Он приходит по пятницам
Итак. Центральную загадку мы разгадать не в состоянии. Однако, как ни крути, все эти идиотские розыгрыши не могут быть сутью дела. Не ради них вся эта история затевалась. Где-то здесь должен скрываться некий существенный интерес. И я почти не сомневаюсь, что речь должна идти о каких-то крупных суммах. Судя по ловкости, с какой это было проделано, занимались этим отнюдь не актеры-любители, желающие позабавить публику, а вполне серьезные люди – дилетантами их глупо было бы считать, ведь ни малейших следов не оставили. Тут, правда, несколько смущает, что такие профессионалы озаботились столь дешевым антуражем с этим бегающим туда-сюда трупом. Как-то не похоже на солидных бандюг – они обычно идут прямо к цели, не отвлекаясь на сценические эффекты. Но, так как нам не известно, зачем это было затеяно, приходится согласиться с тем, что есть. Зачем-то они всё это проделали. А сама суть ясна: за этой непрозрачной для нас завесой скрыта истинная – существенная – цель всей операции. Мы ее не знаем, но она непременно должна быть.
Так вот: если мы не можем разгадать озадачившую нас загадку, но уверены, что не в ней суть дела, следует отодвинуть ее в сторону (пусть, только на время), вынести, так сказать, ее за скобки, и попытаться как-то продвинуться в понимании истинной сути этого дела. Я вижу сейчас только два пути для этого: у нас две ниточки, за которые мы можем ухватиться.
Первая – это личность убитого. Кое-что мы о нем узнали, и, согласись, довольно интересные факты – я, в первую очередь, имею в виду разительную перемену в его поведении. Причем, заметь, совпадающую, по существу, с первыми проявлениями этого дела. Приблизительно за месяц – ну, чуть побольше – до убийства он внезапно бросил пить, а за две недели до его смерти впервые появился труп. Вряд ли это случайное совпадение. Предположим, его экстраординарное решение «завязать» с алкоголем и какие-то радужные планы на будущее объясняются тем, что он перед этим как-то снюхался с теми, кто его потом и пришил. Соседка, правда, объясняет эти факты – и довольно убедительно аргументирует – встречей с некой зазнобой, но не менее правдоподобно и то, что бандюги напели ему о предполагаемых несметных барышах, а появление пресловутой дамочки вытекает уже из этих его ожиданий. К сожалению, дальше этого дело что-то не идет, как мы ни старались. Даже в его бывшей алкогольной компании по месту жительства разузнать ничего не удалось: ни про дамочку, ни про что-то другое никто ничего не знает. А может, если кому и известно про его контакты с деловыми, то нам он, конечно, побоится рассказывать. Есть и еще одна версия, связанная с поведением Мизулина, но она настолько смутная и маловероятная, что нет даже смысла ее сейчас обсуждать. Я тебе потом как-нибудь о ней расскажу – ерунда, скорее всего.
И вторая ниточка. Пусть эта загадка и не сравнится с главной, но всё же и она не проста. Я о том: как бандюги обеспечили себе постоянный доступ в институт? К тому же у этой проблемы должно быть определенное вещественное решение. Его можно найти и зафиксировать: если доступ был, то, почти наверняка, он таким и остался. Зачем им его уничтожать? Вот поэтому я и хочу тщательно обследовать ваш черный ход, хотя и не представляю, что там можно обнаружить. Вроде бы, всё уже осмотрено на два раза специалистами – ты это верно говоришь. Но что-то ведь должно быть – что еще за чудеса такие?
Вот теперь всё. А ты что скажешь?
Закончив свою длинную речь, Костя-Холмс предложил Мише пока подумать, а сам отправился на кухню, чтобы подогреть чайник и заварить очередную порцию благородного напитка (надеюсь, что хотя бы кто-то из будущих моих читателей вспомнит, насколько ценился в начале семидесятых в нашей непривилегированной интеллигентской – не московской, конечно, – среде «чай со слоном» Иркутской чаеразвесочной фабрики; хороший был чай – пожалуй, и с нынешними «Дильмахом» или «Липтоном» мог бы потягаться).
Что Миша тогда думал, он и сам не помнил, но когда свежезаваренный крепкий чай был разлит по фаянсовым кружкам и приятели некоторое время похрустели неизменными сушками, он тоже сумел добавить к впечатлившим его рассуждениям Холмса свою лепту – нельзя сказать, что совсем уж незначительную.
