Божественные истории (ЛП)

— А с Гефестом?
Мои щёки розовеют. Папа — последний, с кем мне хотелось бы это обсуждать, но, возможно, он единственный, кто может меня понять.
— С ним есть только мы. Всё остальное бледнеет, темнеет, исчезает в никуда. И о чём бы мы ни говорили, даже о всяких глупостях, эти разговоры греют душу. С ним мне всегда тепло.
А с Аресом бывает как жарко, так и холодно.
— Тогда тебе нужно сделать выбор, — отвечает папа.
На глаза снова набегают слёзы.
— Как? — шепчу я. — Все думают, что я… что я шлюха, потому что люблю обоих, но я ничего не могу с собой поделать, папочка.
— Ох, Афродита, — он поднимается со своего трона и подходит ко мне, чтобы заключить в объятия. — Тебе совершенно нечего стыдиться, чтобы там ни говорили злые языки твоей матери и сестёр. В тебе столько любви, сколько в них никогда не будет, и твои чувства к моим сыновьям совершенно естественны. Некоторые рождены моногамными. Они видят любовь в ком-то одном и целиком посвящают ему себя. Но есть и такие, как мы с тобой. Мы видим любовь повсюду и понимаем, как много теряем, отказываясь от неё. Это не умаляет нашей любви к избранникам. Просто мы можем любить и других тоже, вот и всё.
Я всхлипываю. Папа протягивает мне кусочек ткани. Я беру платок и промокаю глаза.
— Но что делать, если это причиняет такую боль нашим избранникам, что они больше не хотят нас любить?
Папуля молчит несколько секунд. Не стоило мне спрашивать. Я точно знаю, что будет дальше… Видела, как развивались их отношения с Герой. Все видели.
— В таком случае, видимо, нам с ними не по пути.
— Но как тогда выбирать? — бормочу. — Гефест говорит, что его устраивает такое положение вещей, но мне кажется, он тайно надеется, что его одного будет достаточно. Арес… чётко дал понять, что не желает видеть меня ни с кем другим.
— Я не знаю, милая, — отвечает папа, гладя меня по волосам. Как же я скучала по нему. — Знаю только, что решение за тобой. Я был неправ, когда пытался принудить тебя к браку, которого ты не хотела. Больше этой ошибки я не повторю. Я разрешаю тебе выбрать самой. Но будь осторожна и хорошо всё обдумай: что бы ты ни решила, это определит часть твоей жизни. Возможно, всю жизнь. Убедись, что это будет тот, с кем ты готова быть связана навеки. Мои сыновья любят тебя совершенно по-разному, и любовь всегда может обернуться как благословением, так и проклятием. Постарайся, чтобы это было первое, если возможно, а не второе.
— И чья же любовь будет благословением? Ареса или Гефеста?
— Решать тебе, — он целует меня в лоб. — Я рад, что ты вернулась домой.
По завершении разговора я уношу Эроса в направлении, в котором ушли Персефона и Гермес. У него не было возможности обзавестись друзьями на острове, хочу подарить ему её здесь. Чтобы он не чувствовал себя одиноким.
Эрос вскрикивает, внезапно начиная вырываться из моих рук. Я моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд, и сквозь слёзы замечаю крепкую фигуру в дальнем конце коридора. Гефест.
Я обнимаю Эроса сильнее. Нет, я ошиблась. У него есть друг. Если Гефест был искренен, когда говорил, что всегда будет рядом, несмотря ни на что…
— Афродита?
Я оборачиваюсь. Арес стоит посреди гостевой комнаты, выглядя уставшим и несчастным, как никогда. Искра в его глазах всё равно вспыхивает, когда наши взгляды встречаются, но она стала меньше. И это ранит меня. Сильно.
Забыв про Гефеста, я захожу в покои и опускаю сопротивляющегося Эроса на пол. Он поднимается на свои маленькие ножки и бежит, я начинаю следовать за ним. Но когда он поворачивает налево, я понимаю, куда он стремится, и останавливаюсь. Гефест за ним присмотрит. Мне же нужно поговорить с Аресом.
— Такой большой уже, — отмечает Арес, садясь на кровать. Я колеблюсь. Не хочу, чтобы наши отношения основывались чисто на сексе. Хочу, чтобы он любил меня так же, как Гефест. Хотя, может быть, он и любит. Может, в пылу страсти, затмевавшем всё остальное, я не замечала в нём теплоты. Но если искра уменьшилась…
— Ну да. Это нормально. Дети имеют обыкновение расти, — я прислоняюсь к стене. — Жаль, что ты тогда ушёл.
