой жены, только улыбнись ласково.
Какая улыбка?! Я все еще корчусь от боли в ненавистных мужниных объятьях. Снова удар кулака, на этот раз еще более сильный, так что я не выдержала и вскрикнула.
— Чего ж ты такая бездушная сука, Крысеныш?! Я ведь, как мальчишка, влюбился в тебя еще хрен знает сколько лет назад. А ты?..
Он тоже страдает, ему тоже больно. Моя маленькая каждодневная месть.
— Красавица.
Мужские губы теперь лихорадочно начали покрывать поцелуями мою шею, лицо, глаза… Словно жалят ядом. Парализующим ядом, потому что знаю, если начну вырываться, будет только хуже, тогда и ботинками могу получить в живот. Но и отвечать на эти ненавистные поцелуи выше моих сил.
— Гадина бессердечная, хоть наизнанку вывернись, ты ведь даже не посмотришь в мою сторону по доброй воле!
Еще один сильный удар, от которого я снова вскрикнула болью и согнулась пополам. Роберт Евгеньевич раздраженно оттолкнул от себя, лишенная поддержки мужских рук, я медленно осела коленками на пол возле белеющего в темноте камина. А затем все же получила под ребра острым носком туфель мужа. В немом крике открыла рот. От простреливающих жалящих ощущений боли стала извиваться на полу, словно змея. Сведенные судорогой пальцы натолкнулись на рукоятку кочерги от камина.
— Нравится, когда тебя бьют?! Нравится?! Ты ведь сама постоянно меня провоцируешь. Безмозглая дура!
Еще один пинок ногой, а мои руки в приступе бессильной злости сжали железную рукоятку кочерги.
Нет, мне не нравится, но эти чертовы чужие тайны, которые я зачем-то взялась хранить, вынуждают молчать и терпеть! Во всяком случае, до поры до времени.
— Думаешь, когда пройдет срок исковой давности, уедешь от меня? — читает мои мысли Роберт Евгеньевич. — Ха-ха-ха!! И не надейся, Крысеныш, "в богатстве и бедности, в здравии и болезни, в горе и радости, до той поры, пока смерть не разлучит нас».
Уверена, если бы ненависть измерялась какой-то шкалой, моя была бы на самой ее верхушке. Такая сильная, долго сдерживаемая, что иногда мне кажется, не выдержу, наброшусь на мужа взбешенной кошкой, вцеплюсь в него зубами, когтями и буду грызть, царапать, чтобы Роберт Евгеньевич почувствовал хоть толику тех мучений, которые ощущала все это время я.
— Ползи сюда, Крыса, и не надейся, тебе не сбежать с корабля! У меня теперь есть новый компромат на твоего папашу! Так что твой срок исковой давности никогда не закончится.
Отчаянье соляной кислотой разъедает тело. Напрасно, все было напрасно, пять лет ада напрасны! Роберт Евгеньевич не отпустит меня живой.
— И не надейся, Крысеныш, "в богатстве и бедности, в здравии и болезни, в любви и ненависти, пока смерть не разлучит нас».
«Смерть, смерть, смерть», — застучало набатом в голове. Пускай же она быстрее нас разлучит! А руки сильнее сжали прохладно приятный металл кочерги от камина.
Муж отвернулся.
«Смерть, смерть, смерть»… Сдохни, зараза, сдохни!!
Тяжелая металлическая кочерга опустилась на седую голову Роберта Евгеньевича, он замер, а потом начал медленно оседать. Опять ударила, а потом еще и еще раз… Сдохни, сдохни, сдохни!! Я освобожусь от него, уйду, буду свободной и счастливой!..
Подскочила с кровати. Серые стены, железная дверь, решетчатое окошко. Сон, это только сон! Дыхание с хрипом вырывалось из горла, кожа покрылась испариной. Сон… А такой реальный! Роберт Евгеньевич не отпускает. Ад, который он мне устроил при своей жизни, отравил навсегда страхом и отчаяньем сознание. Больная на всю голову после него. Словно разбитая ваза, кусочки которой держатся едва-едва. Дунь на меня и я рассыплюсь, окончательно свихнусь.
Не придумывай, Кристи — ты сильная и все выдержишь! Особенно теперь, когда у тебя снова есть Карпов… которому я опять сделала больно своим враньем. Бедный Володя, его чувства, наша любовь были тоже принесены в бессмысленную жертву старому развратнику. Поломала, искорежила не только свою жизнь, но и его. Карпов никогда меня не простит, это невозможно простить. Когда уходила, надеялась, что Володя найдет себе другую… скромную, порядочную, любящую, понятную ему, и будет счастлив, хотя эта мысль отзывалась во мне ежедневной щемящей болью. Мой Карпик… Мой! «Я поймала тебя в сети». Невольно погладила свое плечо, на котором когда-то была греющая душу татуировка, а сейчас — уродливый шрам от ожога.
Странно, все эти пять лет тело молчало, словно я впала в зимнюю спячку. А стоило увидеть Володю, и оно ожило в полной мере, превратив меня снова в «похотливую кису Кристи». Все комплексы, табу исчезают, когда мы вдвоем, и даже его мощь и напор, как раньше, безумно заводят, нисколько не вызывая отторжения. Видимо, потому что внутри сидит уверенность — несмотря на некоторую мужскую агрессивность Карпова, его праведную злость, он никогда не сделает мне плохо. Горькая улыбка скривила губы. Только лишь засадит надолго в тюрьму. «Побарствуй на нарах, гребаная сука».