Тут, вероятно, стоит вставить, что их разговоры мало походили на беседы главных героев «Приключений Шерлока Холмса». Насколько я могу вспомнить, Холмс вовсе не имел обыкновения до развязки делиться с товарищем своими соображениями по поводу расследуемого им дела, и, уж тем более, не склонен был ожидать от того каких-либо советов или призывать к острой критике собственных отрывочных высказываний о перипетиях тех загадочных происшествий, которыми они совместно занимались. Во всех случаях Ватсон был лишь заинтересованным зрителем, о чем я не преминул напомнить его современному alter ego, когда он рассказывал о своих многочасовых обсуждениях дела с Костей. Однако, рассмотрев этот вопрос более детально, мы с рассказчиком пришли к выводу, что такое впечатление складывается из рассказов Ватсона, а о том, как оно было на самом деле, можно иметь разные мнения. Не исключено, что описываемая в рассказах особая скрытность Холмса – не более, чем литературный прием, позволяющий автору рассказов Ватсону сохранять неослабевающий интерес читателей до самой развязки. И в действительности (литературной, разумеется, действительности) Ватсону приходилось и выслушивать догадки своего друга, и подавать ему какие-то – пусть даже не слишком удачные – советы, и даже в некоторых случаях оспаривать его гипотезы. Всяко могло быть, но для создания увлекательных рассказов эта сторона расследований оказалась малопригодной, почему и не вошла в окончательный текст «записок о Великом сыщике». Можно предположить, что Ватсон сознательно умалил свою роль в описываемых расследованиях, чтобы оттенить и возвеличить гений своего друга и его блистательные успехи.
– Я что хочу сказать, – начал Миша, решительно отодвинув свою опустевшую чайную посудину (бокалы у Кости были чуть ли не пол-литровые, и гость уже доверху был налит чаем, хоть и успел до того посетить известное место уединения), – всё, что ты говорил, звучит очень убедительно. Не вижу, к чему тут можно придраться и что из тобой сказанного можно было бы аргументировано оспорить. Сомневаться можно, конечно, в чем угодно, но всё выглядит совершенно правдоподобно и обоснованно. Я даже вынужден согласиться с тобой, что определенный смысл в осмотре черного хода – еще раз! – всё-таки есть, пусть я и не понимаю, что и где там искать. Но мне вот что пришло в голову. Ты вот сказал: маскарад – ну, когда говорил о первых появлениях этого «трупа» в кавычках (пусть не трупа, но как его еще назовешь?) – и действительно, если вдуматься, вся эта лабуда выглядит как специально организованный спектакль. Страсти-мордасти – и в результате: пшик. Ничего нет, и никаких следов не осталось. Зачем это всё было затеяно, я тоже ничего сказать не могу. Вроде бы, абсолютно бессмысленная инсценировка.
Но, может быть, стоит поискать ответ на вопрос: для кого предназначался такой маскарад? Для вахтерши? Чем она вызвала к себе такое внимание? Она ничего не замечала, никакой особой бдительности не проявляла, и не заметила бы, закрой они дверь на черную лестницу, – закрыл и сиди там, не высовывайся. Ан нет – специально привлекли ее внимание. С какой-такой целью? Где тут логика? Чем им могла помешать вахтерша? Чего они ожидали от своей демонстрации? Что она перепугается и уволится? Лично она им мешала? Ведь ясно: если она откажется дежурить по ночам, то ее место займет кто-то другой. Можно, пожалуй, понять, почему труп появлялся только в ее дежурства – дело тут, скорее всего, в том, что именно она регулярно дежурила по пятницам. А пятница, безусловно, особый день, и если бы я регулярно зачем-то тайно наведывался в институт, для своих посещений, конечно, выбрал бы как раз пятницу. По субботам у нас вообще редко кто появляется в лабораториях – тем более это можно сказать об АУПе со второго этажа и прочем обслуживающем персонале – но кроме того, если у кого-то появляется нужда в длительных экспериментах, которые невозможно прервать и приходится продолжать и ночью, то крайне маловероятно, что такой опыт спланируют на пятницу – какая необходимость портить себе уик-энд – мало таких желающих. И поэтому ночь с пятницы на субботу – самое удобное время для всяких темных делишек, так мне, во всяком случае, кажется. Никого в институте в это время не застанешь, за исключением вахтера, разумеется. Ну и что из этого следует? Зачем пугать эту – конкретную – бабку, если ее, как бы там ни было, заменят на точно такую же? Никаких разумных причин для этого я не вижу.