Лекарь-воин, или одна душа, два тела (СИ)

Ушли от монастыря строго на север. Это я понял, обернувшись назад, осматривая местность и обратив внимание на то, что мощные стены монастыря с этой стороны покрыты тонким слоем мха, который, кстати, являет собой дополнительную преграду для возможных непрошенных гостей, желающих совершить быстрое восхождение на вершину укрепления.
Отец Герасим отыскал еле заметную, слабо обозначенную в траве тропинку и, обзорно рассказывая о лечебных свойствах различных трав, росших прямо под ногами, быстро повел меня по ней. Показывал он и конкретные места смертельных схваток первооткрывателей этого места с неприятелем, в каком месте какой герой принял смерть от стрел и мечей врага. На этих местах лежали покрытые мхом большие памятные камни, вокруг которых трава была тщательно прополота. На камнях надписей никаких не было — только свежевыскобленные на мхе кресты, а о погребенных под ними бойцах, как и мне, передавалось из поколения в поколение.
Если верить легенде, более двухсот лет тому назад где-то неподалеку от этих мест, с большой шайкой разбойников столкнулись трое монахов из монастыря. Естественно, никто не требовал кошелек, разбойникам нужна была тайна о деньгах обители. В народе ходили упорные слухи, что в монастыре хранятся несметные сокровища, поэтому и решили разбойники учинить монахам пытки. Однако не на тех напали! Эти трое смогли за себя постоять, в особенности монах Илларион, в прошлом воин княжьей дружины. Уже пали от рук разбойников его братья по вере, а Илларион продолжал разить мечом врагов, все, до кого мог дотянуться монах, валялись на земле без признаков жизни. И разбойники, устрашившись непобедимого монаха стали пускать в него стрелы, но и это не помогало, Илларион продолжал кровавую жатву. Но одна из стрел все-таки попала в глаз монаху, и он из последних сил зарубил лучника, а затем рухнул замертво.
Оставшиеся в живых разбойники в страхе бежали с места побоища, оставив непогребенными тела подельников. На второй день на место боя пришли монахи монастыря, и остановились пораженные. По всей поляне валялись останки растерзанных дикими зверями тел разбойников, а погибшие монахи лежали нетронутыми. Всех погибших похоронили по-христианскому обычаю, только разбойников сложили в общую могилу.
С тех пор в этих местах никакие бандиты не появляются, боятся призраков погибших монахов, якобы охраняющих окрестности и сам монастырь.
Примерно метров через триста вышли на огромную поляну, сплошь усыпанную грибами. Будто зеленое от травы полотно поляны было вышито крестиками коричневых шляпок боровиков, так густо они росли — первый раз за две жизни такое видел. Очень впечатляющее зрелище. Вручив мне нож с отполированной ладонями дубовой рукоятью, Герасим наказал собирать в неведомо откуда появившийся в его руках мешок только боровики и белые грибы. Одно удовольствие срезать большие мясистые грибы при полнейшем изобилии. Где-то через полчаса мешок был полон. Герасим улыбнулся и вручил мне еще один. С не меньшим энтузиазмом я стал наполнять второй мешок.
Эх, сейчас бы пожарить картошечки на сале с мясом и с грибами, вкуснотища получилась бы. Или, на худой конец, стушить капусту с грибами и гусятинкой — тоже получилось бы очень впечатляюще. Готовил я такое блюдо когда-то. В той жизни…От воспоминаний рот непроизвольно наполнился тягучей слюной, я ее судорожно сглотнул. Жаль, конечно, что эта мечта не осуществима в данный момент, но почему бы и не помечтать. Говорят, что иногда мысль становится материальной. Но говорят также, что надо бы остерегаться осуществления своей мечты — вдруг она сбудется, это уже как карта ляжет.
Прихватив раздувшиеся от добычи мешки, распространявшие грибной запах, казалось на сотню метров вокруг, мы бодро зашагали дальше вглубь леса. Мне даже показалось, что чем дальше мы углублялись, тем темнее становилось вокруг, несмотря на то, что вышли из монастыря сразу после завтрака. Повертев головой, понял. Нас окружали высоченные сосны, прикрывая своими кронами небо. Странно, я и не заметил, как мы прошли смешанный лес, и оказались в сосновом, похоже, я был невнимательным, радуясь некоторой свободе или смене обстановки. Протопав порядочно, оказались на небольшой поляне, посреди которой находилась крепкая изба внушительных размеров, срубленная из толстых бревен, потемневших от времени и дождей-снегов. Избе этой еще бы куриные лапы приличных размеров — смотрелась бы классно. Надеюсь, здесь не Баба Яга проживает и поджидает доверчивых путников, чтобы полакомиться их ливером.
