Кровавый Король (СИ)
— Видар — наследник Каина, его прапраправнук, — медленно произносит Эсфирь, чувствуя, как брат перестал дышать на мгновение.
— Это шутка?
— Едва ли. Холодная война — тщательно спланированная акция Узурпаторов. Им нужно было устроить государственный переворот, чтобы скинуть принца с очереди на наследство, и убив короля, захватить власть.
— Но принц не умер.
— И стал королём.
— Погоди… Тогда Узурпаторы решили действовать руками других королевств? — Брайтон подхватывает мысль Эсфирь. — Поочерёдно захватив всех, они могли бы направить на Видара всю мощь и попросту стереть из Пятитэррья… Генерал действует аккуратно, потому что наверняка знает легенду о Метке Каина. На Тейте Рихарде не было Метки, потому что будь она — Генерал бы провёл ритуал перенесения, срезал её и стал бы покровителем душ. Видар, с огромной вероятностью, чистый, но Генерал не идёт на риск. Значит… Значит, он подозревает, что легенда может обернуться правдой. А с Тьмой-союзником, они могут подчинить Видара…
— Да, но… У Видара есть Метка.
Брайтон застывает, и только левая бровь выдаёт страх небольшой судорогой. Он сглатывает.
— Невозможно.
— Я тоже так думала, пока не прочла реальныйАльвийский подлинник.
— Это значит… Это значит…
— Что он Истинный Король Пятитэррья, да. И что он — Каин во плоти, да. И, да, это значит, что он, Тимор и Тьма — одного поля ягоды. И для того, чтобы остался у власти кто-то один — они попытаются попереубивать друг друга. Я полагаю, что с помощью меня Тьма собирается вернуться в былую сущность. А ещё они знают, что Видар силён, отчасти благодаря мне. Чтобы провести ритуал, его нужно ослабить. Для этого мы с тобой здесь. Чтобы порвать связь.
— К-какую связь? — Брайтон запинается, переводя взгляд на стену.
Но Эсфирь подрывается к нему, отвешивая звонкую пощёчину. Брайтон рычит, хватаясь за горящую щёку. Во взгляде мерцает ненависть.
— Эффи!
— Это за то, что свели нас без нашего согласия! Я всё знаю, не смотри так на меня!
— Очень вовремя! Давай ещё и этими разборками займёмся!
— И займёмся! Потому что в следующую секунду мы можем быть мертвы!
Они снова замолкают, погружаясь в свои мысли. Эсфирь яростно думала о том, как выбраться из петли спустя пять минут болтания в воздухе, а Брайтон пытался переварить полученную информацию: признаться, выходило до одурения плохо.
— Что за выражение лица? — спустя несколько минут спрашивает Брайтон, увидев в глазах сестры безумный блеск.
— Кажется, я вытащила из памяти нужное заклятие…
— Даже не думай! Это означает, что за него придётся непомерно много заплатить!
Эсфирь хмурится, не обращая внимания на яростное шипение брата.
Она читала об этом Заклятие совсем недавно, когда искала способ разорвать родственную связь. По иронии судьбы именно о нём рассказывал Румпельштильцхен, но тогда ведьма и понятия не имела, что его можно провести не только с родственной душой. Всё было на поверхности!
— Брайтон! — Эсфирь резко подскакивает на колени. — Это наш шанс!
— Полагаю, что ты не расскажешь мне, что хочешь сделать? — Брайтон хмурится, пододвигаясь к сестре.
Она выглядела, как сумасшедшая: глаза опасно блестели, а губы растянулись в удовлетворённом оскале.
— Я знаю, как всё остановить. Я запущу заклятие. Нам с Видаром не придётся разрывать родственную связь. Но даже если, каким-то образом, связь порвётся, я всё равно смогу его провести, потому что люблю его!… люблю тебя. По-настоящему люблю! Да. Да, я! Я знаю, что делать! Демонов Румпельштильцхен с его дьявольскими фокусами! Она знал!
Брайтон с ещё большим недоверием косится на сестру. Эсфирь расхаживала по «клетке», как львица, загнанная в угол. Она активно жестикулировала, что брат расценивал за волнение. По началу до Брайтона не дошёл смысл её потока информации, но затем… После того, как она расстегнула мундир и запустила руки под него, после того, как вытащила обратно и похлопала по рёбрам, после того, как снова, дрожащими пальцами застегнула его… Взгляд травяных глаз упёрся в правую кисть сестры. На безымянном пальце красовалось ансамбль из двух колец.
