Око Баала (СИ)
Ну, хоть что-то. Я слабо представлял, как мне поможет этот рейлган в борьбе со Стражами, но мне сейчас пригодится любая мелочь, способная перевесить чашу весов на мою сторону. Когда я спросил, что нужно для сборки опытного образца рейлгана, оказалось что нужно так немного, что даже Виктор не стал отговариваться недостатком фондов и пообещал, что все потребное будет доставлено на Косумель в ближайшие дни.
Договорившись продолжить работу сразу после того как Петр починит поврежденное оборудование мы с Виктором попрощались с техником и вышли из старого бункера который арендовали под лабораторию у Мигеля за кругленькую сумму. Раньше в нем был склад боеприпасов.
Как оказалось улице уже наступала ночь, мы задержались в лаборатории больше чем планировали. Похоже что ежевечерний урок языка сегодня не состоится. Да и Виктор идет непривычно задумчивый и молчаливый.
Мы дошли до моей казармы, когда Виктор остановил меня придержав за плечо. Я вопросительно поднял бровь, Виктор помялся и как будто нехотя сказал:
— Завтра на Косумель прибывает Кван. Он хочет с тобой поговорить.
Опа, интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд. Квана я лично не знал, но был наслышан. Он был идеологом и организатором проекта «Антагонист». Так что Кван это босс Виктора, а значит и мой. Птица высокого полета. Интересно, зачем я ему понадобился?
— У меня могут быть проблемы? — спросил я.
— Нет, речь пойдет не о проекте, — огорошил меня Виктор, — Там скорее личное дело. Я не в праве тебе что-то рассказывать, но… я бы на твоем месте крепко подумал… короче не спеши соглашаться… на что бы то ни было.
— Ничего не понял, — признался я, — Личное дело, не связанное с проектом? Кого-то нужно замочить?
Виктор вздохнул как большой и грустный слон и развел руками, мол, не могу рассказать и потопал к себе. Я проводил его взглядом и поскреб ногтями бородку — она отросла уже прилично, и пришло время ее подровнять. Ладно хоть на базе были аж две парикмахерских и в одной из них работал парень, который согласиться стать моим куафером.
***На следующий день я привычно потянулся за волшебной красной таблеткой и обнаружил, что заветный черный бутылек опустел. На дне баночки сиротливо болталась одна синяя таблетка. Я поболтал бутылочкой, наблюдая за тем как в нем перекатывается одинокая горошина и подумал, что за прошедшее время я здорово похудел и при этом раздался в плечах, на физо больше носом в пыль не падаю, так что самое время отказаться от стимулятора.
То, что дело неладно я понял на физо. Мир вокруг стремительно становился серым и унылым, привычно позитивный Энрике вызывал раздражение и желание вцепиться ему в физиономию. Кое-как вытерпев утреннюю тренировку я абсолютно разбитый поплелся на обед и хотя аппетита не было силой запихал в себя обычную порцию. Но не тут-то было — меня начало тошнить прямо в столовой — еле до туалета успел добежать, где меня вывернуло наизнанку. Утирая ладонью рот я посмотрел в зеркало и сам себя не узнал — рожа землистого цвета, глаза больные. Дико захотелось побежать к Виктору и вытребовать у него еще одну баночку волшебных таблеток, от которых хочется танцевать и впахивать на тренировках, от которых мир становится ярким и выпуклым.
Вот тогда-то меня и накрыло понимание — это же ломка! Сууука! Виктор, гандон ты штопаный! Интересно понимал ли этот мудак, что мне подсунул? Не мог не понимать! Но зачем?! Неужели решил подсадить меня на дополнительный крючок? Да ты ж гнида, я тебе это припомню! В порошок сотру!
Остаток дня я протянул на морально-волевых, да еще помогала черная подсердечная злоба, которая вскипала на душе при одной мысли о том, что человек, которому я начал доверять и даже считать другом, подсадил меня на наркотики. Да с чего я вообще решил, что этот моральный урод, засадивший мне в мозги церебральный имплант и держащий меня в фактическом рабстве может стать другом?! Может быть, это волшебные таблеточки снизили порог критического восприятия? Ах, как все один к одному получается — каждая строка в лыко!
На вечерних занятиях Виктор озабоченно поцокал языком при виде моего состояния. Я соврал, что у меня проблема с желудком, и мой сука-менеджер отменил занятия чему я был только рад — не был уверен, что не сорвусь и не зажарю урода.
