Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны
Но вопреки своим неоспоримым дарам – острой мысли, сопереживанию и чудесному певчему голосу, придумать этот способ не удавалось.
Сегодня квадрат боевой площадки разметили на песчаном пляже – отсчитали по восемь шагов на сторону и по углам врыли копья. Каждый раз для учебных боев выбиралась новая местность – утесы, леса, болота, узкие улочки Торлбю и даже река – ведь щитоносец Гетланда обязан быть одинаково готовым сражаться, где бы бой его ни застал. Или одинаково неготовым – как в случае Ярви.
Но в основном в землях у моря Осколков бились на его неровных, зазубренных побережьях – поэтому и упражнялись они чаще всего у воды, а Ярви наедался песка до отвала, когда корабль вытаскивали на берег. После того как Матерь Солнце закатится за холмы, бывалые воины будут рубиться здесь по колено в воде, а пока прибой шелестел за плоским илистым полем с зеркальными овалами луж, промокнуть можно было только от влажного, соленого ветра да от пота ручьем – Ярви так и не свыкся с весом кольчуги.
Боги, как же он ненавидел кольчугу. Как ненавидел мастера Хуннана, своего многолетнего главного мучителя! Как омерзительны все эти мечи и щиты, как отвратительна боевая площадка, как невыносимы воины, приходящие сюда как к себе домой. А самое ненавистное – вот это издевательство на месте руки, означавшее, что он никогда не станет одним из них.
– Следите за положением ног, государь, – шепнул Одем.
– За мои ноги не беспокойся, – огрызнулся Ярви. – Их у меня хотя бы две.
За три года он ни разу не притрагивался к мечу, сидя безвылазно в покоях матери Гундринг над травами и именами малых богов. Он зубрил чужеземные наречия и с особым старанием оттачивал мастерство писаря. Пока его учили заживлять раны, эти мальчишки – эти мужчины, подумал он с горечью во рту, – не щадя сил учились их наносить.
Одем ободряюще хлопнул его по плечу – и едва не сбил с ног.
– Щит не опускайте. Выжидайте удачный момент.
Ярви усмехнулся. Если ждать, когда наступит удачный для него момент, они проторчат здесь, пока всех не смоет приливом. Его щит туго примотали к сухой руке ремешками, и большой палец вместе с обрубком уцепились за рукоятку. Локоть жгло уже до плеча, стоило только дать тяжеленной штуковине просто повиснуть.
– Наш государь давно не ступал на площадку, – объявил наставник Хуннан, морщась, будто слова резали рот. – Давайте сегодня помягче.
– Постараюсь не излупить его до полусмерти, – выкрикнул Ярви.
Кое-где пронесся смех, но королю в нем слышался душок издевки. Шутки в бою – плохая замена крепким мышцам и щиту в твердой руке. Ярви взглянул Кеймдалю в глаза и подметил в них налет превосходства – и про себя повторил то, что сильных много, а мудрых – единицы. Слова, даже в его собственной голове, прозвенели впустую.
Наставник Хуннан не улыбнулся. Ни одна шутка не была настолько смешной, ни одно дитя настолько умильным, ни одна женщина настолько прекрасной, чтобы разок хоть чуточку изогнулись его железные губы. Он лишь пристально посмотрел на Ярви, как всегда с безмолвным презрением – хоть то принц был перед ним, хоть король.
– Начали! – пролаял его голос.
Если быстро – значит милосердно, то это была милосердная схватка.
Первый рубящий взмах обрушился на щит Ярви, хилые пальцы выпустили рукоятку, и обод попал ему в рот, ноги запнулись. Следующий он отразил, тело еще что-то помнило о прошлых занятиях, поэтому удар лишь прошелся вскользь по плечу да онемела ушибленная рука. Но третьего он не увидел вообще, резко стало очень больно, когда голень уехала вбок и он рухнул на спину. Из легких, точно из рассеченных мехов, со свистом ушел весь воздух.
Некоторое время он лежал и моргал. До сих пор ходили рассказы о том, какое несравненное умение показывал на боевой площадке дядя Атиль. Кажется, выход Ярви тоже запомнят надолго. Увы, совсем по другой причине.
Кеймдаль воткнул деревянный меч в песок и протянул руку.
– Государь. – Ярви показалось, что его рот кривит тайная насмешка, спрятанная куда глубже обычного.
