Варнак. "Мертвая вода" (СИ)

— Гад трусливый, — укорял я. — Слезай, не сожрут!
Чук отвечал тоскливым воем умирающего от голода шакала.
— Это твои младшие братья, — увещевал я, сдерживая смех. — Тоже людоеды, по-любому.
— Дом! — Шар-старейшина периодически болтал, поражая обширным лексиконом. — Дом.
— Понял, я понял.
Седой умолк и сложил на пузе лапку.
— А вы как насчет покушать? — спросил я, осененный идеей. — Кушать хотите?
— Еда?
— Она самая, — процедил я со злой ухмылкой, приметив корявую галеру неподалеку. — Сейчас организуем.
«Мертвая вода» накренилась на левый борт в повороте и взяла курс на пиратов. Я сбавил ход и изобразил страх и ужас, бегая по палубе и крича, что все пропало. Галера приблизилась, скрипя уключинами и размахивая веслами, я завопил еще жалобнее. Пираты с легким недоумением закидали нас «кошками», протянули абордажные трапы и радостно лезли на борт, но тут седой зубастик громко гавкнул. Волна мохнатых арбузов снесла абордажников и заполонила пиратскую посудину в мгновение ока. Праздник ультранасилия воцарился на галере и тут же окончился, продлившись лишь несколько минут. Распухшие шары довольно перебрались на «Мертвую воду», а галера, чистенькая и готовая к разграблению покачивалась борт о борт.
— Красота! — Я цокал языком, разглядывая вражеское судно, где не осталось никого живого. — Может вас нанять вместо боцмана, а?
Сверху раздалось невнятное бормотание обессилевшего пигмея, который так тосковал по рому, что почти решился спуститься.
— Ты понял намек, кишок омулевый? — грозно вопросил я, перебираясь на пиратскую посудину. — Они полезнее во сто крат, людоедина!
Наскоро проверив галеру, я собрал несколько дрянных сабель и палашей, да груду ржавых доспехов всех калибров и степени износа. У останков капитана нашлась небольшая шкатулка с золотом и украшениями, а в трюме три бочонка с набившим оскомину ромом. Ну и китовое мясо, засоленное так, что покрылось белой коркой.
— Кто ест такое посреди океана? — удивлялся я, разглядывая пласты на грубо сколоченных полках. — Зачем и во имя чего? Мазохисты проклятые. Ни лимонов, ни апельсинов. Короли цинги на веслах.
Золото и драгоценности исчезли в инвентаре, а по вопросу алкоголя я воззвал к боцману.
— Три полных бочонка, представляешь? Сейчас сожгу эту посудину, так что пропадет напиток. Такая утрата, потеря потерь…
Чук дергался, разрываемый между жадностью и трусостью.
— Ну как знаешь.
Факел затрепетал, брызгая искрами, и Чук героически поборол себя. Тонко подвывая, он спустился на палубу и бросился на запоздалый абордаж, на цыпочках огибая объевшихся пассажиров. Я перебрался на шхуну и старательно выглядывал еще пиратов. Грех не воспользоваться такой командой.
Чук же развил кипучую деятельность. Пыхтел, толкал и транспортировал бочки изо всех сил, даже взмок весь. Объевшиеся зубастики и не подумали шевелиться когда первая бочка загрохотала по мостику, поэтому боцману пришлось лавировать, закатывая драгоценные трофеи на камбуз. Но при таком раскладе, где не нужно было драться, он проявил чудеса трудового героизма и нечеловеческого упорства. Бочки перекочевали на камбуз, хлопнула дверь, а выдох облегчения едва не выбил иллюминаторы.
— А работать кто будет? Эй, боцман!
— Я боюсь, — донеслось нервное оправдание из-за двери. — Они меня съесть хотят!
— А я — убить иногда. И что?
— Капитан, я все равно боюсь!
— Сиди, трус, — отмахнулся я. — В юнги разжалую.
«Мертвая вода» устремилась к следующей точке на горизонте.
К середине второго дня наше судно стало грозой пиратов в отдельно взятом океанском регионе. Неписи одинаково шли на абордаж, так что тактика была предельно проста. «Мертвая вода» замедляла ход, я метался с перепуганным видом и дергал паруса, с носа шхуны искусно выл и заливался слезами Чук, а пираты, видя такое трусливое непотребство, со злодейским хохотом и улюлюканьем неслись на абордаж. Взлетали «кошки», с грохотом падали абордажные мостики, гавкал седой зубастик и я шел собирать трофеи.
