Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Дядя остновился и нахмуренно обернулся.
– Одем, прошу, одно слово!
Ярви едва отваживался дышать, боясь хоть чем-то нарушить хрупкое равновесие этой минуты. Время замедлило ход, когда Одем сперва посмотрел на ворота, потом на мать, а потом, чертыхаясь, быстро двинулся к ней вместе с ближайшей свитой.
– Погоди! – выдохнул Ярви, и Джойд с широченными глазами разомкнул стиснувшие спицу пальцы.
Ярви едва не вылез в окно, холодный ветер целовал залитые потом щеки, но расслышать, что было сказано на ступенях Зала Богов, так и не удалось. Мать припала к ногам Одема, прижала ладони к его груди, покаянно склонила голову. Вероятно, смиренно оправдывалась за упрямство, за непокорство воле брата и Верховного короля. Вероятно, клялась в послушании и вымаливала прощение. Затем она взяла руку Одема своими двумя и прикоснулась к ней губами – и Ярви покрылся мурашками.
Дядя посмотрел на мать Гундринг и едва-едва кивнул. Его служительница ответила взглядом и едва-едва пожала плечами. После этого Одем прикоснулся к щеке бывшей королевы и пошел прочь, к вратам, в окружении бойкой стайки слуг и ближней дружины.
Последний ручеек воинов, спешащих к своим братьям, утекал из цитадели. Во дворе осталось не больше трех дюжин. Мать сцепила руки и подняла голову к надвратной башне. Ярви вообразил, что она, быть может, заметила его взгляд.
– Благодарю тебя, о Матерь, – прошептал он. И снова поднял сухую руку, готовясь махнуть Джойду. Снова смотрел, как Одем приближается к воротам. Но взамен прежнего, когда ему показалось, что боги разнесли в пух и прах его планы, на этот раз он видел – они предоставляют ему шанс.
– Погоди, – прошептал он, и от жара произнесенного слова защекотало губы.
– Погоди. – Настал тот день. Настал тот час.
– Погоди. – Настал тот миг. – Давай!
Он рубанул искалеченной рукой, и, сколь ни была слабой, она, благодаря изобретательности шестерых искусников прошлого, обрушилась с весом могучей горы. Джойд выдернул штырь, и шестерни закрутились вихрем, и цепь рванула зубцы, и причина, по которой так нарекли врата, стала ошеломляюще ясной. С визгом и воем всея мертвых в преисподней, с порывом урагана, что сорвал с Ярви шлем, а самого откинул к стене, Воющие Врата ухнули в пол.
Их столкновение с камнем привратного туннеля со страшным грохотом потрясло цитадель до самих источенных эльфами корней и намертво запечатало вход стеной металла. Такого веса, что для того, чтобы ее поднять, пришлось бы напрячься и самому Отче Тверди.
Пол закружился, закачался, и на миг Ярви показалось, что от удара обрушится и надвратная башня. Он нетвердо подковылял к смотровой расщелине, пытаясь стряхнуть головокружение и звон в ушах. Скальный проход под ними был полон приближенных Одема. Некоторые шатались, обхватив руками головы. Иные непослушными пальцами тянулись к оружию. Кто-то толпился у врат и беззвучно кричал, беззвучно, бездумно, бесполезно колотил застывшие в воплях лики. Посреди всего замешательства стоял лжекороль, пристально разглядывая потолок. Его глаза встретились с глазами Ярви, и лицо его залила бледность, словно перед ним предстал демон, когтями продравшийся через Последнюю дверь обратно.
И Ярви улыбнулся.
А потом кто-то схватил его за плечо.
Ничто тряс его, тащил и орал в лицо, губы шевелились в прорези шлема, но с них слетал лишь неразличимый лепет.
Ярви перебирал непослушными ногами. Пол успокоился, выровнялся. Вниз по витым ступеням, наскакивая на стены, за спиной пихают, подгоняют бойцы. Ничто плечом толкает створку. Дверь раскрывается настежь. Темноту озаряет яркий свет из прохода во двор, и заговорщики вырываются на свежий воздух.
 
