Божественные истории (ЛП)

— Д-да.
— Но в чём смысл хранить клятву, если она лишает её шанса на хорошую жизнь? — я резко развернулась к Аиду. — Что важнее: несколько слов, сказанных перед семьёй и друзьями, или счастье всей жизни?
— Ты скажи мне, Персефона, что важнее, — ответил он, — сохранение добродетели или потакание эгоистичным желаниям?
Я сжала зубы. Опять это слово: эгоистичный. То есть он тоже считает меня такой.
— Как ты можешь называть ей эгоистичной, если она просто хотела немного радости в жизни?
— А как ты можешь не думать, через какую боль и унижение прошёл её муж?
— Может, если бы он прислушивался к её желаниям, она бы не искала счастья на стороне.
— Может, если бы она дала ему шанс, она могла бы стать счастливой и не пришлось бы нарушать клятвы.
Я ударила кулаком по подлокотнику.
— А может, будь у неё изначально выбор…
Двери внезапно распахнулись, и мы с Аидом одновременно подняли глаза на вошедшего, как и все души, собравшиеся в тронном зале. На пороге оказался Гермес. Под взглядами всех присутствующих он покраснел и бегом бросился к нашему помосту.
Аид вздохнул и откинулся на спинку трона.
— Что стряслось, Гермес?
Гермес посмотрел на меня, сжав губы. Он колебался.
— Прошу прощения, что прерываю…
— Ближе к делу, — перебил Аид. Я бросила на него неодобрительный взгляд, но он смотрел строго перед собой. Козёл.
Гермес переминался с ноги на ногу. Его брови сошлись на переносице, а взгляд был приклеен к мраморному полу. Вся моя распалявшаяся злость испарилась, и сердце сжалось. Гермес явно принёс плохие новости.
— Адонис. Он мёртв.
Часть третья
Естественно, это была вина Афродиты.
Нет, она не сама его убила, но почти. Это сделал Арес, известный своей ревностью, — стоило только Афродите отлучиться, как он натравил на Адониса кабана. Не знаю, почему она не предвидела такой поворот событий. Важнее то, что она, зная характер Ареса, осознанно поставила жизнь Адониса под угрозу.
Впрочем, ничего уже не исправить. Теперь Адонис стал подданным моего мира.
Я сидела, застыв на месте, и слушала, как Гермес рассказывает о произошедшем. Аид велел оставшимся душам покинуть зал. Напряжение между нами возросло как никогда. Я рассматривала лица уходящих душ, но Адониса среди них не было. В этом нет на самом деле ничего удивительного. Лишь небольшой процент наших подданных нуждается в правосудии.
— Прости, — добавил Гермес под конец своего жуткого рассказа. Адонис истёк кровью на берегу реки. К моему горлу подкатила тошнота, как только я представила, как вода окрашивается красным. Как долго он умирал? Насколько жуткими были его раны? Стоял ли Арес там, наблюдая, как жизнь покидает тело соперника?
— Не извиняйся, — сказал Аид. — В этот раз ты не виноват. Персефона?
Первый раз он обратился ко мне за всю эту зиму. Я подняла глаза на него, сморгнув слёзы. Нет смысла плакать. Мои слёзы не смоют боль, которую испытал Адонис. Теперь он, по крайней мере, в безопасности от игр Афродиты.
— Я в порядке, — прошептала я. — Мне нужно выйти.
Он сжал губы в тонкую линию, но даже догадываясь, куда именно я собираюсь пойти, он всё равно кивнул.
— Хорошо. Только ненадолго.
Я встала и, не прощаясь, перенеслась к Адонису. За эту долю секунды в моей голове промелькнула сотня образов, какой может оказаться его загробная жизнь. Берег, где мы впервые встретились. Мамин коттедж. Может даже его дом детства, который я никогда не видела, но о котором он мне рассказывал. Какие у него были любимые воспоминания? В каком счастливом моменте он хотел бы оказаться навеки?
У меня перехватило дыхание, как только ноги вновь коснулись твёрдой поверхности. Вместо зелёного леса, который я ожидала увидеть, вокруг кружило что-то белое, мягкое и холодное. Снег.
Мои ноги утонули в сугробе. Над головой было серое небо, а снежная пелена такой плотной, что я едва видела свои ладони. Здесь что-то не так.
