Дневник (не)любимой женщины (СИ)

Я снова в Катиной, точнее сказать, теперь уже в нашей с Катей кровати с дневником в руках. Не представляю, что пойду и буду лежать один в своей комнате. Глупость конечно. Я и здесь один. Но, одно понимание того, что моя жена спала на этой кровати, делает меня ближе к ней.
Маразм, но, похоже, мы поменялись с Катей местами. Теперь я бы многое отдал за то, чтобы находиться с ней рядом, вдыхать её запах, да, бл....ь, просто прижиматься к ней. А уж о том, что я бы еще мог сделать со своей женой в этой самой кровати, мне лучше не думать. Иначе, хоть на стенку лезь... Или принимай холодный душ.
Да еще и эта картина, которую я повесил перед кроватью. Наверно, я в своем роде мазохист, потому что, когда взгляд задевает наши обнаженные тела, я испытываю реальную физическую боль.
Я, как только попробовал первую женщину, никогда проблем не испытывал в сексе. Мне всё всегда было доступно. До Марины... да и несколько раз позже. В наш век многие женщины распробовали вкус оргазма и уже не стесняются сами предлагать мужчинам приятно провести время. И мне даже нравится эта их открытость. Они смотрят на тебя и своим взглядом, языком тела дают понять, что да – они согласны. Просто подойди и возьми.
И я знаю, что стоит мне сейчас пойти в какой-нибудь клуб и минут через пять я смогу выйти оттуда с какой-нибудь красавицей.
Но в том-то, бл...ь, и проблема! Мне не нужна какая-нибудь. Ни одна самая длинноногая красотка не способна сейчас завести меня так, как рисунок моей жены. Да меня её эти тонкие руки, обнимающие меня с искусственного полотна, возбуждают больше, чем широко разведенные ноги любой другой реальной женщины.
И от этих мыслей мне так смешно, что хочется плакать. Поздравляю, Дима! Походу, ты становишься рохлей. Осталось только лечь ковриком у Катиного дома.
А что? Я об этом всерьез думаю. Сидеть под её дверью, пока мы не поговорим.
Только с чем я к ней пойду? Одного слова будет мало. После всех моих фокусов разве Катя мне поверит? Я бы не поверил.
Нет, здесь нужны серьезные доказательства. И я раздобуду их. Чего бы мне это не стоило.
К тому же, чувствую, что Кате все еще угрожает опасность. И поэтому нанял для нее охранника. Только моя жена об этом не знает. Чтобы у нее не было лишнего повода для беспокойства.
Я провожу рукой по красивым буквам. Да, они не чувствуются на плоской бумаге. Только мне кажется, что от них исходит теплота. От этих закорючек, написанных несколько месяцев назад. И каждая буква, даже бл..., знаки препинания кричат о Катиной любви. И мне уже мерещится, что все слова моя жена писала быстро, в пылу накопившихся эмоций, а вот мое имя... каждый раз мое имя так тщательно прописано. Как будто на нем она делала остановку. И это сводит меня сума.
Я не знаю, о чем когда-нибудь я жалел так, как о том, что не дал шанс нашим отношениям. Ну почему я был таким слепым? Год, нет, бл...ь, ГОД счастливой жизни я украл у нас с Катей. Я отнял у себя семью – лишил себя ребенка. Пусть я все это заслужил. Но Катя? За что терпела она?
Ведь я даже не был в курсе того, что моя жена выслушивала постоянные упреки от моей матери о том, что Катя не беременеет. И я только могу представить, какими словами родительница одаривала её во время таких разговоров. Но никогда, НИКОГДА, ни разу Катя не свалила вину на меня. Не сказала, что это Я так плохо исполнял свои обязанности.
И почему она никогда не жаловалась мне на то, что у нее были конфликты с домработницей. Что та всеми силами пыталась подрывать авторитет хозяйки дома. Да как бы я тогда не относился к своей жене, все же я бы принял меры.
Я, конечно, и сейчас бы принял. Вот только сегодня Татьяна Анатольевна, ссылаясь на то, что у нее заболела старенькая мама, попросила расчет. Без отработки.
Я не возражал. Честно, я всегда её недолюбливал. Даже тогда, когда она работала у моих родителей. Нет, домработница ничего мне плохого не делала. И свои обязанности выполняла хорошо. Но было в этой вполне себе симпатичной женщине что-то отталкивающее. Взгляд что ли... Жесткий, хлесткий.
 