— Нет, Чук, рома достаточно, — твердо заявил я, когда невесть какая по счету галера подверглась разграблению. — Ты жратву за борт скидывал втихаря, я видел. Бочки ставить некуда, того гляди утонем от перегруза.
 
Чук с тоской оглядел пару бочонков, почесал репу, но согласился, удивив этим до оторопи. После третьего абордажа пьяный в стельку людоедина с довольной физиономией важно сопровождал каждое разграбление. Жажда спиртного полыхала в его организме по-прежнему, но с учетом награбленного он попритих, лучился довольством и некой зажиточностью. По-хозяйски разгребал трофеи, ковырялся в доспехах, мерил на впалую грудь кольчуги и побратался с зубастиками. По-крайней мере гладил их по макушкам, обнимал и слюняво целовал. Когда пары алкоголя ослабевали, то по-прежнему пугался, но пары теперь ослабевали очень редко. Практически никогда.
— Так, вот это тащи на борт, — указал я на горку дрянной экипировки, — щиты прибьешь к фальшборту, золото не трожь!
Чук отдернул руки от стопки монет и потащил добычу на «Мертвую воду». Шхуна просела, трюм трещал от награбленного, а фальшборт боцман старательно оббивал щитами, отчего корабль стала немного похож на римскую «черепаху». Барахло, конечно, а не трофеи, но я планировал обменять драгоценное железо у пигмеев, что ценили его почти так же, как ром и упитанных женщин.
Когда относительно полезный хлам исчез в нашем трюме, я швырнул факел на груду тряпья и перепрыгнул через борт. «Мертвая вода» отчалила и направилась к очередному кораблю, что имел глупость показаться на горизонте.
— Есть что-то такое в морском разбое, да? — Цель приближалась и я довольно посвистывал. — Согласен?
Чук согласно икнул, покачиваясь рядом.
— Но когда-нибудь попадутся не голодранцы на веслах, а нормальные пираты.
Чук пренебрежительно хмыкнул и цапнул саблю на поясе.
— Слышь, а ты как вообще по островной принадлежности именуешься? — поинтересовался я. — Вот есть лефанцы, к примеру. Или северяне, там, форгостцы какие-нибудь. А ты с острова Краба. Значит кто?
— Не знаю, — снова икнул Чук и поспешно запил икоту великанским глотком.
— Крабоид, — предложил я. — Крабень, крабец, крабист. Крабаянин? Как ваше племя называется?
— Никак, — развел руками Чук. — Просто живем.
— И никого не трогаем, ага. — Я кивнул. — Мирные островные каннибалы. Во, глянь, настигаем. Начинай стенать и биться головой о палубу.
Когда корабль приблизился, я с недоверием опознал драккар. Натуральный такой, викингский. Зубастики привычно спрятались за кормой, а Чук жалобно причитал и оглашал океан призывами о помощи. Ленивый людоед изображал жертву из камбуза, открыв иллюминатор, не утруждая появляться на палубе. Драккар приблизился и я растерялся, увидев не пиратов, а живых людей.
— Привет! — С драккара на меня с любопытством смотрели игроки. — Куда плывешь?
— Привет! — Я улыбнулся как можно более дружелюбно. — Как дела? Пардоньте, я думал пираты.
Игроки переглянулись. Все, как один, прикинуты на манер викингов, с хорошим оружием и неплохой экипировкой. Клан «Белый медведь».
— Почти пираты. Мы — викинги.
— Слушай, а что за яхта у тебя такая разрисованная?
— Дикарская какая-то, мы видели такие на островах.
— Это на парусе что, осьминоги трахаются?
К борту подошел некто Свенельд, капитан, судя по хозяйским манерам и важному виду. На плече восседал жирный попугай с клювом, как у птеродактиля. Он оглядел «Мертвую воду» с долей сомнения, но лишь качнул головой.
— Интересный корабль, — он изучающе разглядывал шхуну, — колоритный, да, народ?
— Что было, то и купил, — ухмыльнулся я. — А что поделать? Цены лютые.
— Не то слово, — согласился Свенельд. — Наш драккар в такую копеечку влетел, что вспоминать не хочу. И это с репутацией и скидкой. Корабельщики совсем оборзели.
Игроки не были аграми и производили впечатление суровых рубак с высокими уровнями. Слаженный коллектив, дураку понятно. Корабли постепенно сходились и я решил познакомиться с викингами поближе, обменяться новостями и информацией.