– Ты научился сражаться за прошедшие годы, – выдавил Ярви сквозь стиснутые зубы, выкручивая из бесполезных ремешков щита увечную руку – и Кеймдалю ничего не осталось, как взяться за нее, чтобы поднять короля на ноги.
– Как и вы, государь, – до скрюченной руки Кеймдаль дотронулся с видимым отвращением, и Ярви, само собой, на прощание щекотнул его обрубком пальца. Дешевый жест, но слабому впору довольствоваться и мелкой местью.
– А я разучился совсем, – пробормотал Ярви, пока Кеймдаль шел обратно к соратникам. – Это ж надо.
Среди молодых учеников он засек девичий взгляд. Лет тринадцать, похоже, – глаза горят, черные волосы развеваются вокруг острых скул. Пожалуй, надо сказать Хуннану спасибо, что не выбрал ее для его избиения. Может, следующее унижение таким и будет.
Мастер оружия насмешливо покачал головой и отвернулся – и в Ярви вскипела злость, жгучая, как зимний горный поток. Пускай всю отцовскую силу унаследовал брат, зато он сполна впитал его лютую ярость.
– Устроим еще одну схватку? – отчеканил король тем, кто стоял на той стороне.
У Кеймдаля поползли брови вверх, а потом он пожал широченными плечами и поднял меч со щитом.
– Как прикажете.
– Таков мой приказ.
Среди мужчин постарше пробежал ропоток, и еще суровее насупился Хуннан. Им что, надо и дальше терпеть этот постыдный балаган? Если позорится их король, то позор ложится на них самих, а с Ярви они не оберутся сраму до конца своих дней.
Дядя аккуратно взял его под руку.
– Государь, – мягко и вкрадчиво проворковал он. Он вечно такой мягкий и вкрадчивый, как ветерок в летний вечер. – Вероятно, вам не стоит перенапрягать силы…
– Разумеется, ты прав, – сказал Ярви. Глупец – раб своего гнева, как-то раз объяснила ему мать Гундринг. Для мудрого его гнев – оружие.
– Хурик. Становись за меня.
– Слушаюсь, государь, – громыхнул тот и не сходя с места просунул руку в сплетение ремней выпавшего щита. Ярви вручил ему учебное оружие. В громадном, заскорузлом кулачище Хурика меч смотрелся совсем игрушечным. Можно было расслышать тяжелую поступь, когда воин занимал место против Кеймдаля. Который вдруг опять стал обычным шестнадцатилетним подростком.
Хурик пригнулся в стойке, вминая башмаки в песок. Потом оскалил зубы и испустил боевой рык, глубокий, ритмичный, все громче и громче, пока от него, кажется, не заходила ходуном вся площадка. А Ярви увидел, как в глазах Кеймдаля растут сомнение и страх, именно так, как в его давнишней мечте.
– Начали, – отдал команду он.
Эта схватка закончилась еще быстрее той, но никто в здравом уме не назвал бы ее милосердной.
Надо отдать Кеймдалю должное, он отважно прыгнул к противнику, но Хурик поймал на меч его взмах, деревянные клинки скрежетнули. Затем, вопреки своим огромным размерам, телохранитель с быстротой змеи сблизился рывком с противником и жестким пинком подсек Кеймдалю ноги. Падая, парень завыл, но лишь до тех пор, пока кромка щита Хурика с гулким звоном не врезалась ему чуть выше глаз – и сшибла его наземь, едва ли не бездыханного. Мрачно Хурик шагнул вперед, поставил башмак Кеймдалю на руку, ту, которая держала меч, и прижал ее каблуком. Кеймдаль застонал, половину искаженного гримасой лица облепил песок, на другой половине чертила полосы кровь с рассеченного лба.
Девушки могли поспорить, но Ярви счел, что сейчас молодой боец как никогда хорош собой.
И, сверкнув глазами, оглядел воинов тем взглядом, которым его мать смотрела на не угодившего ей раба. – Один в мою пользу. – И он перешагнул валяющийся меч Кеймдаля и гордо вышел с площадки, специально выбрав дорогу так, чтобы наставник Хуннан зашаркал, убираясь с пути.
– Неблагородно и мелочно, о государь, – сказал дядя Одем, подстраивая шаг. – Но не сказать, что не смешно.
– Рад был доставить повод для смеха, – буркнул Ярви.
– Более того, повод для гордости.
Ярви покосился на дядю, и тот посмотрел в ответ – спокойно и ровно. Он всегда такой спокойный и ровный, словно поле под свежим снегом.