Частный дознаватель (СИ)
— Ответь, и я отстану… Честно. — демоница улыбнулась, и её зубки сверкнули в темноте.
«Ладно, и чем чёрт не шутит…»
— Видишь ли, я сам когда-то был влюблён в женщину… Лёгкого поведения.
— То есть в проститутку. — хитрюга просто издевалась надо мной: конечно же, она так не считала, эта прогрессивная кокетка, но ей нравилось изводить меня.
— Нет, нет, не в проститутку. Хотя, может и так. Какая разница? Знаешь, если ты знаком с дамой, торгующей телом, то спустя время у тебя пропадает всякое желание использовать это слово по отношению к маленьким наивным девчонкам, полагающим, будто, переспав с парочкой идиотов, они стали взрослее. В чём дворянка из газет может назваться шлюхой? Это зажравшаяся девчонка не знает, что такое зарабатывать на хлеб сыну, подставляя задницу каким-то больным уродам, не знает, как больно осознавать, что ты не можешь выйти на улицу при свете дня, потому что тебя избегают, словно вора. Я не знаю Адель де Вилларе, но готов поклясться, что она обычная развратная заносчивая стерва, но никакая не шлюха.
Дама слушала меня очень внимательно. Под конец даже задрала бровь, словно очень удивилась или наконец что-то поняла. Но я знал: это миф. Молодые девушки не понимают проблем других девушек.
— Ты интересно мыслишь, Лойд, но всё-таки слишком предвзято. Почему девушка из высшего общества обязательно должна быть заносчивой стервой?
— Ты обещала мне один вопрос и глубокий сон.
— Внимательный мальчик. Что ж, спи.
Девушка наконец отстала от меня. Я попытался улечься, но после моего монолога сделать этого никак не удавалось: девушка распалила огонь в печи моего мозга и заставила болтать, о чём думаю, а это, хочешь не хочешь, пробуждает разговорный аппетит. Я многое хотел сказать моей гостье, но из-за своей сварливости не мог вымолвить и слова, потому что бы тогда показалось, что я напрашиваюсь на беседу, от которой недавно сам же и открестился. Поэтому я просто лежал и ждал, пока она заговорит. Но девушка не говорила.
— Спишь? — спросил я спустя несколько минут терзаний.
— Чего ты хотел?
Я сдержанно засмеялся.
— Как тебя зовут?
Девушка по достоинству оценила всю иронию ситуации и затем, на выдохе, произнесла:
— Сабрина…
Глава 18
Ох, уж эти подростки! Думают, что главное — иметь побольше друзей. Достаточно и одного. Одного-единственного, но своего.
Бездомный Бог (Noragami).
Кто любит утро? Слышать звон будильника, сознавать, что впереди тебя ждёт очередной, заполненный ненужными проблемами, как мешок с краденным, день; зевать, еле двигаться — но не из-за того, что ты не можешь, а из-за того, что просто-напросто не хочешь. Правильно — никто не любит. И я не исключение: рано вставать мне категорически не нравится. Ещё совсем недавно меня обязывала к этому любимая работа, — буквально позавчера я спешил на встречу с каким-то любителем свежих булок, — но, вот невезение, уже сегодня я должен спешить по совершенно иному делу, не очень-то и важному на первый взгляд, и всё теперь думаю — а зачем, собственно, я этим всем занимаюсь.
— Хватит дуться, мистер нищеброд!
Гостья уже переоделась: в форму официантки. Чтобы не соблазнять меня короткой юбкой, девушка надела фартук… Или ей было ровным счётом наплевать, кто там посмотрит на её юбку, и она надела фартук, потому что масло могло испортить одежду.
— И ничего я не злюсь.
«Главное: не смотреть на часы. Пару минут назад они показывали 6:15. Смертельно опасное время для таких, как я — избитых детективов»
Сливочное масло на сковородке приятно зашипело и отвлекло меня от суицидальных мыслей, посещающих голову каждого человека ранним утром.
— Мне нельзя масло. Я слежу за фигурой.
