Чешуя (СИ)
— Кто это, дядя Юра?
— Моя подруга. Ты кушай, Даша. Потом домой поедем.
Она ела медленно-медленно: домой совсем не хотелось. Дядя Юра не торопил, как иногда торопила мать, ждал и улыбался.
Когда они вышли из торгового центра, девочка спросила:
— А ты с нами навсегда останешься?
— Нет, милая, мне уже надо ехать. Думал, дольше получится отдохнуть, но — увы. Работа зовёт. Надо денежки зарабатывать, чтобы помогать твоей бабушке и вам с мамой.
Даша погрустнела. Наверняка, как только дядя Юра уедет, всё хорошее кончится.
Так и вышло. Через день после отъезда дяди мать снова напилась. Потом появились её приятели. А ещё через день от дядиных подарков остался только браслетик, который Даша спрятала под матрас. А мать почему-то всё время ругала дядю Юру: мол, будет её жизни учить, чокнутый придурок! А ведь всё время улыбалась ему, пока он был тут.
Даше стало обидно за дядю, и она крикнула матери, чтобы та не обзывала дядю — он хороший!
— А я что — не хорошая тебе⁈ — рявкнула мать и влепила дочке оплеуху.
Даша разревелась, мать тоже. Долго извинялась, обнимала и целовала её, но дочка ей больше не верила.
Через месяц у матери появился особый приятель — дядя Гоша. Ради него мать мыла волосы, подметала пол и красила губы старой помадой. А у него на плечах жила змея. Жуткая невидимая змея. С двумя головами без глаз. И, кажется, никто-никто её не видел.
Даша спряталась в шкаф, а когда дядя Гоша попытался её достать, стала плакать и отбиваться.
Мать обещала приятелю с ней поговорить. Гоша ушёл, мать выманила её из шкафа и стала спрашивать, что не так.
Даша пыталась описать маме змею без глаз.
— Она страшная! Она тебя укусит, мама!
— Ну что ты говоришь такое? Нет там никакой змеи, Даша! Не выдумывай!
— Есть, мама! Слепая змея! С двумя головами! Скажи дяде Юре! Он увидит!
— Не выдумывай! Нет никаких змей!
— Есть! Слепая змея!
Потом вернулся Гоша и сказал, что она «психическая» и что Лариса должна выбрать, с кем ей жить: с ним или с этой «психичкой».
Утром мать сунула немногочисленные вещи Даши в сумку и отвезла её к бабушке.
— Ну, ты, это, поживи с бабой, ладно?
— А когда ты приедешь за мной?
— Скоро, доча, скоро!
…Через год Даша перестала ждать мать. Бабушка кормила, одевала, водила в садик, а потом в школу. Жаловаться было не на что. Но Даша почему-то постоянно чувствовала себя никому не нужной. Одинокой.
Бабушка хотела вырастить из внучки куколку — милую, добрую отличницу в платьице. Но у Даши быть милой куколкой никак не получалось.
Поэтому бабка всегда была недовольна.
— Не называй меня «бабушка»! Я — Ираида Петровна!
— Ты в моём доме живёшь — слушайся!
— Не смейся громко.
— Платье порвала⁈ У меня их что, тысяча⁈ Зашивай!
— Вырастешь беспутной, как мать!
— Не плачь.
— Зачем носишься по улице? Ты девочка — ходи красиво. Никто тебя замуж не возьмёт!
— Не кричи.
— Веди себя прилично!
Бабка выпорола её лишь раз: когда увидела, как внучка играет с невидимым котом. Била и повторяла:
— Ты дура? Ты больная, как мать? Да⁈
Даша онемела на месяц. Больше бабка её не трогала. Могла оставить без обеда и ужина. Запереть в комнате. Не разговаривать пару дней. И постоянно повторяла:
— Я из-за тебя и твоей матери постарела раньше срока.
Сначала эти слова пугали Дашу до слёз: она боялась, что бабушка совсем состарится и умрёт — и всё из-за неё, из-за Даши. Но скоро ей стало всё равно. Бабка так часто повторяла одно и то же, что внучку вскоре стало тошнить от слова «прилично» и многочисленных запретов.
Дядя приезжал каждый год. На день, на два, максимум — на три. Давал деньги бабке и ей, наверное, и матери тоже.
Привозил подарки — плюшевых зверей, шоколадки, платьица, краски и карандаши. Но это ерунда. Однажды вручил племяннице амулет. Сказал, что от светящейся и прозрачной мелочи эта подвеска защитит. А если появится что-то действительно огромное и опасное, путь Даша звонит ему. Она кивнула, записала номер и забыла.
