Кровавый Король (СИ)
— Пришло времяВторого испытания!
Старух и след простыл, лишь голос звенел в ушах испытуемых.
— Доверие порождает боль…
Раздаётся прямо над ухом Видара.
— Так, способны ли вы выдержать боль друг друга?
— Физическое насилие — оригинальнее некуда, — очаровательно усмехается Видар, замечая, как Эсфирь хмурится. — Мы проходили, да, инсанис?
Она резко переводит взгляд, бессовестно впиваясь в синие сапфиры. Тело ощущает множественные электрические разряды, пока сердце гулко бьётся, подтверждая её догадку. Какая же она дура!
— Не физическое… — тихо произносит она. — Ментальное.
— Что ты несёшь, маржанка? — презрительно фыркает Видар.
— Госпожа Верховная права! Сегодня каждый из Вас проживёт боль другого!
Одна из Старух появляется между Видаром и Эсфирь.
Костлявые пальцы хватаются за обивки кресел и с нечеловеческой силой притягивают их друг к другу. Старуха растворяется в воздухе, как только колени короля и ведьмы соприкасаются. Эсфирь задерживает дыхание.
Видар недовольно кривится, будто дотронулся до грязи, но Эффи не ведёт и бровью, испуганно ощущая, как тело отвечает на опасное касание. Её зрачки расширяются, а глаза наполняются безысходностью. То, что дремалодолгими веками— произошло с ней. Словно шутка Хаоса, вырвавшаяся из-под контроля. Сердце бешено стучало о грудную клетку, изнывая от желания встретиться с его сердцем. Очередной табун мурашек служил ещё одним подтверждением. Перед ней сидело её безумное открытие, то, что считалось давно исчезнувшим в небытии. Её родственная душа. От безвыходности хотелось завыть так, как воют волчицы, лишившиеся потомства.
— Не переживай так, инсанис, моя самая большая головная боль — это ты, — ухмыляется король, и в этой ухмылке она видит собственную смерть.
— Как бы не так, Кровавый Король! — стрекочут Старухи вразнобой. — Протяните друг к другу руки и да начнётся Испытание! Во имя Хаоса!
Старухи полукругом оседают около кресел ведьмы и короля.
Видар протягивает две ладони Эсфирь, но та медлит. Если король хоть раз в жизни мечтал обрести родственную душу, то поймёт сразу же, прямо сейчас. Если нет — то Эсфирь дастведьмин обет, что никогда, ни при каких мыслимых и немыслимых обстоятельствах не скажет ему об этом. Не дотронется до него даже случайно. Не пойдёт на сближение. Отдалится от него настолько далеко, насколько позволит Пандемониум. А там — обязательно найдёт способ разорвать связь, лишь бы не разлагаться от любви к тому, кого ненавидит она. Кто ненавидит её.
Она вкладывает ладони в его, дерзко глядя в глаза. Убеждаясь, что он никогда не поймёт, кто именно находится у него под носом. Сердце пропускает за раз несколько ударов.
— Как хорошо, что у нас это взаимно, — ядовито улыбается Эсфирь.
— Что? — меж угольных бровей Видара появляется глубокая морщина.
— Говорят, если отрубить голову — боли больше не будет, — она оголяет ровные зубы.
Эсфирь прикладывает неимоверное усилие, чтобы её руки не дрожали. Он же безучастно смотрел в разноцветные огни, теряясь в потоке своих мыслей.
Её дикая улыбка и странный отблеск в глазах — последнее, что видит Видар прежде чем оказаться в завьюженных, ледяных полях Малвармы…
15
◊
— Папочка, эта война из-за меня?
Малышка отчаянно цеплялась за плащ отца.
Старшие братья молча наблюдали за сестрой. Ни один не решался подходить к ней, ни один не решался давать ложные надежды на своё возвращение. Оба боялись столкнуться с детским взглядом, от которого щемящее сердце раскололось бы на миллиард льдинок.
— С чего ты это взяла, моя маленькая Льдинка?
Вальтер опускается перед дочерью на одно колено.
— Потому что я — другая? Меня хотят забрать раньше срока?
Паскаль резко втягивает холодный воздух носом, получая от Брайтона молчаливый приказ успокоиться, хотя тот и сам находился в шаге от провала. Все они понимали, что в словах ребёнка есть доля истины. Как и понимали, что до её обучения — она не сможет постоять за себя, не сможет вечно сбегать и искать укрытия. Война была лишь одним из предлогов захватить рождённую Хаосом, маржаны были уверенны в этом.