— Ложись, отдыхай, завтра у тебя встреча с Кваном, — напутствовал меня Виктор, выходя из комнаты.
Вот еще одна напасть на мою голову, а я не в форме совершенно! Крепко задумавшись, я внезапно осознал, что стою с черной баночкой в руках и синяя таблетка уже в руке, готовится отправиться в рот! Выругавшись, я спустил наркотик в унитаз и с остервенением спустил воду. Виктор, мразь, тебе не жить! Я не знаю как, не знаю когда, но я до тебя доберусь, и тогда тебе пиздец!
Следующий день принес некоторое облегчение. Мир был по прежнему сер и уныл, аппетита не было мысли нет-нет да соскальзывали на красные таблеточки, но хоть блевать больше не тянуло. На тренировке Энрике посетовал на существенное ухудшение результатов стрельбы и физических кондиций — я уже привычно сослался на желудочный грипп и был отпущен с тренировки раньше.
Ну а после обеда меня ждал Кван.
— Рад вас видеть, мистер Рудый, — вежливо поприветствовал меня высокий, седой азиат с тонкими чертами лица. Надо же, я сам уже и фамилию свою начал забывать, а он помнит. Ладони, что характерно не протянул — может, брезговал, а может не принято у них, корейцев было. Почему я посчитал Квана корейцем? Так меня Виктор предупредил, когда на встречу вел. Судя по тому, что он мне наговорил, Кван был мужик неплохой — слово свое всегда держал, с подчиненными был вежлив хоть и держал дистанцию. Но я, после предательства Виктора к его словам относился с подозрением и во всем был склонен видеть двойное дно, так что решил с выводами не торопиться.
— Рад познакомиться мистер Кван. — радость в нынешнем состоянии я изображать не мог, но это особо и не требовалось.
Кореец вежливо улыбнулся и поинтересовался условиями содержания. Я пожал плечами и сказал, что жалоб не имею. Потом был вопрос о подготовке к роли. Я рассказал. На этом темы для беседы закончились, и кореец в некотором замешательстве замолчал. Я понимал, что ему что-то от меня нужно но облегчать ему жизнь не собирался поэтому просто молча смотрел на него.
— Мистер Рудый я в некотором затруднении, — признался наконец мистер Кван, — У меня есть проблема, которую, как мне кажется, вы можете помочь решить. Но она связана с определенным риском…
— А вы изложите суть вопроса и тогда, возможно, мы сможем решить Вашу проблему, — я был сама вежливость.
— Примерно месяц назад на Ближний Восток отправилась экспедиция, — помолчав начал рассказ Кван, — Через две недели связь с экспедицией была потеряна. Поначалу это не вызвало особых тревог — в том регионе множество аномалий препятствующих установлению радиосвязи… И через три дня радиопередатчик вышел на связь, вот только то, что он передал заставило сделать вывод что экспедиция погибла.
Кван достал из кармана коммуникатор, поставил на воспроизведение запись. Сквозь хрипы и вой атмосферных помех едва пробивался мужской голос:
«Песчаные крысы… все погибли… я последний… шорох сводит с ума… застрелил двоих… черное солнце… техника уничтожена… выйти пешком… воды мало…»
— На этом все — больше сеансов связи не было. — Кван убрал коммуникатор в карман.
— Чем занималась экспедиция?
— Одной из задач группы было исследование «Ока Баала» — сухо ответил мне кореец.
Я почесал в затылке. Оком Баала называли огромную песчаную бурю, которая уже лет двадцать бушевала над большей частью Ближнего Востока. Явление это появилось в конце двадцатых годов двадцать первого века, сразу после того как по планете прокатились три разрушительные эпидемии. Ослабленные и полумертвые народы Ближнего Востока не придумали ничего умнее как сцепиться в глобальной войне, которая привела в итоге к обмену ядерными ударами. Первыми применили бомбу израильтяне, и очень удивились, когда получили ответку — оказалось что немалая часть стран региона втайне обзавелись ядерным оружием и не постеснялась его применить. Там много чего нехорошего пускали друг в друга горячие семитские парни, и в итоге большая часть региона превратилась в покрытую стеклом радиоактивную пустыню непригодную для жизни. Народу погибло очень много, так что вскоре воевать стало некому.