Кровавый Король (СИ)

— Хорошо, что у меня нет души, — усмехается доктор Тейт. — Как звать нашу поджигательницу?
— Эффи, — быстро проговаривает Ритц, словно боясь, что она услышит его и задушит сквозь метры бетонных стен. — Эффи — кличка, которую дали тут. Полное имя Эсфирь Бэриморт. Звучит так, словно её родители увлекались старинными эльфийскими преданиями.
Внутри Видара что-то обрывается. Несколько секунд он просто открывает и закрывает рот.
— И правда, как из сказки, — единственное, что он выдает.
Внутренности обжигает огнём. Оназдесь. Здесь. Живая. Так рядом, так близко, что стоит только открыть дверь и протянуть руку.
— А родня осталась? — дёргает бровью Видар, стараясь погасить внутри себя обезумевшее ликование.
— Да. Паскаль Бэриморт — старший брат, пастор здешней церкви.
— Пастор? — он не удерживает смешка, но тут же старается подавить и его.
«Демонов Кас заделался в пасторы! Да, храни его Хаос!»
— Да, — недоумённо дёргает бровями Татум. — Он часто приходит сюда, разговаривает с ней. Дьяволица, правда, вечно молчит, только смотрит своими страшными глазищами. У неё гетерохромия, а когда она начинает смотреть на тебя, не моргая — кажется, что все органы во прах обращаются.
— Как старший Бэриморт выжил в пожаре?
— Как он говорит — «С Божьей помощью», — усмехается Ритц, поправляя остроконечные края голубой рубашки. Затем доктор раскрывает портфель и достаёт оттуда ежедневник, собираясь сверить сегодняшний график.
— А здесь как оказался? — хмурится Видар. Ни черта не понятно.
Он, наконец, поддевает пальцами личное дело Эсфирь Бэриморт. С фотографии его изучал безумный, голодный взгляд рыжеволосой девушки. Она скалилась, пока кучерявые пышные волосы напевали гимны самому Сатане — на человеческий лад и Пандемонию — на альвийский. Впалые скулы, тёмные круги под глазами, трещины на сухих губах.
«Какого демона они сотворили с тобой?» — Видар незаметно проводит большим пальцем по фотографии. — «Я ведь мог не вспомнить тебя, Моя Королева…Моя инсанис…»
— Попросил у митрополии перевод сюда, быть ближе к ней. Святой человек, — пожимает плечами Ритц. — Наверное, сердце должно быть по-настоящему чистым, чтобы так любить чудовище.
Тень грустной усмешки прокрадывается в лицевые мышцы Видара. Она любилаего.
— Это вся её семья?
— Ага, — кивает Татум, мельком бросая взгляд на настенные часы. — Пора на обход, а заодно и познакомиться с ней.
— А почему мы это не сделали в первые дни? — неопределённо дергает плечами Видар.
— Так, ты же сам сказал, что вначале бумаги — потом всё остальное. Из кабинета сутками не выходил, — ошарашенно хлопает ресницами Ритц.
— Да, похоже на меня… Видимо, не хило ударился, — обворожительно улыбается Видар, играя глубокими ямочками на щеках.
— Ты бы всё-таки проверился, а то мало ли…
Доктор Тейт закрывает дверь кабинета на ключ. Россказни про клинику от Ритца он уже не слушал, осматривая больничные коридоры под другим углом зрения: мужчины, вспомнившего своё прошлое.
Каждый шаг приближал его к заветной двери. Дыхание становилось тяжёлым, а фантомные боли в грудной клетке только усиливались.
Двумя пальцами он оттягивает ворот светло-голубой футболки.
— Уверен, что не нужно на осмотр? — никак не унимается доктор Ритц.
Видар молча кивает, хмуря брови. Глаза застывают на фотографии пациентки около железной двери.
— Всегда мороз по коже от неё, — ёжится Татум, замечая реакцию главврача.
«Он всегда так много болтает?»
Сложно описать тот взгляд, который увидел Татум Ритц. Наверное, он и не знал названий таких чувств, что через край плескались в ярких глазах. И незнание это списывал на волнение перед встречей с психически неуравновешенной особой.
— Говоришь, у неё своя тактика общения? — нарушает молчание Видар.
О, да, тактика и вправду была отменной.
— Ага, так что разговор в первое посещение с ней вряд ли заладится, но ты испытай счастье!