— Адонис! — позвала я. Наверное, я случайно оказалась на границе с посмертной территорией какой-то другой души. Надо сделать всего один шаг в нужном направлении, и это всё растает, а я окажусь в каком-нибудь знакомом месте. — Это я. Где ты?
 
Тишину нарушил чей-то стон, и моё сердце скакануло к горлу. Я продиралась сквозь сугробы, непривычная к такой погоде. Летом вокруг маминого коттеджа снега не было.
Запнувшись обо что-то, я упала вперёд, приземлившись на руки и колени. Чуть было не уткнувшись носом в сугроб, я увидела багровый след, ведущий к небольшому возвышению в нескольких шагах от меня. Сквозь снег едва удалось разглядеть знакомые золотые пряди.
Нет. Не может быть. В груди резко похолодало. Я заставила себя подобраться ближе. Расчистив снег, я увидела разодранный торс, который медленно заживал, и сердце нервно сжалось.
— Адонис, — прошептала я, стряхнув снег с его лица. Его щёки были белыми, как пейзаж вокруг нас, губы синими, а взгляд пустым. Он медленно моргнул, словно это стоило ему титанических усилий, и я осторожно помогла ему сесть.
— Пер… Персефона? — хрипло выдавил он.
— Да, да, — я смахнула оставшийся снег с его лба. — Идём. Я вытащу тебя отсюда.
— Нет, — его взгляд слегка прояснился, он стиснул зубы и попытался отодвинуться от меня. Но он всё ещё был слишком слаб, а я не собиралась его отпускать. — Ты… должна…
— Что я должна? Бросить тебя здесь?
— Я заслужил это, — он рухнул на меня. — Пожалуйста.
— Нет, ты не заслуживаешь такого. Никто не заслуживает.
— Неправда. Я… причинил… боль тебе. Афродите. Вашим семьям, — он сделал судорожных вдох, кровь продолжала течь рекой из его ран на слишком медленно исцеляющемся теле. Почему он в таком состоянии? — Я видел реакцию Аида…
Внезапно раздался рёв, и огромный белый медведь вышел из снежной пелены. Он скалился, шерсть была в красных пятнах. Он попытался расцарапать меня когтистыми лапами, но это не причинило мне вреда. А я больше не допущу, чтобы Адонис пострадал.
— Убирайся, — приказала я. — Я царица Подземного мира, и ты обязан мне подчиниться.
Медведь снова взревел, поднимаясь на задние лапы.
— Прошу, оставь меня… — прошептал Адонис, но я только притянула его к себе.
— Нет, — в моём голосе звучало отчаяние. — Ты не заслуживаешь такой участи. Это была не твоя война, слышишь? Пожалуйста… Ты можешь выбрать условия получше. Ты контролируешь эту реальность.
Медведь снова напал, на этот раз его когти рассекли моё лицо. Я закричала, но не от боли, не от страха, а в гневе. На себя, на Афродиту, на это чёртово место… Нет, Адонис не может провести здесь остаток вечности. Не может.
С этой мыслью я перенесла его из его участка в Подземном мире во дворец, оставив медведя позади. С нас посыпался снег, когда мы приземлились в тронном зале. Адонис в моих руках застонал. Его раны мгновенно зажили, и краски вернулись на его лицо — он казался почти живым, но лицо всё ещё кривилось от боли.
— Персефона, — Аид вскочил с трона. — Что ты творишь?
— Он истязал себя, — пояснила я, помогая Адонису сесть. Его лицо ничего не выражало — он даже не удивился тому, что внезапно оказался во дворце. Немногие души понимают, где они оказались, но Адонис-то должен знать.
— И ты вытащила его из его посмертия?
Я обхватила Адониса руками, защищая.
— У меня не было выбора.
— Это был его выбор.
— Медведь раздирал его на куски посреди метели, — выпалила я. — Мне всё равно, что говорит его религия. Что он сделал, чтобы заслужить такое?
Аид оставался до жути равнодушен.
— Человек имеет право верить, что интрижка даже не с одной, а с двумя замужними богинями может быть вполне достаточным основанием для вечного наказания.
— С ним я счастлива, — слова давались с трудом, я, как могла, цеплялась за Адониса. Я не уступлю Аиду, только не в этом вопросе. — Мы должны это как-нибудь исправить.
— Ты знаешь правила. Если смертный не просит нас направить его, то мы не вмешиваемся в его загробную жизнь.