Кровавый Король (СИ)

Раньше она всегда спорила с Паскалем, доказывала, что ей не нужна защита, но не теперь. Сейчас она, как обезумевшая, пыталась ухватиться за остатки слов, что ещё окутывали небольшую фигуру. Эсфирь не хотела в очередной раз покидатьсвой дом. Свою семью.
— Это шоу я уж точно не пропущу, а ты, Нот? — во все тридцать два улыбается Паскаль.
— Ни в жизни, — подхватывает улыбку брата Брайтон. — Тебе пора, Эффи-Лу…
— Знаю, — срывается полушёпот с пухлых губ.
Оба брата поочерёдно обнимают сестру и целуют в лоб. Брайтону даже на секунду кажется, что он видел, как разноцветные глаза покрыла слезная пелена. Хотя, быть может, это разыгралось его буйное воображение. Ведь последний, кто видел слёзы Эсфирь Лунарель Бэриморт — была их мать. Со времён Холодной войны никто не наблюдал в её глазах не то, чтобы слёз, там не было ни веры, ни сожаления, ни любви, ни счастья.
⸶ ⸙ ⸷
Взгляд Короля Первой Тэрры отчуждённо блуждал по стенам кабинета. Ох, сколько же придворных дам, отряд которых возглавляла герцогиня Кристайн Дивуар, старались заполучить его.
Сапфировые радужки не поддавались ничему — будь то женские улыбки или рваные мольбы узников о пощаде.
За триста лет он огрубел, как и полагалось предводителю королевства. Чувства оказались задвинуты в дальний угол, на всё он реагировал с пугающим спокойствием и холодом. И только взгляд разноцветных глаз, что являлся отголоском Холодной войны, преследовал его покой уже сотню лет…
Видар раздражённо дёргает носом. Бурая кобыла сегодня совершенно отказывалась слушать команды принца. Виною тому выступала противоестественная война для мира нежити. Малварма и Земли Узурпаторов всё-таки сцепились в сражении.
Будь Видар моложе и глупее — он пустил бы всё на самотёк, пока Малварма бы не загнулась. Но это грозило всем Тэррам катастрофой: захвати Узурпаторы Холодные земли, они будут иметь власть над лучшими ведьмами и тогда следующим шагом станет подчинение остальных Тэрр.
Себастьян Морган скакал по правую руку от принца. Обоих выслали с людской военной службы прямо в холодное пекло Малвармы двадцать лет назад, якобы добровольцами. И только много позже они узнали, почему король Тейт не отвечал на вести с фронта и допустил такую разруху — его уже не было в живых.
— Больно тихо сегодня, — задумчиво осматривается Себастьян.
Вокруг стоял густой чёрный смог от магии.
— Ненадолго, — хмыкает Видар. — За столько лет я выучил одно: тишина — вестник катастрофы. — Одемонел этот холод! — спустя минуту фыркает принц. — Одемонели маржаны! Я иногда подумываю собственноручно прикончить их короля!
— Сделаешь огромную услугу остальным Тэррам, — иронично дёргает бровью Баш.
— Я делаю услугу сейчас — совершая долбанную вылазку ко дворцу Брайтона, пытаясь очиститься от слухов, что мы в сговоре с Узурпаторами… Демон! Королевский лагерь горит!
Лошадь Видара срывается на галоп.
— Вот же ж!… Daemon!
Себастьян срывается следом.
Чем больше они приближались к лагерю, тем сильнее поднимался смольной дым, он копотью оседал на белом снеге и льду.
— Пахнет шалфеем! — с трудом выкрикивает Баш.
Оба старались на ходу зарыться носами в мех накидок.
— Пожар спровоцировала не магия? — кричит в ответ Видар.
Обычно магия имела запах сандала.
— Демон его разберёт! Нужна подмога!
— Нет времени разворачиваться! Если Узурпаторы проникли туда, Бэриморты, скорее всего, мертвы! Все! Кроме братцев, что служат с нами!
— Хотя, и их уже могли приложить чем-нибудь!
Народ в страхе разбегался кто куда, образуя неразбериху и хаос. Ядовитые пары дыма проникали в лёгкие, пламя, тем временем, разрасталось всё шире.
Вспышки магической борьбы начали мерцать сквозь чёрную завесу, звуки лезвий слышались всё ярче и отчётливее.
— Ваше Высочество, отступайте! Мне нужно вернуть Вас живым! — нервно кричит Себастьян, вынимая меч из ножен.
