Наследие Богини (ЛП)

Одна пустая спальная за другой. Некоторые были простыми наподобие моей, другие же богато украшены: вот одна в светло-голубых оттенках и с белоснежным шёлком, как моя сорочка, вот вторая благородного изумрудного цвета с яркими цветами, растущими отовсюду. Такой могла бы быть спальня моей матери, если бы она…
Стоп.
Я распахнула дверь. Это не просто спальня, а целые покои, в которых были свои двери, ведущие не пойми куда, потому что по обе стороны должны быть другие комнаты. Я подошла к тумбочке у кровати, на которой стояла фотография в рамке.
Нет, не фотография — отражение, как то с Персефоной, которое хранил Генри у себя в поместье Эдем; пойманное мгновение, а не застывшая картинка. Дрожащей рукой я подняла деревянную рамку и уставилась на отражение. С него на меня смотрели мама и я.
Мы смеялись, сидя на покрывале посреди Центрального парка. Мне даже не нужно разглядывать детали вроде разбросанных пирожных, чтобы понять, когда был этот пикник.
Это самое отражение подарил мне Генри в наше первое и единственное совместное Рождество.
— Кейт?
Рамка выскользнула из моей руки и стекло разбилось, ударившись о пол. Я выругалась и наклонилась, чтобы подобрать.
— Прости, мам, я не хотела…
— Всё в порядке. — Она опустилась на колени рядом со мной, махнув рукой. — Почему ты встала?
Подчинившись её магии, осколки сами собрались и склеились. Сколько мне ещё предстоит практиковаться, чтобы управлять своей силой с той же лёгкостью? Я пыталась выяснить, на что я способна, пока Каллиопа держала меня в плену, но без наставника мне удалось только научиться контролировать свои видения.
— Я хочу увидеть Генри.
— Справедливо.
Мама выпрямилась и поставила восстановленную рамку на тумбочку. Это её тумбочка, теперь я уверена. И её покои. Её дом.
Я на Олимпе.
— Ты не против, если мы сходим в одно место, перед тем как зайдём проведать его? — спросила мама, приобняв меня за плечи.
— Что? Куда? Зачем? — выпалила я. — Я хочу к Генри, мам. Я видела его в своём видении. Он держал Майло, кормил его с бутылочки, разговаривал…
Она нахмурилась, но вместо того, чтобы заявить, что мне это всё приснилось, мягко ответила:
— Поговорим об этом чуточку позже, милая. Уолтер созвал всех на экстренное собрание Совета, и я как раз шла за тобой.
За мной? Чем я могу помочь Совету? Я обрела бессмертие каких-то полтора года назад. Это не идёт ни в какое сравнение с опытом остальных членов Совета, некоторых из которых жили ещё до возникновения человечества. Как, например, моя мама. Или Генри. Как вся первоначальная шестёрка. Теперь, когда Каллиопа покинула их, уже пятёрка. Или даже четвёрка, учитывая, что Генри застрял между жизнью и смертью.
— Что случилось?
Мама тянула с ответом, взяв меня за непострадавшую руку и направившись к двери.
— Я не хотела тебя тревожить, но…
— Но что? — Внутри меня всё сжалось. Неужели произошло худшее? Генри или Майло погибли? — Но что, мам?!
Она зажмурилась.
— Кронос. — Её голос надломился. — Он объявил войну.
Глава 4
РАСКОЛ В СОВЕТЕ
В зале была только половина членов Совета.
Ирен, которая была моей наставницей в Эдеме, плакала, а София, сиделка моей матери и одна из изначальной шестёрки, пыталась её утешить. На противоположной стороне круга сидели, склонив головы друг к другу и тихонько переговариваясь, Уолтер и Филипп — братья Генри. Джеймс и Дилан, школьный бойфренд Авы, молча сидели на своих местах.
Никто больше не пришёл.
— А где остальные? — шёпотом спросила я маму, хотя мой голос тут же разнёсся по огромному залу.
— Некоторые решили не присоединяться к нам. Не будем их винить.
Она села и жестом пригласила меня занять соседнее место — трон из белых бриллиантов. Тот самый, который стоит в Подземном царстве. Трон Персефоны.