Видар застывает на месте, опасаясь даже двинуться. Осмотревшись, он с трудом узнаёт поместье Бэримортов. Вокруг царила паника и суета. Они знали, что рано или поздно, но война бы постучалась в их двери. И не важно, кто стал бы инициатором — Первая ли Тэрра или Узурпаторы.
Они не боялись. Они защищали семью. Они защищали страну. Свою Малварму. Пятую Тэрру. Семья старалась уберечь дочь и сестру, Страна — могущественную Верховную.
— Льдинка, нет-нет-нет! Не плачь, а то слёзки примёрзнут! Я клянусь тебе — всё будет хорошо. Тебя никто не заберёт ни у меня, ни у мамы, ни у ребят. Эффи-Лу, запомни, ты никогда не станешь причиной войны! Королевы не плачут, помнишь?
— Но я не королева! — шмыгает носом девчонка.
Братья переглядываются, а затем в безмолвной тишине опускаются на колено, склоняя головы.
— Ещё какая Королева, моя Льдинка! — довольно улыбается Вальтер, пока где-то вдалеке раздаётся очередной залп. — Ты — Наша Верховная!
Видар медленно вдыхает воздух. Кажется, ему предстояло увлекательнейшее путешествие по закоулкам ведьмовской памяти.
◊
Страшные взрывы, нечеловеческие крики, взвизги лошадей — всё говорило о том, что ещё одной точкой отсчета для боли Эсфирь служила Холодная война.
Видар щурится. Только спустя две минуты понимает, что не может дышать, придавленный чем-то тяжелым. Наконец, видит перед собой маленький, захлебывающийся слезами комочек. Тихие мольбы о спасении резали слух.
Видар хмурится. Отец практически умолял дочь поверить ему, заставив думать, что вся семья останется с ней. Только не уточнил, что это будет лишь в её собственных мыслях.
Внезапно темнота исчезает, а сам король видит молодого себя, свой ледяной страх при виде разноцветных глаз, смутно слышит, как даёт наказ маленькой сироте бежать.
И юная Эсфирь срывается на бег, не теряя ни секунды. Так быстро, что икры тяжелеют, а сердце превращается в трепещущее нечто. Несётся подстреленной ланью, унося вслед за собой и Видара, что двигается за ребёнком невидимой привязанной тенью. Очередные взрывы малютку мало пугают, будто она их источник. Девчушка позволяет передохнуть себе лишь у намертво застывшей воды. Идти дальше придётся прямиком через неё, обходного пути нет, вокруг — ледяные скалы.
Видар внимательно рассматривает ребёнка, остро чувствуя страх. Он ощущал каждую эмоцию девчушки: боль потери прожигала её сердце, жгучая обида на ложь терзала разум, она боялась, что единственная осталась в живых, что больше никогда не увидит семьи.
Эсфирь тихо выдыхает, делая первый шаг на лёд. Видару кажется, что нет ничего легче этой задачи, но ровно до того момента, как очередной магический взрыв не разламывает лёд под крошечными ногами. Король инстинктивно хочет поймать юную маржанку, но его бестелесная сущность против такого исхода. А потому ему остаётся лишь погружаться, чувствуя, как лёгкие наполняются острыми иглами воды… Так вот, что для неё значила вода… Смерть.
◊
Когда внутри всё сжимается до предела, его будто окатывают огненной лавой. Пошатнувшись, Видар не сразу осознаёт, где находится.
— Маленькая ведьмачья сука, думала, что можешь сбегать в Тэрры, когда тебе вздумается?! — Дикий ор одного из Инквизиторов окончательно возвращает рассудок Видара. — Думала, что твой жалкий бес Кванталиан вступится за тебя?
Он находился в жерле Пандемониума, где когда-то и сам проходил службу. Сидел, привалившись к огненной скале и пытался свыкнуться с резким перепадом температур и свалившейся на него информацией. Побег в Тэрры, какой-то Кванталиан, хлыст, разрезающий жаркий воздух.
Видар резко поднимает взгляд.
Прямо перед ним болталась в цепях полуобнаженная Эсфирь. Теперь её внешность мало отличалась от ему известной. Он в первые видел, как из разноцветных глаз сочилась боль.