The Мечты. Бес и ребро (СИ)

А потом что-то случилось – в этом Андрей убеждался все сильнее.
Он еще пару раз набирал ее номер, безо всякой надежды вслушиваясь в равнодушные ко всему гудки. Гудкам нет дела до беспокойства человека. Им не понять, от чего люди мечутся, загоняя себя и собственные мысли в замкнутый круг недосказанного. Они так много говорили, но не сказали друг другу того важного, что позволило бы им обоим… объясниться.
А потом что-то наверняка случилось, что подвигло ее показать ему банкира. Ну почти показать. Обозначить присутствие другого мужчины в ее жизни. Прикрыться им словно щитом. Прикрыться от Андрея. И это раздражало сильнее ревности. Это значило, что он совершил ошибку. Сделал что-то, что заставило ее спрятаться. Или не сделал…
День клонился к своему окончанию, и не придумав ничего более подходящего, Малич словно мальчишка околачивался во дворе «Золотого берега» у Стешиной секции. Мучил домофон, даже умудрился проникнуть в подъезд, когда из него выпорхнула девица самой что ни на есть модельной внешности, волокущая на шлейке упитанного, не в пример своей хозяйке, шотландского вислоухого кота. Тот отчаянно сопротивлялся, издавая злобные вопли и пытаясь зацепиться за любой попадающийся ему по пути предмет. Именно эти вопли сопровождали Андрея, пока он поднимался в лифте на тринадцатый этаж. И, прислушиваясь к тишине за Стешиной дверью, кажется, даже готов был вторить несчастному животному.
Он торчал во дворе до позднего вечера, поглядывая на ее темные окна. И помня о ее страхе перед темнотой, убеждался, что дома ее нет. А где еще она может быть – он не знает. Не знает, черт бы всё побрал! Что он в принципе о ней знает?
Впрочем, кое-что знает. Театр. Можно узнать там. Про отпуск или что-то такое она ничего не говорила, говорила как раз о репетициях нового спектакля. Трамвай «Желание». Чего-чего, а желания у него хоть отбавляй. Старый идиот! Впрочем, сейчас он желал одного – найти Стефанию и поговорить. И плевать, что у нее нет желания слушать.
Не сложилось и в этом. В театре ему любезно сообщили, что артистка Адамова взяла отпуск за свой счет на две недели. «Больше ничем помочь не могу», - развела руками представительница отдела кадров. И медленно топая по мрачноватым административным коридорам храма искусств, Малич все больше склонялся к тому, что единственный, кто способен помочь – безопасник Моджеевского. Который может нарыть даже то, что не надо. В случае Андрея – сейчас пригодится любая мелочь, которая может привести его к Стеше.
А на крыльце служебного выхода наткнулся на Махалину. Та курила, сосредоточенно стряхивая пепел в банку из-под растворимого кофе, приспособленную под пепельницу. На его приветствие она ответила кислым кивком. Могла она что-то наговорить Стефании? Андрей бросил на нее быстрый взгляд и прошел мимо.
- Как дела, Андрюша? – долетело ему в спину.
- Лучше всех! – обернулся он, не останавливаясь, и усмехнулся.
Воевать с бабами – дурное дело, но в данный момент Андрей Малич был абсолютно уверен, что несмотря ни на что он будет завоевывать одну-единственную женщину, даже если она намерена думать, что у них – «не те отношения». В Солнечногорске – не спрячешься, а две недели – не вся жизнь. И когда он найдет свою Стефанию Адамову, их мирный договор будет подписан на его условиях. 
Как известно, самое короткое расстояние между двумя точками – прямая линия. И знал бы он только, что их линия со Стешей в это время была короче некуда – от его верхнего этажа во втором подъезде к ее нижнему – в первом. Что там чертить-то? Но все последующие дни что сапожник, что актриса предпочитали двигаться по сторонам сложных геометрических фигур, причем их стороны были всегда параллельными. А если обратиться к азам все той же школьной программы, то вряд ли стоит подвергать сомнению тот факт, что параллельные не пересекаются.
Андрей вставал рано утром и отправлялся к морю, с непоколебимым упрямством сгоняя раздражение борьбой с волнами, и знал наперед, что это не поможет. Потом возвращался домой, собирался, завтракал и уезжал на работу, выгоняя из гаража свою Тойоту и сердясь на радиоведущих, жизнерадостно вещающих в динамиках. Стефания спала допоздна и из окон своего первого этажа, конечно, не могла видеть его брожений туда-сюда и возни с воротами. Они вообще с Ритой, которая упорно готовилась к какому-то конкурсу, хозяйничали себе на двоих и так мало обращали внимание на внешнее, что в пору задуматься: в каком мире живут эти бабы?
