Bonjour, Nicolas! (СИ)
— Меня зовут Клэр, — зачем-то сказала она.
— Николай Авершин. Магистр истории Императорского Санкт-Петербургского университета, — официально представился он. Слишком официально для этого танца и для этой женщины. Но вместе с тем он не умел делать ничего наполовину. Она ему нравилась. С первого взгляда, а теперь и с первого слова. И даже запах ее духов с ароматом аниса казался ему самым прекрасным на земле.
— О-ля-ля! — вырвалось у нее. — Впервые вижу живого магистра.
— Вам повезло. Любуйтесь, — подмигнул он ей. — А вы… Вы путешествуете? Одна?
Он едва не прикусил себе язык, думая о том, что таких вопросов задавать ей не следовало — это неприлично. А она любовалась. И даже если бы он не позволил, она бы все равно любовалась. О приличиях Клэр имела весьма размытые понятия.
— Не совсем путешествую и совсем не одна, — рассмеялась она. — У нашего театра гастроли в вашей стране.
— Театра? — он удивленно приподнял брови и едва не оступился. Актриса. Она актриса. Всего лишь актриса-француженка. Как же он сразу не догадался. Часть третьего этажа, где жил и он, занимала французская труппа. Его предупреждали, когда он только приехал, а он и позабыл совсем.
— Вот оно что… — растерянно пробормотал Николай по-русски и продолжил уже по-французски: — После Москвы вы возвращаетесь назад или едете дальше?
— У нас еще несколько спектаклей в Петербурге, месье магистр.
— Я бы с удовольствием посетил… если бы располагал временем, — медленно произнес он, а потом вдруг решился — к черту! — Впрочем, время найдется. Я, знаете ли, в конце недели еду в Петербург.
— Мы будем выступать в Аквариуме, — озорно сверкнула глазами Клэр.
— Я запомню. У меня довольно неплохая память, мадемуазель.
Он открыл, было, рот, чтобы еще что-то добавить, но в этот момент мелодия прервалась. И они оба замерли. Следовало взять ее за руку и отвести на место, как делали все вокруг, но он не чувствовал в себе сил отпустить ее. Надо же… актриса…
Наконец, взял ее ладонь, они вернулись к столику, он отодвинул стул, чтобы помочь ей сесть.
— Пожалуй, мне пора, — мягко сказал Николай. — Надеюсь, вы не откажете мне в просьбе поужинать завтра вместе?
Уж коли «дуэньи» при ней все равно не было.
— Не откажу, — улыбнулась она. Ей было немного жаль, что он уже уходит.
— В котором часу?
— Думаю, не раньше одиннадцати…
Прикинув, что в это самое время ему уже будет решительно нечем заняться, он решительно пообещал:
— Прекрасно, я буду ждать вас, мадемуазель.
Поклонился и пошел прочь из ресторации.
Клэр хлопнула ресницами и проводила его взглядом. Сегодня ей будет, что рассказать Жанне. И передумав заказывать еще один десерт, она поспешила за ключом.
В следующие десять минут метрдотель гостиницы Национальная наблюдал премилую сценку у конторки портье.
Сначала туда явился господин русский египтолог и попросил ключ от своего нумера на третьем этаже. Потом туда же подошла мадемуазель французская актриса. И попросила свой ключ, когда историк не успел еще далеко отойти и прекрасно расслышал, что за нумер она запросила.
Он резко обернулся и оглядел француженку. Потом посмотрел на ключ в своих руках. Молча вернулся к ней и показал нумерок на ключе.
— Так это вы поете ночами, тогда как я вожу к себе женщин? — сдержанно спросил он.
— Могли бы сами сказать, что вам не нравится, как я пою. Вместо того, чтобы жаловаться на меня метрдотелю, — фыркнула Клэр и, не оглядываясь, прошла к лифту.
Он сердито передернул плечами и наверх помчался по лестнице.
Их встречи возле дверей комнат метрдотель, к сожалению, так и не увидел.
Николай успел к тому моменту, когда она вставляла свой ключ в замочную скважину.
— Могли бы догадаться, что во втором часу ночи постояльцы могут пытаться уснуть! — теперь уже рассерженно рявкнул Николай.
