Погружение (СИ)
— Я вижу, вы меня вспомнили, — он улыбается, — не все вы нам отдали тогда, Маша. И очень зря.
— Да что ищите-то? — недоумеваю искренне, — вы меня подробно все выспросили. Что еще-то?
— То, что вы забрали с собой, не сказав нам. Знаете, как это называется? Предательство. Статья шестьдесят четыре УК РСФСР. Измена Родине. Общались со шпионом?
— Общалась с человеком. А что он — шпион, узнала с после и с чужих слов.
— А кто вам дал задание с ним общаться?
— Попросил его посмотреть Ренат Равильевич. А он где? Он же в курсе всего.
— Его нет тут. И неизвестно, что он еще за птица. Посмотреть? А вы разве врач? Вы же художница. Могли бы быть.
— Петрович, не трать силы. Сейчас к себе привезем и поговорим, как следует. — Рявкает кожаная куртка.
— Вот, видишь. Сейчас не поздно пойти на деятельное раскаяние. Ты девочка молодая, вся жизнь впереди. Наивная. Прихватила сувенир по незнанию, а там, может, пленки с секретными данными. Верни. Рассмотрим, как смягчающее.
— Да вернула я все. А у него и не брала ничего. Посмотрела человека, посоветовала лечение, да к Волге проводила. А там ваши повязали всех. И вы не сказали, что ищите.
— Микротайник мы ищем. Без описания. Что угодно может быть. И ты единственная, кто еще мог его видеть и взять. Вспоминай.
— Нечего мне вспоминать.
— У вас будет на это время.
Все перевернуто вверх дном. Книги, белье, тетради, рисунки, краски. Что-то пакуют по мешкам и пакетам. Так просто не отделаться. Государственное чудовище рыкнуло в мою сторону. Мне разрешают одеться. Вспоминаю рассказы бабы Лиды про вареговских сидельцев.
— Можно сумку с собой, — спрашиваю у следователя, он сейчас тут главный.
— Да-да, собирайтесь.
Хорошо, что помылась. Беру две смены белья. Большую пачку ватыи старую простынь. Сухари, булку, чай, сахар. Сигарет нет. Пригодились бы. Спички зато есть. Тоже надо. В бок укладываю два альбома, тетрадки, карандаши, ручки и два оставшихся конверта.
— Вы так собираетесь, словно на этап. Может, сейчас все выяснится. Обратно приедете, — следак смотрит, как тетка проверяет сумку, — а вата вам зачем?
— На случай месячных. Вот-вот придут.
— А простынь?
— Затем же. Чтоб казенную не рвать.
— Конечно, хм.
Дописывают бумаги. Понятые расходятся. Мне надевают наручники спереди. Двое ведут в машину. Знакомая «Волга».
Ночной город притих. Управление КГБ в огромном квадратном здании. На входе прапорщик с расходящимся косоглазием косит на меня. Проводят без вопросов. «С нами». И все.
Под потолком подрагивает длинная палка лампы. Наручники с меня сняли. По другую сторону стола следователь, которого называют Палыч, что-то пишет. Не долго он старался. Встал и, не глядя на меня, вышел.
Через минуту зашел тот, в черной кожаной куртке. Я уловила имя его в коридорном разговоре — Толик. Стул скрипнул под ним.
— Ты чего ломаешься, сучка? — Начал он, — в подвал хочешь сходить? Сейчас сходим.
Тут самое главное — отрешиться. Посмотреть на все со стороны. И не нырять в эмоции. Это проигрыш сразу. Даже если ни в чем не виновата. Время собраться было. Так, что имеем? Вот мужик сидит. Орет. Чего хочет, не понятно. Точнее, понятно, что ему сейчас нужно — вывести меня из равновесия, погрузить в материальный мир сознанием. Тогда можно управлять. Что там пока из материального? Перспектива неизвестности и телесного воздействия. А зачем еще в подвал водят? Расстреливать не за что. Стоп! Сама перспективу стала просчитывать. Дура. Учат меня, учат. Вот тебе практическая работа, а я — сразу ошибки. Расстреляют? Пускай. На этом не закончится. Даже интересно, что будет. А если я что-то важное не успела? Даже не вспомнила, что должна сделать. Стоп. Опять просчитываю последствия. Смотрим только здесь и сейчас.