 
Он хмурится.
— Жаль, что мне пришлось оставить вас.
— Тебе ведь ещё не раз придётся уйти, правда?
— Но я всегда буду возвращаться к тебе.
Я верю ему. Он сверлит меня тяжёлым взглядом, словно ему всё это причиняет боль, словно я всё ещё солнце его жизни и сверкаю так сильно, что на меня больно смотреть. И лёд в моём сердце тает. Я постоянно думала о своих желаниях, и у меня даже мысли не возникло, каково сейчас ему.
— Я никогда не буду такой, как твой мать, — тихо произношу. — Я не смогу посвятить себя кому-то одному, как бы сильно ни любила. У тебя есть свои обязанности, требующие жертв, а у меня… свои.
Он сглатывает.
— Понимаю. Мне это не нравится, но я понимаю.
— Это не значит, что я стала любить тебя меньше. Нет. Я люблю тебя так сильно, что сердце разрывается на части. Но… я могу любить и других, не забывая про тебя. Это не уменьшает моих чувств к тебе. А то и вовсе позволяет любить ещё горячей.
Его губы образуют тонкую линию, он смотрит на свои ладони. Я никогда ещё не видела его в таком смятении. Я привыкла к его гневу, его огню, но когда он такой притихший, это кажется чем-то противоестественным. И это всё из-за меня.
— Ты… ещё любишь меня? — мой голос срывается на высокие ноты от волнения. Арес вскидывает голову. Не говоря ни слова, он поднимается с места и сокращает дистанцию между нами.
— Всегда, — шепчет он, обнимая меня. — Я всё ещё хочу жениться на тебе, Афродита. Ты идеальна. Ты умопомрачительно красива. Все лучшие моменты моего существования связаны с тобой. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
— Это не обязательно заканчивать, — уверяю я. Но что-то изнутри царапает меня. Красивая, идеальная — такая я для всех. Это не должно меня цеплять, но почему-то коробит, и я ненавижу себя за это.
Он медлит.
— Но я не могу жениться на тебе, если ты продолжишь встречаться с ним. Я хочу, чтобы ты поняла это. Любой другой… Да кто угодно, мне плевать. Ты можешь делать всё, что захочешь, пока твоя любовь ко мне сильнее, чем к другим. Но Гефест…
Я застываю. Этого следовало ожидать, конечно же. Арес видит мир исключительно в чёрных и белых цветах, неважно, насколько я счастлива рядом с Гефестом. Арес не хочет соревноваться со своим братом. В конце концов, он может проиграть. Я это понимаю. Осознание этого причиняет боль, но я понимаю. И, по крайней мере, он не врёт сам себе.
— Я люблю тебя, — произносит он. — Люблю такой, какая ты есть, целиком и полностью, кроме той части, что… неравнодушна к нему. Я хочу жениться на тебе. И обязательно женюсь, мы будем вместе всю оставшуюся жизнь. Но ради нашего с тобой счастья ты должна перестать видеться с ним. Это всё, о чём я прошу.
Моё сердце трепещет. Возможно, это единственное его условие, но это отнюдь не мелочь. Сама мысль о том, что я никогда больше не увижу Гефеста — не почувствую его тепла, не узнаю, каково это — быть с ним, — причиняет мне невыносимую боль.
Арес или Гефест. Любовь, которую я жажду, или любовь, в которой я нуждаюсь.
Это нечестно. Но папочка прав — кого бы я ни выбрала, это определит всю мою оставшуюся жизнь. В мире всегда будут войны и сражения. Сколько бы Арес ни клялся, что будет рядом, ему придётся уходить. Возможно, даже чаще, чем мне кажется.
Так что вот мой выбор: жизнь, полная страсти, огня и ожидания, когда Арес вернётся с очередной битвы, или жизнь, полная уверенности и тепла, дружбы и партнёрских отношений.
К тому же вполне может быть, что Гефест не врёт самому себе. Может, он действительно готов делиться, в отличие от Ареса.
Я колеблюсь.
— Я люблю тебя и Эроса. Нашу семью. Если в моей жизни есть только одна непреложная истина, то это она. Но… если я не выйду за тебя… если послушаю папу…
Арес напрягается. Его теплота сменяется холодом. Этого я и ожидала, но мне всё равно больно.