Но это была единственная посторонняя женщина, которая так долго продержалась у нас. Потому что, в отличие от других, никогда не была замечена в любовной связи с моим отцом. А вот с мамой, как ни странно, она сблизилась. Нет, это не была дружба в обычном её понимании – мать к слугам всегда относилась с пренебрежением. Но все же, Татьяну Анатольевну к себе подпустила чуть ближе других.
А потом отец решил, что моей молодой жене нужна будет толковая помощница и перевел домработницу в мой дом. Мне же, честно сказать, тогда было глубоко пох...й, кто там будет жить – я вообще на крепкий и долгий брак не рассчитывал. Хотя, иногда думал о том, что домработница подослана сюда моими родителями для того, чтобы шпионить за нами. А, как оказалось, она еще и к Кате плохо относилась...
В общем, по моей вине жена прожила в моем доме, как в аду. И все же любила!!! Находила что-то хорошее в каждом прожитом со мной дне, в каждом брошенным сквозь нее взгляде. Оптимистка, блин...
Это не слабость. Неет. Я просто восхищался её силой духа, её стремлением вопреки всему наладить семейные отношения. Она как стена, по которой били со всей силы, разбивая руки в кровь. А она после каждого удара подбирала отбитые от нее кусочки штукатурки-сердца и пыталась вставить их на место снова. И снова. И надеялась, что когда-нибудь на её голой, однотонной поверхности появятся красочные узоры. Узоры нашего совместного счастья.
Катя, Катюша. Я все же надеюсь, что еще не поздно. Что я еще нарисую на тебе всеми цветами радуги свою любовь. Только дай мне шанс.
Я еще раз провожу пальцами по чернильным строчкам. Мне тут же в глаза бросаются три слова: "наш третий раз". Я быстро закрываю дневник. Неет, как бы ни хотелось, я не буду читать этот отрывок. Просто не выдержу. Не хочу знать, чего я себя добровольно лишил.
Я откладываю дневник и откидываюсь на подушку, закрываю глаза. Неет. Мой третий раз с Катей, впрочем, как и первый, и второй еще будет. Позже. Немного позже.
Самое главное сейчас не думать об этом. Не думать.
Так что там считают?... Овцы.. бабочки.. цветочки...
Бл...! Я вскакиваю с кровати и по проторенной дорожке быстрым шагом направляюсь к ванной комнате.
Них...я они не помогают эти овцы. Только душ может помочь. Или Катя. Обнаженная.
АААААА....
  
Попросила.
 
Катя
Под пытливый взгляд секретарши я вхожу в свой рабочий кабинет и... крепче сжимаю сумочку в руках.
Неет. Только не сейчас. Не тогда, когда я собираюсь держаться от Димы подальше. Не тогда, когда мой план приобрел законченный вид. План, где моему мужу нет места.
Только вот... что делать с повсюду расставленными букетами моих любимых полевых цветов.
Он помнит. Он знает. Все-таки он замечал, какие цветы я люблю.
Сердце заходится в нежности, и я, протягивая руку, почти что касаясь лепестков белой ромашки, но тут же одергиваю себя.
Да очнись ты! Подарил цветы, и ты растаяла.
А ведь только сегодня утром сама себя настраивала на то, что буду игнорировать Диму. Что больше не допущу того, что чуть не произошло вчера!
Да это теперь касается не только тебя! Это, в первую очередь, угроза для твоего малыша!
Я решительно поворачиваюсь к секретарше:
– Виктория, я сейчас отлучусь ненадолго. И очень вас прошу – когда я вернусь, чтобы ни одного цветка в кабинете не было... И в коридоре тоже. И вообще нигде...
Секретарша бросает рассеянный взгляд в сторону открытой двери.
– Но – тихо произносит она – Ваш му...
– Вика – я делаю шаг в сторону выхода – ЭТО не обсуждается. Убрать!
И откуда у меня в голосе появляются эти командные ноты? Мне даже немного неудобно перед девушкой. Только... так надо. Это все ради малыша.
Я направляюсь во временный кабинет свекра. Если отец не захотел мне помочь, может быть, меня поймет папа Димы. По крайней мере, он мне ничего плохого никогда не делал.