«…потому что люблю его!… люблю тебя. По-настоящему люблю!», — обрывок фразы застревает поперёк горла.
Брайтон медленно поднимается следом за сестрой, устоять на ногах всё ещё сложно, но он пытается.
— Ты вышла за него замуж? — тихо спрашивает Нот, замечая, как Эсфирь резко замирает, хватаясь пальцами левой руки за кольца.
— Я… Нот, сначала это было лишь планом, чтобы заручиться поддержкой земель и… — она пытается найти правильные слова, но, когда не может разобрать взгляда, начинает быстро тараторить, — и вызволить тебя… Но я… я… демон, ты должен понять меня. Вы сами способствовали нашей связи…
— Эффи…
— Я бы никогда не вышла за него, потому что это полный бред. И он самый жестокий и трудный альв за всю историю…
— Послушай меня…
— Демон, я знаю, что это звучит просто ужасно, но я… Хаос, я принимаю его именно таким и, наверное, это поэтому я действительно полюбила…
В окружении страха, боли и ненависти бетонных стен она вдруг остро осозналапочемуполюбила его — жестокого Кровавого Короля. Не потому что была раскрошена на мириады осколков и нуждалась в том, кто её починит. Нет. Не потому, что она — его родственная душа. И близко нет. А потому, что, когда она только вошла в тронный зал и увидела такие ледяные глаза, в которых на едва заметную секунду отразилось солнце, она поняла, что его лучи предназначались только ей. И они скользнули по фарфоровой коже с той же нежностью и ослеплённостью, с которой она встретила этот взгляд впервые, будучи маленькой девочкой, что могла погибнуть в гуще Холодной войны.
Брайтон резко притягивает сестру в объятия, заставляя фонтан из слов и мыслей наконец-то иссохнуть.
— Эсфирь, я так среагировал, потому что жалею, что не видел тебя в свадебном платье и не вёл к алтарю. Я по-настоящему завидую Касу. И ничуть тебя не виню.
— Как только мы выберемся отсюда, я наряжусь специально для тебя! — тихо шепчет ведьма в плечо брата. — Стыдно признаться, но платье было волшебным…
Она чувствует, как его бьёт едва заметная дрожь и, тут же оторвавшись от него, усаживает обратно на пол, а затем садится рядом и забирается в его медвежьи объятия. Как в детстве, дома. Только разруха, окружающая их, вряд ли слыла таковым.
— Как ты собираешься запустить заклятье?
— Я уже, — её губы изгибаются в лисьей улыбке.
Брайтон отнимает голову от кучерявой макушки, внимательно окидывая взглядом сестру.
— Я начала с важного, — пожимает плечами ведьма.
Она высвобождается из объятий. Быстро расстегивает мундир и приподнимает рубашку. На левом ребре виднелись ярко-чернильные буквы.
— Серьёзно, Эсфирь? Ты могла себе нарисовать что угодно, но выбрала это? — бровь Брайтона скептически дёргается.
— Да. Потому что это плата. И я верю, что он сможет меня простить и… если сможет, то вернёт всё на круги своя, — Эсфирь опускает ткань, снова застёгиваясь наглухо. — Но если… Если он не простит меня… Ты вообще знал, что его имя у людей-язычников — это имя скандинавского бога мщения?
Она не поднимает глаз, потому что тогда Брайтон бы понял всё сразу. И, возможно, размозжил бы голову «бога мщения» вон тем одиноким валуном, когда узнал бы, что и родного брата она забудет, как и саму себя.
Румпельштильцхен действительно помог ей. И более того — она знала, что это заклятие сработает не только на родственных душах. Эсфирь собиралась вырвать сердце собственному брату, раскрошить его и… вернуть ему своё — ведьмовское, сильное, с искрящейся родственной связью. Таким образом, Брайтон останется, сердце Видара не разлетится осколками от разрушения связи.
Ведьма знала, что с помощью Румпельштильцхена эти двое придумали бы, как сделать из связи вечный заряд и напитать им Первую Тэрру, по крайней мере, Старожил уже намекал на это. А она… Она бы забыла обо всём. И только татуировка напоминала бы имя того, кто когда-то оставил отпечаток на душе. Кто, в идеальном развитии событий, помог бы вспомнить. А в ужасающем — отрёкся от неё, отомстивтаким изощрённым способом.