Татум кивает охране клиники, чтобы те провели досмотр главврача на наличие колюще-режущих предметов и пропустили его внутрь.
 
— Доктор Тейт, проверьте мобильную кнопку вызова охраны, пожалуйста, — спокойный голос охранника скользит по коридору, пока Видар машинально следует просьбе.
«Будто всю жизнь этим занимался», — усмехается он. — «Демон, пять человеческих лет… Пятьдесят моих лет…»
— Удачи, Гидеон, — кивает ему доктор Ритц.
— Мы с ней в плохих отношениях, — самодовольно усмехается Видар. — Зайди потом ко мне в кабинет.
— Так точно! — весело подмигивает коллега, унося ноги подальше от треклятой двери.
Глубокий вдох. Выдох. Нутро содрогается. Дверь тяжело открывается. А затем так же закрывается. Палату слабо заливает освещение.
На секунду Видару кажется, что это тюрьма, а не психиатрическая клиника. Интерьер палаты и близко не походил на красивые коридоры и витиеватые лестницы Музея Безумных Душ.
Бетонный пол, железная кровать с жёстким матрасом, табурет, железный туалет и раковина. Никаких зеркал. Никаких окон. Ни намёка на посторонние предметы. Для неё это даже не место отбывания срока, а всего лишь вольер.
На его приход она не реагирует, никакой заинтересованности и банального поворота головы. Сидит спиной к нему, увлечённо рассматривая бетонную стену.
— Доброе утро, Эсфирь, — старается не выдать волнения.
Боится сорваться и заключить её в крепкие, такие нужные ему, но не нужные ей, объятия.
В ответ тишина, абсолютное игнорирование.
— Моё имя… Гидеон Тейт… — Демон знает почему представляется так. Ложь. Вселенская ложь. Узнай она его — так бы не сидела. Она бы лишила его жизни. Наверное. — Я твой новый лечащий врач и главный врач этой клиники. Как минимум, не прилично игнорировать нормы этикета.
Лёгкое лисье хмыканье ударяет о стены вольера. Рыжеволосая склоняет голову к правому плечу. Если бы Видар видел устрашающую ухмылку на потрескавшихся губах Эсфирь, то раз и навсегда бы уяснил, что потерял её. Бесповоротно и окончательно.
Она никогда не слышала таких настойчиво-уверенных голосов, как этот. Говор был резок, быстр и… сладок. Будто что-то липкое разлили по всему полу, а она, случайно наступив, начала вязнуть, без возможности выбраться.
Видар опасно сокращает расстояние и ставит табуретку максимально, насколько это возможно, к лежанке.
— Я изучил твоё дело. И мне кажется, что предыдущие врачи многого не видели, ты так не считаешь?
Эсфирь резко разворачивается от неожиданно тихого голоса прямо за её спиной. От столкновения с лицом лечащего врача спасает мёртвая хватка за край кровати.
Раньше она сравнивала себя с питоном, а врачей с кроликами. Сейчас же создавалось впечатление, что её звание отобрали.
Девушка замирает, внимательно рассматривая каждую мимическую морщинку на лице врача. Изучает каждую клеточку, будто внутри своей головы составляет полный психологический портрет. Скользит взглядом по мужественному подбородку, расслабленным пухлым губам, уголки которых были надменно приподняты, аккуратному аристократическому носу, останавливаясь на глазах.
Эсфирь, как испуганный ребёнок, подаётся назад. Она не видела таких взглядов, как у этого недоврача. Обычно на неё смотрели, как на что-то мерзкое, разлагающееся. Это было в заводских настройках у каждого, кто приходил копаться в её голове. У всех, кроме него.
— Тебе не стоит бояться меня, — уголок губы Видара самодовольно ползёт верх, позволяя Эсфирь рассмотреть ямочку на щеке.
Что-то ей подсказывало, что человек с такой ухмылкой не может быть обычным добряком, желающим излечить ото всех болезней. Причин тому было немного, всего одна: такая ухмылка была у неё всего несколько секунд назад.
— Серьёзно, у меня нет пометки о том, что ты немая. Видишь, я не боюсь тебя, хотя, готов поспорить, что прежние врачи не подходили настолько близко в первый день.
Девушка закатывает глаза, облокачивается на стену и скрещивает руки на груди. Её чуть вздёрнутые брови — он рассчитывает, как свою победу.