— Так вы свои труды пишете во сне, месье магистр? Потому как метрдотель уверял меня, что по ночам вы работаете, — рассмеялась Клэр. — Уж лучше бы, право, водили женщин.
И прежде, чем скрыться в номере, добавила:
— Спокойной ночи! Обещаю, сегодня я не стану петь.
Она действительно не пела этой ночью. И последующие несколько ночей тоже.
В следующий вечер Николай Авершин вместо ресторации отправился спать пораньше, заказав ужин в свои комнаты. И до отъезда труппы в Петербург египтолог и актриса избегали друг друга.
Глава 4
22 декабря 1925 года, Лондон
«Сегодня в 12–30 я буду ждать вас на углу Poole St. и Imber St.»
Николай в очередной раз пробежал глазами записку, теперь уже всю измятую, и, пусть она не была подписана, вариантов авторства казалось не так много. Собственно, всего один. Ему принесли ее с посыльным во время диспута с сэром Аланом Хендерсоном Гардинером. И это сбило весь боевой настрой. Студенты, вероятно, были разочарованы. Сэр Гардинер — тоже.
Он сбежал безбожно рано, взял такси и отправился по указанному адресу в Ислингтон.
Теперь, стоя на этом самом чертовом углу, сжимал в руках записку и выкуривал уже вторую сигарету, думая, что еще две минуты, и он отправится домой. Странная и терзающая его мысль о том, зачем ей понадобилась встреча, билась в голове, а он все никак не мог унять ее.
Погода была отвратительной, по-прежнему сыпалась с неба мелкая морось. Он не любил зим во Франции. Английская зима была в разы хуже. Промозглая, сырая, пробиравшаяся под пальто и заставлявшая поеживаться. Авершин приподнял воротник, поправил рукава и… вдруг различил чуть выше по улице Клэр.
Она мчалась, совсем не глядя под ноги, но только впереди себя. И не замечала ошеломленных взглядов прохожих, мимо которых торопилась к назначенному месту. Этот район, где размещалось несколько киностудий, видел многое. Но даже для него она выглядела чрезмерно экзотично. Подол длинного белого манто заляпан уличной слякотью. Из-под распахивающихся пол заметно блестящее, похожее на чешую платье с высоким разрезом на юбке. На голове сооружена замысловатая прическа, из которой торчали совершенно невероятные перья.
Она опаздывала. И боялась, ужасно боялась, что он уйдет. Не дождется. И это будет еще хуже, чем если бы он совсем не пришел.
Николай зачем-то зашагал ей навстречу, будто желая встретить на середине улицы. И остановился в нескольких шагах от нее под этой унылой моросью, разглядывая повлажневшие перья на ее голове. Он чувствовал, как по лицу расползается улыбка. Если бы в этот момент он увидел ее впервые, пропал бы снова. И снова на всю жизнь. Только жизни теперь несравнимо меньше.
— А это что за роль? — спросил он.
— Не знаю, не помню, — она пыталась унять сбившееся дыхание. — Не все ли равно?
И стала судорожно выдергивать перья из прически.
Он протянул руку, перехватил ее запястье. Потом отпустил. Сунул ладонь в карман пальто. И сказал:
— Сегодня холодно. Пойдем куда-нибудь?
— Только не далеко. Мне надо будет вернуться, — она проводила взглядом его руку, исчезнувшую в кармане.
— Тогда побежали, — Николай кивнул через дорогу, где им было примечено маленькое кафе, и подставил ей локоть. — Ты, наверное, замерзла?
— Побежали, — отозвалась она и взяла его под руку.
В кафе никого не оказалось, кроме хозяина, занятого своим делом. Не снимая манто, Клара села за столик у окна и негромко сказала:
— Спасибо, что пришел.
Он помолчал, снова рассматривая ее. Привыкая к ней теперь, спустя пятнадцать лет со времени их головокружительного романа. Когда она была свободна. Когда он умел мечтать.
— А как ты себе представляешь, чтобы я не пришел? — приподняв бровь, ответил он вопросом на вопрос. — Упустить возможность повидаться с тобой, пока я еще здесь? Я похож на непроходимого тупицу?
— Ты никогда не был тупицей, месье магистр, — усмехнулась она.
— Месье профессор, — с улыбкой поправил он ее. — Между войнами я успевал заниматься наукой.