Художник моего тела (ЛП)

От него пахло землей и краской.
Он выглядел вне себя от ярости и отчаяния.
Мог ли он...
Остановись. 
Просто прекрати это. 
Он никак не замешан в этом. 
Не может быть!
Ты знаешь его.
Ты знаешь его с самого детства. 
Но я не могла остановить это.
Это был нож в моем боку; камешек в моем ботинке.
Это был страх, что Гил попал под власть дьявола и застрял в мучительном аду.
С зажатым в горле сердцем я схватила телефон и открыла мессенджер. Открыв диалог, который я вела с Джастином по поводу исчезновения Гила примерно в то время, когда была похищена третья девушка, я замерла.
Что, по-твоему, ты делаешь? 
Ты серьезно собираешься спросить Джастина, считает ли он, что Гил причастен к этому? 
Неужели я могу думать о таких ужасных вещах и просить его лучшего друга доказать, что я не права?
Гил спас меня от парня с фургоном!
Да! Следовательно, он не может быть убийцей.
Но почему он заставил меня лгать полиции...?
Я задохнулась от этой колючей, тернистой мысли.
Почему Гил не избил этого ублюдка до полусмерти?
Что тот парень имел на него в качестве шантажа?
Воздух стал разреженным и кислым. Я расстегнула несколько жемчужных застежек на своей серой блузке, обливаясь потом.
Затем снова взъерошила волосы, когда мой взгляд упал на ожидающий меня пузырек с сообщением. С моих прядей сорвалась капелька серебристой краски и упала на стол.
Если я не спрошу, то сойду с ума.
Олин Мосс: Те убитые девушки, о которых ты говорил сегодня утром... как ты думаешь... и это безумие, но может ли быть так, что Гил может быть причастен к... тому, что происходит? Я не знаю, о чем я спрашиваю... но как ты думаешь, он в беде?
Я зажмурила глаза и нажала «отправить», не в силах вдохнуть.
Прошло тридцать секунд, прежде чем его ответ высветился на моем экране.
Джастин Миллер: Вау. Я знаю, что прошло много времени с тех пор, как ты видела этого парня, но серьезно?
Олин Мосс: Я знаю. Я ненавижу себя за то, что вообще спрашиваю. Я просто волнуюсь за него. Он что-то скрывает, Джастин. Что-то важное.
Джастин Миллер: Он не убийца. Неважно, что он скрывает.
Я хотела оставить все как есть. Я верила Джастину. Я доверяла Гилу. В глубине души я знала, что он не способен причинить кому-то боль.
Но...
Но!
Олин Мосс: Девочки были разрисованы. Он пропал примерно в то же время, когда была похищена последняя девушка.
Джастин Миллер: Он сказал, что у него семейные дела. Ты же знаешь, каким придурком был его отец. Возможно, его исчезновение как-то связано с этим. И есть другие художники по телу, О. Бесчисленное множество других.
Он был прав.
Тот же самый замечательно обоснованный тезис, который мой собственный разум подкинул мне.
Сотня других художников существовала точно так же, как сотня других офисных работников, писателей и политиков. И он также был прав насчет отца Гила. Я даже не учла этого.
Джастин Миллер: Твоя очередь отвечать на вопрос. Считаешь ли ТЫ, что Гилберт Кларк — серийный убийца?
Черно-белая строгость этих слов резанула по глазам и проникла в душу. Калейдоскоп воспоминаний, недавних и прошлых, закрутился вместе с теми же яркими красками, которыми так легко владел Гил.
Мужчина с улыбающимися грустными глазами.
Мужчина, отчаянно пытающийся не поцеловать меня.
Мальчик, обещавший никогда не пить, потому что он лучше своего отца.
Мальчик, который каждый день провожал меня домой, чтобы я была в безопасности.
Этот мальчик не был убийцей.
И только потому, что годы потрепали его, причинили ему боль, избороздили его сердце, он все еще оставался тем человеком.
Я знала это.
Я знала это по тому, как он так трепетно целовал меня в душе. Я знала это по тому, как он смотрел на меня с ожиданием и надеждой в глазах.
У него были свои секреты. У него были свои неуверенность, проблемы и сложная жилка тайны, но... он не убийца.
Облегчение окутало меня благодарным теплом, когда мои пальцы коснулись экрана.
 
