Верь мне, Есения (СИ)

Широко зеваю, прикрыв рот ладонью, и проваливаюсь в сон.
Первый толчок подрывает меня с кровати. Я едва не падаю обратно на тюфяк, когда прокатывается второй. Уши закладывает от странного непонятного гула, за которым звучит громкий взрыв. Стены и пол покрываются сеточкой трещин, которые словно змейки бегут вверх, к потолку. А оттуда начинают сыпаться первые мелкие камешки.
Быстро отскакиваю к стене и плотно прижимаюсь к каменной кладке. Землетрясение? Тогда откуда взрыв? Неужели сдетонировали артефакты?
Но задуматься об этом не успеваю. Что-то над головой громко крякает, трещит и на матрац, где я еще несколько секунд назад лежала, плюхается огромный кусок камня. Пол снова дрожит, булыжники под ногами ходят ходуном, и я с ужасом наблюдаю, как от противоположной стены аккурат ко мне бежит извилистая полоска трещины. В последний момент прыгаю в сторону, но, не удержав равновесие, заваливаюсь назад, падая в ставшей уже широкой борозду посреди пола.
От удара об землю перехватывает дух. Хватаю ртом воздух, чувствуя, как в ужасе сжимаются легкие, не в силах наполнится кислородом, и распахиваю веки. Холодный пот выступает на лбу, и я с облегчением провожу по нему рукой. Это был лишь сон. Или… или не сон?
Вскакиваю на ноги и кидаюсь к двери. К черту обед! Нужно отсюда убираться! Поворачиваюсь спиной к двери и принимаюсь бить пяткой. Дверь дрожит, лязгает засов, звенит, бьющийся об него навесной замок. Эту какофонию, ручаюсь, кто-нибудь уж точно услышит.
  
Глава 64
 
Через несколько минут засов и правда звякает, а дверь стремительно распахивается. Я едва успеваю отскочить в сторону, чтобы не упасть.
— Чего ты тут разбуянилась, шмакодявка? — зло сверлит меня глазами огромный щекастый детина, стоящий на пороге. Одет он в форменный камзол карантов, но такой затрапезный и никудышный, словно его с чужого плеча выдали, причем первый владелец ходил в этой форме всю жизнь и в ней же упокоился с миром.
— Мне нужно увидеть… главного вашего… наз… мастера Георга Лайла, — забывшись, едва не обзываю придуманной кличкой их главаря. Такое бы точно его приспешникам не понравилось.
— Зачем он тебе? — хмурит брови стражник, чем настолько остро напоминает мне неандертальца… упитанного такого неандертальца, румяного, что я буквально ожидаю, как он вытащит из-за спины свою дубину и побежит охотиться на мамонта.
— Нужно, — также коротко отвечаю. А вдруг у него и с соображалкой такая же беда, как у первобытных людей. — У меня есть важная информация.
— Некогда ему. Студенты сбежали, — ворчит мужик, а затем настолько широко распахивает глаза, что мне кажется — они вот-вот выпадут из орбит. Надо же, проговорился!
Широко улыбаюсь и мысленно желаю удачи друзьям. Видя мою сияющую от счастья мордашку, неандерталец мрачнеет еще больше.
Напускаю на себя строгий вид и заговорщицки шепчу:
— А если я расскажу куда, как думаешь, твой начальник заинтересуется?
Выдавать ребят я, естественно, не собираюсь. Мне просто нужно выйти отсюда, а там буду разбираться по ходу дела. Уверена, ничего плохого эти гады мне не сделают, я им нужна жива и относительно здорова. Впрочем, как и себе, а, оставаясь в камере, я этого обеспечить не могу. Ибо как гласит мое видение-сон, живой я отсюда не выйду.
— Ну? — выжидательно поднимаю брови, пока стражник, наморщив лоб, усиленно соображает. — Ладно, не хочешь, как хочешь. Не мне потом перед мастером отчитываться в упущенных сведениях.
Демонстративно поворачиваюсь спиной к собеседнику, не особо надеясь на то, что мой блеф сработает. В кино-то всегда такие штуки прокатывают, а в настоящей жизни, наверное, не очень…
Проходит секунда, две, три… десять. М-да, думает он основательно, судя по всему. Я даже воочию представляю, как шевелятся у него мозги, стряхивая многовековую пыль невостребованости. Солдафон… что с него взять?
— Идем, — наконец, раздается хриплый приказ.
И я, не веря своим ушам, медленно поворачиваюсь, стараясь скрыть обуявшее меня ликование.
 
