Две вдовы Маленького Принца (СИ)
- Как. Вы. Меня. Уже. Достали! - с расстановкой произнесла Наташа. - Всюду вынюхиваете, подглядываете, подслушиваете, фейки строчите! Так и передай своим коллегам: следующий папарацци сам в Обводнике искупается! И ничего, что холодно - может, это вашего брата отучит совать нос в чужую жизнь и хрень писать в своих блогах!
Парень нашел бы, что ответить женщине. Но, лежа с отбитой задницей на асфальте у сломанного самоката, не рискнул дискутировать с возвышающейся над ним злой, как черт, писательницей. Да и по закону она права - фоткать ее без разрешения он не имел права.
- Так, что у вас? - рядом остановилась патрульная машина.
- Да вот, - ответила Наташа, - молодой человек куда-то спешил, хотел меня подрезать, да поребрика не заметил.
- Она за мной от метро гналась! - жалобно взвыл фотограф. - Чуть не переехала!
- Девяносто кэмэ на спидометре! - один из патрульных наклонился, взглянул на панель управления самокатом. - А теперь виноватых ищете. Скоростные ограничения для кого написаны? Думаете, если ночь, то можно гонять, как на пожар?!
Не дожидаясь, пока незадачливого "папарацци" оштрафуют по полной, Наташа развернулась и поехала домой. "И правда, поздно. Вернее, уже даже рано!".
***
Вячеслав не очень любил "Ашан" на Боровой неподалеку от общежития. Огромный зал, бесконечные ряды стеллажей, радио, вечно орущее жизнерадостным голосом о скидках и акциях. И очереди - даже сейчас, в "нерабочую неделю". почти все покупатели были в масках. Реклама перемежалась с требованиями соблюдать меры предосторожности, чаще обрабатывать руки, носить маску и по возможности избегать посещения мест массового скопления людей. А вот с соблюдением дистанции было сложнее всего - "Ашан", магазин низких цен и богатого ассортимента, привлекал множество посетителей. В том числе и Вячеслава. На первых порах он получал в театре Лаврецкого небольшую зарплату и старался экономить на всем. Конечно, по сравнению с Тверью он сейчас зарабатывал куда больше. Но по меркам второй столицы его зарплата считалась "кошкиными слезами". Хорошо еще, что в общежитии за проживание берут сущие копейки. А продукты и предметы первой необходимости Томилин приобретал в дискаунте. Одеваться приходилось в "Планете Секонд Хенд" в самые дешевые дни. Обращаться за помощью к тете или сестре Вячеславу и в голову не пришло бы. Да, они никогда не откажут и каждый раз сами предлагают помощь, но он мужчина и должен сам себя обеспечивать. Это он твердо усвоил, этому его учили отец и дед. Дед, суровый человек, закаленный на фронте, рубил с плеча: "Если здоровый лоб сидит на чьей-то шее - он не мужик, а ни то, ни се!" "Томилины, сынок, ни у кого не одалживаются", - говорил отец.
Вячеслав катил тележку по рядам, изредка останавливаясь, чтобы отдохнуть. Да, что-то он медленно восстанавливает силы после операции. Прошелся по магазину, и вот уже рубашка под свитером прилипла к спине, ноги противно подрагивают и запыхался, как после хорошего кросса. А тут еще диктор по радио левитановским голосом вещает о симптомах новой коронавирусной инфекции - потеря обоняния, жар, лихорадка, повышенная утомляемость... Томилин не считал себя человеком легко внушаемым, но после очередного повторения этого текста в отделе парфюмерии схватил первый попавшийся тестер и поднес к носу, проверяя, не исчезло ли обоняние.
В нос шибануло удушливо-приторным ароматом. "Не пропало", - Вячеслав поставил флакон на место и вспомнил Наташу. Она бы не купила себе такой парфюм. Ее любимые "Гуччи Руж" пахнут более сдержанно и элегантно. Иногда она пользуется какими-то другими духами, навевающими воспоминания о 1 сентября, песенке "Учат в школе" и букете тяжелых пушистых астр с жемчужинками воды на лепестках.