Последняя дверь
 
Во внутреннем дворе крепости властвовал хаос.
Мелькало, взмывая, оружие, и разлетались обломки, сталь сталкивалась со сталью, и рычание кривило лица, проносились стрелы и падали тела – беззвучно, словно во сне.
По его задумке, нанятые матерью рубаки высыпали из потайных укрытий и ударили закаленным воинам Одема в спину. Многих посекли на месте, других погнали по двору – тут и там валялись их кровавые трупы. Но те, кто пережил первое потрясение, взялись за оружие и давали яростный отпор. Бой рассыпался на одиночные схватки. В полнейшей тишине Ярви смотрел, как давешняя шендка пыряет ножом мужчину, в то время как тот краем щита вспарывает и надсекает ее лицо.
 
По его задумке, Ральф со своими лучниками отправили в полет охапку стрел. Беззвучно стрелы поднялись в воздух, беззвучно обрушились вниз, впиваясь в щиты Одемовой ближней дружины, плотно сгрудившейся вокруг своего короля. Кому-то чиркнуло по лицу оперенным древком. Тот едва ли обратил внимание, по-прежнему указывая мечом на Зал Богов и ревя беззвучные команды. Другой опустился наземь со стрелой в боку и цеплялся за ногу воина рядом, который пинком откинул от себя его руку и продолжал пятиться.
Битва всех превращает в животных, говорил прежде отец.
На глазах Ярви оскалившийся головорез, с клеймом «овцекрад» на щеке, зарубил безоружного раба, из рук того выпал кувшин с водой и разбился о стену.
По его ли замыслу все это шло? Об этом ли он молился? Он широко распахнул дверь и выклянчил у Матери Войны согласие зайти в гости. И теперь у него не хватит сил прекратить бойню. Ни у кого сил не хватит. Просто выжить – задача уже не из легких.
На его глазах Ничто подсек одному воину ноги, другого, повернувшегося убегать, полоснул по спине, третьего так двинул щитом, что тот врезался в низкую стенку колодца и перевалился туда, исчезая из вида.
В глухом оцепенении он вынул из ножен меч Шадикширрам. Вроде бы так полагается в битве мужчинам? Боги, каким же он оказался тяжелым. Ярви толкали, пробегая мимо, стремясь поскорей присоединиться к безумству, но его ноги вросли в землю намертво.
На его глазах отворились двери Зала Богов. Стража Одема сплотилась, прикрывая проход щитами, утыканными стрелами, как ель иголками. Лжекороля уводили прятаться в тень.
Ярви указал на них мечом и прокричал:
– Туда!
Глухота спадала. Вполне, чтобы хватило расслышать за спиной тяжелый топот и вовремя обернуться.
Но ни на что другое.
Сталь ударила в сталь, и меч перекрутило в ладони, почти выбило из руки. Перед ним промелькнуло загрубелое лицо Хурика, долетел обрывок его утробного рыка, и щит врезался Ярви в грудь, приподнял над травой и отбросил на пару шагов. Ярви ударился лопатками о землю и застонал.
Хурик рыскнул глазами, изогнулся, принимая на щит взмах секиры – от силы удара в воздухе завертелись щепки. Джойд напал с диким ревом и рубил наотмашь, как обезумевший дровосек неподатливое бревно. Хурик подался, отступил, отразил второй удар, а третий оказался неровным, и опытный воин, изготовившись в стойке, зацепил и отвел тяжелое лезвие в сторону. Разминувшись с его плечом на ладонь, оно чавкнуло, впиваясь в дерн. Воин кромкой щита хватил Джойда по голове, когда тот покачнулся вслед за секирой – а затем, накоротко рубанув мечом, вырвал у Джойда оружие.
Видимо, с Избранным Щитом королевы пекарю не сравниться, насколько б хорошим человеком тот ни был.
В черной бороде Хурика забелели оскаленные зубы. Молниеносный укол мечом, и клинок погрузился под ребра Джойда по рукоять.
– Нет, – выхаркнул Ярви, силясь встать, но одного желания не всегда бывает достаточно.
Джойд повалился на колени, лицо смяло болью. Хурик водрузил сапог ему на плечо и высвободил меч, а потом пинком распластал на траве. И повернулся к Ярви.
– Давай-ка закончим то, что в Амвенде начали.
 
Он шагнул вперед, алый меч занесен. Хотелось бы Ярви встретить смерть с улыбкой – только немногим, пусть и королям, достает отваги перед распахнутым зевом Последней двери. Может статься, королям – меньше других. Он отодвигался ползком, выставив перед собой сухую руку, словно она могла оградить от клинка.
Хурик скривил губы.
– Да, из тебя такой король, что…
– Это мы увидим какой.