Божественные истории (ЛП)
Но несмотря на это, я никак не мог избавиться от чувства вины из-за смерти Так. Мальчишки давно уже оправились, а я так и не смог. Поэтому я так долго тянул с визитом, которым пугал меня до ужаса.
Я подошёл к трону Аида с опущенной головой — отчасти чтобы показать уважение, но главным образом, чтобы не смотреть на пустой трон Персефоны. Он ещё не выбрал себе имя, последний из всех, но ему незачем спешить. Даже если он решит остаться Аидом, его существованию ничего не грозит. Даже когда умрёт последний человек на земле, а все остальные боги угаснут, он продолжит жить вечно. Вот только если он не найдёт замену Персефоне, это будет очень, очень долгая вечная. А я не хотел лишнего напоминания о том, как я с ним поступил.
— Гермес, — жутким голосом произнёс он и помедлил. — Джеймс. Возникли какие-то проблемы с душами, которых ты привёл?
— Нет.
— Тогда зачем ты здесь?
Между нами существовало негласное правило, согласно которому я избегал встреч с ним, пока исполнял свои обязанности в Подземном царстве. И хотя редкие неловкие столкновения всё же случались, большую часть времени мы держали дистанцию.
— У меня есть просьба.
Повисла гнетущая тишина. Аид вздохнул.
— Ты хочешь увидеть ту девушку.
— Я… — я захлопнул рот. Ну конечно, он догадался. — Да. Я надолго не задержусь. Просто хочу убедиться, что с ней всё в порядке, и передать ей кое-что…
— Нет, — словно эхом разлетелось по тронному залу, хотя он произнёс его очень-очень тихо. — Я не могу позволить тебе увидеть её.
Я уставился на него. Он что, серьёзно?
— Почему нет? Ты же позволял другим навещать смертных в Преисподней. Почему я не могу увидеть Так?
Но ещё не договорив, я знал ответ. Это его месть за то, что я сделал с Персефоной. Столько тысяч лет мы всё плясали вокруг этой темы, притворяясь, что между нами нейтралитет, но теперь, когда её нет, когда он считает, что я сыграл решающую роль в её уходе от него, он решил отнять у меня Так.
Око за око.
— Ты не можешь так поступить, — возмутился я. — Она ничего плохо не сделала.
— Зато ты сделал, — он подался вперёд, глядя на меня своими серебряными глазами. — И это ты хочешь увидеть её, а не наоборот.
— Ты не знаешь наверняка.
— Знаю, — он выпрямился. — Я не позволю вам встретиться. А если попытаешься прокрасться тайком, чтобы найти её, я буду перемещать её по всему Подземному миру столько раз, сколько придётся, чтобы не дать тебе добраться до неё. Ты никогда её не увидишь, пока я правлю Преисподней.
Он с тем же успехом мог бы проделать дыру во мне и вытащить все внутренности. Я стоял перед ним, дрожа, пытаясь что-нибудь придумать, но я и так уже тысячу раз извинялся. Я уже сделал всё, что мог, чтобы он меня простил. Но его гордость и ярость не дают ему двигаться дальше. А потому мы оба топчемся на месте.
Я сжал руки в кулаки. Я мог бы его ударить. Я хотел ударить его сильнее, чем жить, но мне слишком сложно было вернуть ровное отношение Совета. Нападение на Аида только отбросит меня назад.
Я не мог ни черта с этим сделать, и он это прекрасно понимал.
— Тогда… Можешь передать ей кое-что? — моя дрожащая рука скользнула в карман. Но как только я нащупал медальон, Аид покачал головой.
— Нет.
Ну конечно. Чёрт возьми, конечно. Я запустил свободную руку в волосы, перед глазами встала алая пелена.
— То, что случилось с Персефоной, не моя вина, — выпалил я. — Она сама приняла решение. Я просто помог ей увидеть, что у неё есть выбор.
— У неё был выбор, — согласился Аид. — И у тебя тоже. Я не возлагаю на тебя ответственность за действия Персефоны. Только за твои собственные.
Я отвернулся. Он прав, пускай даже его методы отвратительны и несправедливы. Я сам принимал решения и раз за разом страдал из-за последствий. Это последний.
— Ладно, — мой голос дрожал, когда я развернулся лицом к нему. — Хорошо. Я принимаю твоё решение, но при условии, что на этом всё. Можешь ненавидеть меня хоть до скончания веков, но это последний раз, когда ты наказываешь меня за прошлое. Точка.