Он не знает от кого отражать удар, вокруг царит жаркая кровавая баня. Пот проступает на лбу в первый раз за двадцать лет здесь.
— Я — Видар, Баш. Просто Видар, — ухмыляется принц.
 
Сегодня он погибнуть не намерен, а потому только бьёт шпорами лошадь, заставляя её ускориться.
— Praesidium[1]…—тихо проговаривает Видар, чувствуя, как кожа в области локтя пощипывает.
Чёрная татуировка вырисовывается под одеждой, что означало только одно: целитель наслал на себя заклятие защиты от ударов.
— Видар, вправо!
Крик Себастьяна доносится приглушенно, но принц успевает среагировать, слишком резко дёрнув поводья в сторону. Лошадь, ничего не видя, спотыкается, скидывая наездника в смоляной сугроб.
Доля секунды, чтобы осмотреться, как Видар замечает причину крика Себастьяна: маленькая деревенщина, обмотанная во что-то чёрное, лежала под завалами горящей палатки.
Первая мысль — сорваться на помощь, вторая — вряд ли она уже нуждается в ней, третья — нужно бежать со всех ног, чтобы спасать живых, а не мёртвых.
Видар с усилием поднимается со снега, но сдвинуться с места не может: горящая палатка захватывает разум. Почему-то он хочет верить, что ребёнок жив.
Грязно ругается. Ещё раз. Прокручивает меч в ладони, двигаясь в сторону палатки, готовясь отражать внешние удары.
А если живая, то куда он денет её? Не возьмёт же с собой… Трясёт головой.
«Какая разница?! Надо спасти!»
Откидывает брезент, подхватывает тонкую кисть, аккуратно пытаясь вытащить, уже скорее всего, сироту. Тельце оказывается почти невесомым. Стоит ему отползти с ним на руках на относительно безопасное расстояние, как остатки палатки вспыхивают молнией от удара какой-то ведьмы, что так отчаянно защищала свой дом.
Осматривает чумазое лицо внимательно, чувствуя, как собственное сердце остервенело бьётся о грудную клетку. Так сильно, будто он бежал по меньшей мере тысячу дней. Дыхание перехватывает то ли от гари, то ли от осознания, что ребёнок мог заживо разлететься от удара.
— Эй, слышишь меня?
Видар слегка касается измазанного подбородка. Не может разобрать мальчишка это или девчонка. От одного касания его тело пробивает током. Он резко одёргивает руку.
Ребёнок кивает, но зажмуренных глаз не размыкает.
— Спасибо…
Голос не запинается, звучит чётко, будто он конфетку ей подарил, а не от смерти спас.
— Послушай меня, беги! Беги, от этого зависит твоя жизнь!
Ребёнок, наконец, открывает глаза. Разноцветные радужки впиваются в его.
Видар на мгновение замирает. Пророчество богинь врезается в лобную кость. Один глаз напоминал синь небесную, другой — траву после дождя.
— Демон… — слетает с его губ.
— Сзади! — только успевает прошептать детский голос.
Видар реагирует мгновенно: меч с размаху разрубает тело нападающего.
Он испуганно оборачивается, глядя на застывшего ребёнка. Дитя во все глаза смотрело на разрубленного пополам солдата.
— Глаза! Смотри в мои глаза! — командует он.
В любой другой ситуации ему было бы всё равно, но не сейчас. Война не место для детей.
Бродяжка замирает, глядя в глаза спасителя. Кажется, что маленькое сердце начинает дрожать.
— У тебя очень красивые глаза, — тихо слетает с детских губ, заставляя брови Видара взметнуть вверх.
— Беги же! И постарайся выжить! — в замешательстве бросает он. — Давай!!!
Был ли тот взгляд предсказанием или плодом разбушевавшейся фантазии — Видар не знал до сих пор. Только сердце иногда пропускало по несколько ударов, когда он вспоминал пронзающие радужки глаз. Раз он тогда выжил — значит, нет причин для беспокойства? Или говорилось о смерти духовной, что следовалапослевойны?
Он поправляет золотистую застёжку на изумрудном камзоле. Изумрудный у альвов считался цветом скорби, цветом семьи Видара. В разнопёрых оттенках зелёного все старались избегать изумрудного.
Короля редко видели в другом цвете.
Чёрные короткие волосы были подстрижены на манер военной стрижки. Больше не было тех косичек, которые когда-то заплетала ему мать.