Да... Наташа, - Вячеслав выбрал пену для бритья и положил в тележку, - как же им быть?.. Она говорит, что могут возникнуть проблемы с сынишкой - он привык к тому, что мама и папа всегда рядом и не поймет, почему папа теперь приходит только по воскресеньям, а его место занял другой дядя. Ждать, пока мальчик подрастет? Но это долго. Третьего дня Наташа уехала в Севастополь, к заболевшей матери, а он уже чувствует себя, как рыба, вынутая из реки. И театр закрыт, даже работой не отвлечешься. Пробовал написать песню, но вдохновение покинуло его, строчки не складывались. "К молитве и посту прибег я, но напрасно, - вспомнились слова из роли, которую он сейчас разучивал, - все думал об одном: о, как она прекрасна!"...
Перебирая носки, закрепленные на зажимах, Вячеслав думал о том, что так он и будет играть Тартюфа: не сластолюбцем, пытающимся опутать отработанными приемами очередную приглянувшуюся женщину, а человеком, который впервые в жизни полюбил по-настоящему и мучается из-за того, что его избранница - чужая жена. В ответ на признание в любви он получил жесткую отповедь, но не смог совладать с собой, выбросить из сердца ту, которая стала для него дороже всего. Но он не простил Эльмире жестокую и унизительную ловушку, которую она ему устроила впоследствии, и потому так стремился разорить ее семью и посадить в тюрьму ее мужа. "Хотя, я бы не стал мстить Наташе за отказ... Впрочем, и она меня бы так не подставила".
Проходя мимо ряда со свежей выпечкой, Вячеслав только вздохнул, ощутив аромат свежих слоек с яблоком, вишней и малиной, и покатил тележку дальше. Первое время после операции любимая сладкая выпечка была ему противопоказана.
Выбирая на стенде с диетическими продуктами пакетики с овсяной кашей, Томилин думал: "Правильно говорят, сердцу не прикажешь и мужчина не должен сводить счеты с женщиной, даже если ее отказ оскорбил его"...
Он снова остановился, чтобы отдышаться и дотронулся до спрятанного под свитером шва. Уже почти не болит, только иногда еще ноет и тянет. Соня говорила: не стоит так спешить с визитом в "Ашан", она бы сама сходила со списком. А потом взяла с него слово, что он не будет накупать слишком много - носить грузы тяжелее двух килограммов ему противопоказано. Славная девушка Соня, настоящий друг. На три года моложе его, но опекает, как заботливая старшая сестра. Девочка из многодетной семьи, привыкшая помогать матери с младшими братишками или сестренками, как будто воспринимала Вячеслава, как одного из них. Но он видел, что Соне хотелось быть не только другом. "От подобных оговорок всякий вспыхнет взор... Я люблю тебя, как сорок ласковых сестер", - написала однажды Соня на стене в арке Фонтанного дома, где другие поклонники Анны Ахматовой тоже записывали отрывки из любимых стихотворений. Вячеслав хорошо понимал чувства Сони из-за своей эмпатии и чувствовал себя неловко перед ней за то, что не может предложить ей ничего, кроме дружбы. "Хотя, почему "ничего, кроме"? - он положил в тележку три шариковые ручки в полиэтиленовом футляре, - разве дружба - это такая малость? Хорошо, когда есть настоящие друзья - как в песне - третье плечо везде и всегда. Но не всем так везет. Кто-о пытается покупать верность и преданность или заставляет дружить, используя свое превосходство - "присоединяйся ко мне, а то раздавлю". Такие люди не всегда понимают, что таким образом настоящих друзей не получишь - принуждение рождает сопротивление, а купить можно только фальсификат. Настоящая дружба деньгами не измеряется, хоть и не стоит ни копейки, но дороже всех денег мира, и по принуждению невозможна... "