— А по тебе и не скажешь. Когда ты последний раз трогал турник? — мой повар на сегодняшнее утро оскалился.
Я уже вознамерился рассказать об ужасном влиянии масла на общую калорийность рациона, как тут мой нос уловил аромат жаренного бекона… И я поплыл. Не потому, что был бесхребетным слугой желудка, а из-за того, что находился в теле вечно голодного юнца.
Я встал, пододвинул трёхногое «кресло» и грузно на него опустился.
— Почему не достаёшь тарелок? — Сабрина развернулась на пол оси и с требованием зажала в руке подобие поварёшки.
— Помнится, кое-кто обещал выполнять всю работу по дому и не будить меня в шесть утра.
— Увидев такую халабуду, мои планы сразу же поменялись. Где это видано: жить в комнате, совмещённой с кухней, столовой и гостиной?
Я поднялся и достал из тумбочки пару относительно чистых вилок.
— У тебя весьма большие претензии для того, кто живёт на улице. Столовая? Знаешь, даже в богатых домах не всегда она есть, что уж говорить о стандартных квартирах, и, тем более — о комнате.
— Врёшь. В любом нормальном доме есть столовая. Это первое по важности помещение в здании.
— Ага. Наверное, на втором месте в твоём списке идёт комната для курения кальяна? А уборная, должно быть, и вовсе на последнем, ведь тем, у кого есть столовая, даже не надо мыться: они боги, и кожа у них всегда чистая, как у младенца.
Девушка недовольно фыркнула. Затем она разложила мясо и яичницу по тарелкам, и мы принялись есть. Молча.
«Надеюсь, Беатрис будет дома. Она многое должна знать о хозяйке. В том числе и тех, с кем аристократка встречалась… Чёрт. Поганый Симон. Неужто этот сопляк и вправду вырубил меня дротиком? Какой у засранца мотив, если только не скрыть своё преступление?.. А потом его убили. Ядом. А я даже не имею выхода к рынку сбыта. Проклятье…»
Кто-то меня пнул. Я поднял голову и уставился на единственного человека в комнате. Дамочка показательно задрала нос.
— И что тебе от меня надо?
— Это и ежу понятно: чтобы ты извинился за нанесённое мне оскорбление.
— Ёжик, наверное, уже очень устал: затаскали его, беднягу. Всем от него что-то надо. А его кто-то об этом спросил?
— Нет. У ежей нет прав в мире людей. Поэтому они и ёжики. Будь эти остряки умными, они бы так и назывались — люди.
— Чего?
Манипуляторша забавно надула губки.
— Извиняйся, чего! Я ещё обижена…
— Тогда пошла вон из дома. — моментально парировал я и, уверенный в своей победе, плутовски опёрся на спинку стула. Но не слишком развязно: чтобы не свалиться.
Дама «злобно-кокетливо» улыбнулась и послушно возвратилась к трапезе. Уж не знаю, где она отыскала яйца и бекон в шесть утра, но за это ей — большое спасибо.
Когда мы закончили есть, я скинул грязную тарелку в раковину и, утерев лицо полотенцем для рук, полез в шкаф. Ничего интересного там не нашлось, впрочем, я, как удачно сложилось, многого и не требовал: всего-то новые штаны и рубашку.
Пока я одевался, девушка уже успела спрятать свой мешок, натянуть туфли с ужасно длинным каблуком и накрасить губки у входного зеркальца, в котором, вероятно, де Салес обычно проверял ровность своего жалкого пробора.
— Работаешь посменно?
— Неа. — налету ответила дамочка, издеваясь над дверным замком, то бишь, переводя с ироничного на человеческий, пытаясь его открыть. — Работаю по пятнадцать часов в день, но с большими перерывами. Обычно мы проводим свободное время за настольными играми или бильярдом.
— Да у тебя рай, а не работа, как я погляжу. А мужчин туда берут?
— Не таких страшненьких. — негодница показала мне язык и вышла на крыльцо. На прощание она хлопнула дверью.