Олин Мосс: Гил — разносторонний человек. Но он не убийца.
— Итак, народ. Собрание персонала в пять! — крикнула Шеннон через пол офиса. Сотрудники подняли руки вверх в знак того, что они услышали; другие стояли с ручками и бумагами для записей.
Я собралась выключить телефон, желая удалить весь разговор и любой признак моих сомнений относительно Гила, но Джастин прислал последний ответ.
Джастин Миллер: Ему пришлось нелегко, О. Я не знаю что, и он отказывается мне признаться, но с ним что-то случилось. Что бы это ни было, с ним действительно что-то произошло. Достаточно взглянуть за холодную оболочку, чтобы понять, как сильно он страдает. Его способность держать людей на расстоянии — это его механизм преодоления, понимаешь? Ты и я... мы прошли через вещи, которые изменили нас. Но Гил... он прошел через такое дерьмо, которое я даже не могу себе представить. Будь добра к нему. Ему нужны все друзья, которых он может получить.
  
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
 
Олин
– Наши дни –
Сжимая телефон в ладони, я вышла из лифта в вестибюль. От Гила ничего не было слышно весь день. Я ушла из-под его защиты, хотя он специально сказал мне этого не делать. Но мне не приходили сообщения с угрозами или не было неудобных посетителей.
Я не могла понять, что чувствовала по этому поводу.
— Олин.
Его грубый, печальный голос заставил меня остановиться у удобных бархатных стульев у стойки охраны. Гил медленно поднялся, распрямляя свое мощное тело и вставая на длинные, сильные ноги. Тени залегли у него под глазами, и его обычная аура трагизма тяжелее легла на плечи.
Как я могла когда-либо подумать, что он убийца? Даже на мгновение. Ни один убийца не стал бы испытывать угрызения совести и сожалеть так, как он. Ни один убийца не мог выглядеть таким полным отчаяния.
Я не думала.
Я не останавливалась.
Мои ноги сорвались на бег. Я бросилась к нему.
— Прости меня.
Я обняла его крепкую талию, прижимаясь к его груди.
— Простить за что? — Он не обнял меня в ответ. Его руки свисали по бокам. Ладони его были крепко сжаты и тверды. — За то, что ушла, когда я просил тебя не делать этого?
Я поцеловала его прямо в сердце.
— За это и... за другие вещи.
Отстранившись, я отступила назад и сунула телефон в сумку. Мне определенно не хотелось, чтобы он видел нашу с Джастином переписку. Я никогда не хотела причинить ему такую боль — дать понять, что мое доверие к нему пошатнулось.
Гил не двигался, прищурил глаза и смотрел подозрительно.
— Я ожидал, что ты побежишь в противоположном направлении, а не в мои объятия.
— Почему?
— Потому что я потребовал, чтобы ты осталась со мной. — Его спина напряглась. — Конечно, моя просьба была отклонена... и ты ушла, не попрощавшись.
— Я ушла не потому, что злилась на тебя за то, что ты запретил мне. — Я боролась с желанием снова прикоснуться к нему. — Я ушла, потому что у меня есть работа.
Его челюсть сжалась.
— Было небезопасно идти без меня. Если бы я знал, что ты так чертовски упряма в отношении рутинной работы, я бы тебя сопроводил.
Я проигнорировала его умышленный выпад.
— Я могу сама о себе позаботиться.
Он вздохнул, все его тело выражало разочарование.
— В том-то и дело, О. В этом... ты не можешь.
Мой пульс участился.
— И что это значит?
— Это значит... — Он посмотрел в сторону, отгоняя правду. — Это не имеет значения. Ты в порядке. Мы снова вместе.
Мое сердце екнуло.
— Мы правда?
Гил снова прищурил глаза.
— Что правда?
— Вместе вместе?
— Нет. — Он покачал головой. — Не в этом смысле.
Пока нет.