 
Удивился не размерам избы и ее наличию, а застекленным окнам избы. В голове щелкнуло — «как в лекарне отца Герасима». Пересчитал их с видимой мне стороны — всего четыре. В такой глуши и такое богатство! Оконные стекла, как я понимаю, стоят дорого и очень дорого. «Не иначе, как какой-то богач здесь обитает» — подумал я. Никакого злого пса-охранника не видать и не слыхать. Может молча цапнет из-за угла и оттяпает ноги по самую шею?
Герасим уверенно, мягко ступая короткими сапожками отличной выделки, прошел на невысокое выскобленное до свежей светлой древесины крыльцо и дробно постучал в дверь. Тишина, никто не отзывается. Хм, странно, ведь должны, по идее, ждать нашего прихода, может что случилось? Пришлось Герасиму повторить попытку. Но на этот раз он довольно сильно заколотил в дверь кулаком.
— И зачем дверь ломаешь? Разве непонятно, что в доме никого нет? — услышал я за спиной приятный голос, от неожиданности звучания которого, подпрыгнул на месте.
Повернув голову, увидел женщину. Возраст определить сложно, темная одежда здорово старит. Может женщине сорок, а может, и пятьдесят лет, поди разбери. Примерно среднего роста. Спина прямая. Лицо почти круглое, на котором располагался средних размеров нос и серые глаза. Вот привычных старческих и возрастных морщин, я не рассмотрел. Полагаю, в молодости эта женщина была очень симпатичной. Одета незнакомка в черную, почти до земли юбку, такого же цвета кофта с длинными рукавами, поверх которой повязан теплый платок. Голову покрывал неизвестный мне убор, чем-то отдаленно напоминающих ковбойскую шляпу. В руках женщина держала берестяной туес среднего размера.
— Что, Герасим, язык проглотил, и слова молвить не можешь? — иронично продолжала допрос женщина.
— Не серчай, Клавдия Ермолаевна, не знал я, что тебя в избе нет, заволновался я, вдруг что случилось — одна ты здесь обитаешь среди лесного зверья — мы тут тебе грибочков боровичков и беленьких в подарок собрали, — как бы извиняясь, сказал отец Герасим.
— Грибов нынче действительно много, я сподобилась собрать уже три бочки, половину запаса соли на них извела, — улыбнулась Клавдия Ермолаевна. — А еще капустку засолить надобно. Мне Гордей обещал мешок соли подвезти, наверное, запамятовал.
— Как можно, Клавдия Ермолаевна, он еще из Чернигова не воротился. Как появится, так сразу обещанное доставит.
— Ну-ну, поглядим. А ты по какой такой надобности пожаловал на две недели ранее оговоренного срока? Я только половину трав для тебя по мешочкам разложила. Ладно бы сам пришел, так еще и мальца в такую глухомань с собой привел.
— Вот из-за этого отрока к тебе и пожаловал. Воспитанник он монастырский, я его себе в ученики взял, смышленый он, однако я его до конца понять не могу. Посмотри его, Клавдия Ермолаевна, может он даром каким обладает.
— Ладно, проходите в избу. Мешки с грибами в сенях поставьте. Я сейчас приду, только мед в погребок снесу.
Раз приглашают, то почему бы и не зайти в дом. Планировка ничем не отличалась от виденной ранее, а вот запахи стояли очень приятные. Пахло травами, вернее не травами, а разнотравьем. Естественно все идентифицировать не смог, но запах полыни и бессмертника я точно ни с каким другим не спутаю. Войдя в горницу, понял, что дом насквозь пропах травами, по всем комнатам были натянуты веревки, на которых сушились пучки трав. Везде была, так сказать стерильная чистота, и в доме светло, через застекленные окна в комнаты заглядывало осеннее солнце. В красном углу, как и положено, размещались иконы. Я уже неплохо в иконах разбираюсь, смог уверенно опознать иконы Святого Георгия и Богородицы. «Святой Георгий», ну точно он, это русская икона домонгольского периода, я точно помню рассказ экскурсовода. Икона имеет новгородское происхождение и была храмовым образом Юрьева монастыря. В настоящее время находится в собранииГосударственной Третьяковской галереи.