 
Андрей являлся в мастерскую и с остервенением пахал, не зная, куда еще можно подевать свою злость и свое нетерпение, которые после стольких лет были ему в новинку. И все чаще думал, как бы не сорваться на окружающих в эти чертовы две недели, которые он отвел себе для ожидания, а Стефании – чтобы успокоилась.
Та же в свою очередь после последней истерики, окончившейся славноизвестной попойкой у Марка, наоборот будто бы замерла, не подпуская к себе ничего, что могло бы вызвать эмоции. Она все ждала, когда фитилек, горящий внутри нее, погаснет, и тогда можно будет не боятся поднять голову и посмотреть вокруг. Мало что трогало ее и мало что задевало. Даже когда она наконец связалась с Олегом, чтобы все ему объяснить и окончательно порвать с ним, чувствовала себя настолько спокойной, что это даже пугало.
Панкратов прикатился во двор Гунинского особняка на своей шикарной тачке с водителем и заперся к ним с Ритой в квартиру. Требовал, чтобы вернулась, уговаривал подумать, клялся, что с женой почти разошелся и что у него есть план, и ей надо просто довериться ему. Глупый! Он всерьез был уверен, что Стефания устроила это все ради его развода! А она, будто бы глядя на себя со стороны, отбивалась и отбивалась, пока не вернула ему кредитку, затесавшуюся к ней в сумку, когда она улепетывала. И ведь ее не трогало. Ничего не трогало.
Когда Олег в новом витке уговоров наконец сообразил, что она не вернется, психанул и рванул на выход, Стешка лишь засеменила за ним, чтобы попросить напоследок:
- Я заберу вещи из квартиры. Это все, что мне нужно.
- Ключ оставишь консьержу, - махнул рукой Панкратов и обвел взглядом прихожую: – Если в этой конуре тебе больше нравится, то я не могу тебе запретить творить что хочешь. Только не удивляйся, если завтра в театре начнутся проблемы, ок? Там же на твои роли претенденток хватает.
- Делай как знаешь, - устало пожала плечами Адамова, настойчиво думая о том, почему же ее не трогает – ну кончено и кончено. Как будто не было ничего. А ведь они больше года вместе... только она смотрит на него теперь скорее с некоторой досадой – все-таки не совсем чужой, а зачем-то мается.
- Пожалеешь ведь, дура!
Но если Стеша о чем и жалела, то это о том, что вообще приехала в этот дурацкий городишко. Море ей так и не довелось полюбить. Она с ним даже не подружилась.
Зато по вечерам, когда солнце уже не так сильно палило, они с Ритой выбирались из своего убежища, брали ее машину с другой стороны дома, не видной Маличу, который на ту часть двора не забредал, и отправлялись кататься по побережью, забираясь с каждым разом все дальше.
В то время как Андрей, вернувшись на Молодежную, снова загонял японца в стойло и отправлялся проведывать Женю и Лизу – визиты сейчас наносились исправно, каждый вечер с той настойчивостью, что даже дочь задавалась вопросом, что же его постоянно приносит. Но разве объяснишь ребенку, что эдак, проведя положенное время с родными и наулюлюкавшись вдоволь с Лизой, что хотя бы немного его отвлекало и частично унимало накопившееся раздражение, он будто бы разрешал самому себе свернуть к Стешиной секции и снова высматривать – не появился ли ее Мини Купер в паркинге. Не загорелись ли окна на ее последнем тринадцатом этаже. Не стучит ли она своими каблуками по асфальту, приближаясь к подъезду.
И, ничего этого не обнаружив, снова сердился и набирал ее номер, точно зная, что она добавила его в черный список и даже не в курсе, что он звонит.
Среди всех этих эмпиреев и высоких сентенций, если вспомнить о нашей геометрической концепции, еще оставалась площадь сложной фигуры, в смысле все, что расположено внутри сторон. И как раз на этой самой площади обитали жители замечательного дома номер семь по улице Молодежной, стремившиеся постигнуть непостижимое, суя свой нос куда не просят и отчаянно наблюдая... нет, не за Андреем Маличем. Он – свой, привычный, и потому мало кому интересен. А вот новенькие соседки очень даже интересовали общественность – и тем сильнее, чем меньше шли на контакт с окружающими. И если уж их глазами увидеть все многообразие красок картины жизни, то выводы напрашиваются сами собой.