— Давай сюда руки, — требует он и, схватив мои конечности, крепко обматывает запястья веревкой. — А то знаю я, на что ты способна. Меня предупреждали…
Изумленно округляю глаза, сначала подумав, что ослышалась. В смысле предупреждали? Кто? Когда это я успела так прославиться? Мысль, что здоровенный амбал боится маленькой меня, просто в голове не укладывается.
Крепко стянув мои руки и подергав за узлы, стражник успокаивается и, схватив за плечо, заставляет следовать за ним.
Шагая по коридору, с любопытством верчу вокруг головой, стараясь как можно больше высмотреть деталей, которые могут мне пригодиться. Вот там интересная ниша, в которую, в случае погони, можно забиться, да и тот малоосвещенный угол может вполне послужить убежищем, но самое главное, что тут есть металлические решетки водостоков. Две я заметила, как раз в нишах. А вдруг можно как-то их использовать для побега, например, как в старом фильме “Леди Ястреб”?
Надо мной все в приюте смеялись, что я такое старье смотрю, но я с восторгом наслаждалась игрой актеров и любила сей шедевр искренней детской любовью. Сам образ огромного черного волка, который испытывает чувства к прекрасной женщине, пробуждал в душе какие-то странные, знакомые и до слез щемящие ощущения. У меня даже было такое чувство, что я воочию видела похожего зверя и обнимающую его девушку, самую прекрасную из всех, кого я встречала на этом свете.
Дойдя до лестницы наверх, мы неожиданно сворачиваем в боковой коридор и по деревянным ступенькам поднимаемся на несколько пролетов, а затем попадаем в широкую и очень-очень знакомую галерею, которая ведет из учебного корпуса к административному зданию академии. Вот это да, получается, казематы находятся прямо под лабораториями, в которых мы провели столько часов, даже не догадываясь о темнице внизу.
— Пришли… — ворчливым тоном уведомляет стражник, и тихо постучав, открывает дверь, которая раньше вела в приемную профессора Эзофилуса, а теперь в притон новоявленной комиссии из министерства.
Приемная пустая, секретаря и след простыл, хотя это, лично меня, ни капельки не удручает, беря во внимание обстоятельства вокруг. Не удивлюсь, если мистрис Дашил вообще пожелала взять отпуск за свой счет. Кому захочется заразиться неизлечимой болезнью?
В два шага пересекая небольшой предбанник, мы снова останавливаемся перед дверью. Раньше, помню, на ней висела золотая табличка с именем ректора, теперь же на точно таком же золотистом прямоугольничке вырезаны совсем другие буквы.
Постучав, неандерталец робко приоткрывает дверь и вместе со мной проскальзывает внутрь помещения.
— Мастер Риз, мастер Лайл, — толкает меня вперед, пред светлые очи сидящих за столом мужчин. — Эта вам что-то важное хочет сказать.
  
Глава 65
 
Они отрывают взгляд от каких-то бумаг, которые до этого скрупулезно изучали, и воззряются на меня с немым изумлением. Я широко улыбаюсь, сияя, аки солнышко в жаркий полдень.
— Говори, — величаво машет рукой Таурус Риз. Назгул, окинув меня заинтересованным взглядом, откидывается на спинку кресла.
Мило хлопаю ресницами и невинно спрашиваю:
— Что говорить?
Ух, какие серьезные. Мне бы боятся, но отчего-то в душе просыпается мелкий пакостный бесенок, который изо всех сил желает показать этим гадам, где раки зимуют.
— То, что хотела? — подается вперед этот недоректор, подозрительно прищурив правый глаз.
— Я хотела? — удивленно поднимаю брови и поворачиваюсь к неандертальцу.
 
Тот, поперхнувшись воздухом, цедит сквозь зубы.
— Ну, ты же орала, как потерпевшая, что знаешь, куда убежали студенты!
— Я орала? — округляю глаза, едва сдерживая улыбку.
Спокуха, Сенька, держи себя в руках и играй роль шута до конца, пока это возможно.
— Ты! — с нажимом произносит стражник, дергая меня за руку. — Вопила и стучала ногами по дверям, рассказывала, что владеешь информацией о сбежавших студентах.