Он наклонил голову, будто ему стало даже любопытно. Чтобы кто-то из нас так разговаривал с первородной шестёркой… Безумие. Особенно, учитывая, как он меня ненавидит. Но мне плевать. С меня хватит.
— Мы квиты. Я отнял у тебя Персефону, ты отнял у меня Так. Конец истории.
Пока я говорил, мой большой палец потирал медальон. Я больше никогда её не увижу. Это нелегко принять, ни в коей мере, но я отказываюсь унижаться перед Аидом. Я сильнее этого. Так сделала меня сильнее, и принять это как-либо, кроме как с высоко поднятой головой, было бы осквернением её памяти. Я не мог этого допустить.
— Хорошо, — ответил Аид после долгого молчания, коснувшись пустого трона рядом с собой. — Мы квиты. А теперь убирайся.
Я проходил мимо рядов душ, ставших свидетелями нашего разговора. Но они все не имели значения. Единственную душу, которую я хотел увидеть, я больше никогда не увижу. Аид об этом позаботится.
Но на полпути я остановился и обернулся ещё раз. Невидимый кулак сжал моё сердце.
— Она счастлива?
Даже издалека я чувствовал, как взгляд Аида прожигает во мне дыру.
— Разве это важно, если ты ничего не сможешь с этим сделать?
— Да.
Это важно.
Он поджал губы, и после паузы тяжело вздохнул.
— Да, она счастлива.
Это всё, что мне нужно было знать. Это не изменит прошлого, не вернёт меня в тот момент, когда я ещё мог спасти её, но по крайней мере, я могу спокойно жить дальше, зная, что она не страдает. Это маленькое утешение Аид никогда у меня не отберёт.
— Спасибо, — ответил я и, не говоря ни слова больше, развернулся и ушёл.
* * * * *
БОГ ТЬМЫ
Предложение Каллиопы
Как правителя Подземного царства его боялись живые и глубоко почитали мёртвые. Как член вечного совета богов он обладал невообразимой силой, готовый сделать всё, что потребуется, чтобы исполнить свои обязанности и соблюсти свои законы. Как повелитель душ погибших он будет жить вечно, ведь его долг перед подданными гарантирует ему истинное бессмертие.
Но он бы отдал всё это, лишь бы стать смертным.
За многие тысячелетия своего существования Аид видел больше лиц и слышал больше историй, чем все остальные члены совета вместе взятые. Рано или поздно все смертные попадали в его королевство, и хотя он лично общался лишь с малой долей общей численности, он всё равно чувствовал присутствие каждого. Чувствовал каждый миг их потерянных жизней.
И поэтому он завидовал их смертности. Иметь ограниченный отрезок жизни, знать, что у всего есть конец, а не плыть по бескрайнему океану времени… Было бы здорово. Тогда даже одиночество не страшно, ведь рано или поздно это всё равно закончится. Но быть богом значит не иметь такой роскоши.
Он сидел на своём троне после долгого дня судебных разбирательств, и молчание давило на него. Число душ словно бы выросло в геометрической прогрессии за последние несколько веков. Или ему так казалось теперь, когда он один, без Персефоны. Его жены, его друга, его партнёрши — он зависел от неё даже сильнее, чем полагал раньше. Даже зная, что она никогда бы не ответила ему взаимностью, он держался за память о ней, храня её в сердце, как любой другой цеплялся бы за счастливые моменты своей жизни.
Тем не менее, он сдержал слово, данное самому себе, и ни разу не ходил к ней. Это слишком мучительно — знать, что она так близко, но в то же время влюблена в другого. На это невыносимо смотреть. Раны только-только начали заживать, и пускай шрамы останутся в любом случае, если ковырять едва затянувшиеся порезы, они могут никогда не закрыться.
Вместо этого он позволил себе мечтать о ней в те немногие часы, которые он отводил себе на сон. Он позволил себе мечтать о жизни, которая у них могла бы быть, если бы он не наделал столько ошибок — если бы угадывал её желания, говорил правильные слова и вообще не соглашался бы на договорной брак, предложенный Деметрой. Если бы он сам спросил Персефону, чего она хотела тысячи лет назад, до того, как они нанесли друг другу неисправимый ущерб…