Дядины визиты не радовали, ведь после его отъезда особенно остро ощущалось одиночество. А если не радоваться ему, то как будто всё нормально. Приехал — и приехал. Уехал — и уехал.
Она покрасила волосы в чёрный, сделала пирсинг и татуировку в виде знаков с подаренной дядей подвески. Бабка ругалась и орала, ну и что? Внучка кривила губы в ухмылке, от чего бабка орала ещё громче. Смешно.
Мать появилась, когда Даше стукнуло четырнадцать.
Бабка в тот день ушла к подружке. В дверь тут же робко постучали.
Даша глянула в глазок: какая-то тётка. Соседка, наверное. Открыла дверь.
И почти сразу узнала в потрёпанной тётке мать.
Та прищурилась, с недоумением разглядывая тощего подростка с неровно подстриженными чёрными волосами.
— А Даша дома?..
— Чё надо? — дёрнула плечом девчонка.
— Доча… ты?
— Ну?
— Ой, доча… ты как выросла! Какая… красавица…
— Чего тебе?
— Ой, а пусти домой, а?
— Это бабкин дом — не мой. Чего тебе?
— А ты чего, доча, сердишься, что ли?
Даша продолжала холодно смотреть на постаревшую женщину, выглядевшую старше собственной матери.
— Ой ладно, доча, ну не сердись. Я же хотела приехать! Но потом Гоша умер… — она зашмыгала носом. — А потом болела я. Я и счас, это, болею… помираю! Дай денег, а? Тебе же Юрик оставляет, да?
Даша секунду вглядывалась в жалкую фигуру на пороге, ища хотя бы след потусторонней сущности. Не нашла. Захлопнула дверь.
А через месяц Даша увидела за бабкиной спиной три дёргающиеся тени. Похожие она видела в парке возле садика, когда была совсем маленькой. Но те близко не подходили, а эти жутко дрыгались прямо за бабкой.
Характер у бабки испортился тут же. Она стала орать без повода, швырялась в Дашу едой: мол, жри! Выкинула все внучкины вещи с балкона. Много пила: чай, молоко, воду из-под крана. И, кажется, медленно раздувалась. Это отёки или…?
Даша гадала два дня, а на третий позвонила дяде. Тот не на шутку встревожился. Сказал, что сейчас в Аргентине — приедет, как только достанет билет на самолёт. Обещал позвонить знакомым, но через полчаса снова связался с племянницей: увы, все, кто мог бы помочь, не в городе.
— Придётся тебе, Даша, задержать дикие тени до моего приезда. Они в общем-то не опасны, если не к тебе пристали. То есть тебе вреда не причинят, а вот бабушку могут убить…
Даша вздохнула и согласилась.
Шпиль велел нарисовать над бабушкиной кроватью знаки, которые он сейчас фотографией пришлёт, и воткнуть что-нибудь металлическое в тени, когда бабушка уснёт, хотя бы гвозди или разогнутые скрепки. Это на время остановит процесс, а потом и он подъедет.
Даша очень хотела, чтобы дядя Юра приехал и сам всё сделал. Но понимала: времени мало — бабка может и помереть от этих теней. Как тот Гоша от слепой двухголовой змеи.
Даша перерисовала знаки ручкой на обоях в бабкиной комнате, пока Ираида Петровна гостила у подруги. Ох, и крику будет, когда старуха эти художества разглядит! Ну и чёрт с ней. Пусть психует, зато тени отвяжутся.
Даша запаслась скрепками и мучительно долго ждала бабку. Та пришла за полночь. Пьяная, что необычно, и злая, что неудивительно. Пошатываясь и бормоча, прошла по коридору до своей комнаты. Повозилась там и грузно улеглась.
Даша выждала полчаса и прокралась в спальню Ираиды. Тихонько выругалась: в темноте теней не видно. Пришлось включить фонарик на телефоне.
На секунду стало страшно: такие тени ужасно пугали её, когда она ходила с мамой в детский сад через старый парк. Но Даша упрямо мотнула головой. Нет, ей уже не пять лет! Она сильная. Она сможет.
Даша огляделась. Так, вот первая! Воткнула скрепку, пригвоздив тень к коврику у бабкиной кровати.
Где же остальные? Ираида всхрапнула во сне, заставив внучку замереть, прикрыв фонарик ладонью. Вроде успокоилась.