Я помедлила. Я сидела на нём несколько раз во дворце Генри, но полагала, что он там находится потому, что это его владения. Это просто место, куда можно сесть, или знак, что я теперь член Совета? Это огромная честь, но от самой мысли о подобной ответственности за жизни других у меня скручивало живот. Однако если они доверяют мне занять место среди них, то я сделаю всё от меня зависящее, чтобы им помочь.
 
— Мы ждём тебя, дорогая, — позвала мама, и я вынырнула из раздумий. Подойдя к трону, я положила руку на сердце и замерла. Я знала, почему здесь нет Николаса — его держит в заложниках Каллиопа. Ава ей помогает… «Чтобы спасти Николаса», — внезапно поняла я, но от этого её предательство не стало менее болезненным. И Генри…
У них есть объективные причины не присутствовать на собрании. И после того, как Элла потеряла руку в день, когда Кронос сбежал из Подземного мира, я не виню её за нежелание участвовать во всём этом. Но где же Тео? Где Ксандер? После ухода Каллиопы отношения в Совете стали напряжёнными, но ни один не отказывался от своего места.
Уолтер встал и прочистил горло. Он выглядел постаревшим, несмотря на его вечную жизнь. Его плечи поникли под грузом всего произошедшего. Филипп рядом с ним, обычно суровый и непроницаемый, выглядел не лучше.
— Братья и сёстры, сыновья и дочери…
Дочери? Из его дочерей здесь была только Ирен. София и моя мама — его сёстры. Если только он не имел в виду ещё и меня.
Нет. Это просто оговорка, не более того. Потому что если он подразумевал вместе с Ирен ещё и меня, то почему тогда никто никогда…
— С прискорбием вынужден сообщить, что Афины пали.
Все мои вопросы про отца вылетели из головы. Афины пали? Ирен всхлипнула, и София обняла её, потирая спину и бормоча утешительные слова, которые я не могла расслышать. Я перевела растерянный взгляд с них на Уолтера. Как Афины могли пасть? Это же не Древняя Греция… Что это вообще значит?
— Как? Зачем? — спросила мама. — У нас не было там армии. Не было солдат, которые могли бы представлять угрозу власти Кроноса над Эгейским морем. Зачем ему было атаковать без причины?
Но у него была причина. Кронос пообещал, что никто не умрёт, если я останусь с ним, а я сбежала от него. Мои руки задрожали, и я зажала их меж колен. Сидящий на противоположном конце круга Уолтер посмотрел на меня. Он понял.
— То, что происходит в голове Кроноса, это нечто за пределами нашего понимания, — сказал он, и я испытала прилив благодарности к нему. Он никому не скажет.
— Что же касается вопроса «как он это сделал», — подхватил Филипп, вставая рядом с братом, — ответ прост: он использовал мои владения. Это заранее просчитанное нападение, целью которого были именно Афины. Соседние территории не пострадали. Однако нанесённый ущерб…
Ирен зарыдала с новой силой, и Филипп заговорил громче, чтобы мы могли его слышать.
— Цунами смыло практически всё.
У меня в груди всё заледенело. Золотой зал вокруг закружился, это было невыносимо.
— Кто-нибудь… п-погиб? — прошептала я.
Уолтер ответил не сразу, и мне показалось, на его лице мелькнуло сострадание.
— Да. Почти миллион человек лишились жизни.
Мои внутренности скрутились в узел, резко и беспощадно. Если бы меня могло стошнить, то уже бы стошнило. Почти миллион людей мертвы из-за меня. Из-за того, что я солгала Кроносу. Я понимала, что будут последствия, но всё равно это сделала.
Нет, такого я и представить не могла. Это не война между равными противниками; это массовое уничтожение людей, которые даже понятия не имели, что боги и титаны реальны.
— Значит, чисто символическое нападение, — хмуро резюмировал Дилан. Трёхмерная карта Греции возникла в центре круга вместе с морями, островами и горами — масштаб и цвета, как если бы это была фотография местности, сделанная с высоты птичьего полёта. А может, она и есть.
Карта приблизила Афины так, что стали видны последствия катастрофы. В моё первое лето вдали от Генри мы с Джеймсом летали в Грецию и провели пару недель в этом городе. В памяти всплывают мощёные улочки, приветливые люди и современные элементы наряду с античными, но теперь это всё кажется каким-то далёким сном.