— Умолять на коленях будешь, ползать под ногами, чтоб тебе шанс исправиться дали, — переходит Толик на крик.
— Если вы считаете необходимым посещение подвала, то почему меня спрашиваете? Я же не сопротивляюсь. — Вижу сомнение в глазах. Он опытен, так просто не собьешь.
— Ладно, ты про себя не думаешь? А про мать? — зашел он с козырей.
— Совсем ни о чем не думаю. Вы разрушили миллионы судеб. Что значит еще одна?
— А я думаю. И сейчас расскажу, как все было. Ты только и ждала возможности предать. А некоторые недальновидные сотрудники это проглядели. Сначала строила из себя экстрасенса. Мода сейчас, понимаю. Развелось таких на каждом углу. И не прогадала. Клюнул на тебя уважаемый человек, в беду попавший. Точнее, жена его. Ухватились, как за последнюю соломинку. А ты и давай стараться. Повезло тебе. Стали они и диету соблюдать, и травы пить, про которые и раньше знали. Только руки у них опустились. А тут ты подтолкнула. Вот и вся твоя заслуга. А как болезнь обратно повернула, так и доверие тебе пошло. Так ты же не успокоилась, вцепилась, как клещ. Олег тебе нужен. А я скажу, зачем он тебе. Ты пронюхала, что молодой ученый работает по перспективной теме, имеющей оборонное значение. И внедрилась. Или внедрили. Вот это и предстоит выяснить.
Про Олега — удар ниже пояса. Хорошо продуманный. Не цепляться за чувства. Что я вижу? Мужик пытается меня вывести, говорит гадости. Стоп. Плевать, что говорит. Гадости или приятности.
— А дальше — больше. Серьезный сотрудник в момент личного кризиса ухватился за тебя. Так и тут повезло. Я уверен, что ты и браться не стала бы, если б не увидела, что дело и само к выздоровлению идет. И не могла ты одна такую ситуацию просчитать. Кто-то тебя направляет. Все, как по нотам. Доверие получила. А потом участие в реальной операции. Дело я изучил. Твоя роль там только в присутствии. Нашли изделие на обыске при тебе. И все. Зато потом додумались наивные головы использовать тебя в серьезном деле на первых ролях. Вот тут ты себя и показала. А сначала и не поняли. Несколько месяцев проверки информации потребовалось, чтоб узнать — у резидента было еще что-то. И где оно?! — Он орет.
Распалился до нужной степени. Не бойся, Маша. Это так надо. Будь что серьезное, ты бы сейчас под препаратами сидела. С воткнутыми в нужные точки тонкими иглами. И боль тока, проходящего через голые нервы, взрывала бы мозг. Этого допускать нельзя.
— Мне нечего вам ответить. Такие фантазии можно про каждого придумать.
— Ах ты блядь! — Стул грохочет, отлетев в сторону, — придумать? Мне делать нечего больше, как тебя развлекать?! Говори!
Голова дергается в сторону от оплеухи по щеке, в глазах вспышка. И тут же удар с другой стороны. Тихо сидеть. Кровь из носа капает на черную майку. Хорошо, что черную надела. На ней не видно. Кап-кап. Сколько нужно капель, чтобы вся вытекла?
«Я тебя убью сейчас» — доносится издалека. Не убьет. Это работа такая, методы воздействия. Вот, уже и не орет.
— Мария Викентьевна, возьмите вату из своей сумки, — Палыч садится на свое место.
Лучше ничего не делать. Но пора показать готовность к разговору. Следак же добрый. Злой уже ушел. Послушно нагибаюсь и достаю клочок ваты. Запрокинув голову, жду.
— Анатолий Иванович погорячился. Уж очень много вопросов, а времени на ответы мало. Подумай до утра, чем сможешь нас обрадовать.
Меня ведут по длинным коридорам на первый этаж. Там маленькая камера на одного человека. Голые деревянные нары. Сворачиваюсь калачиком. Все мысли потом. Надо вжиться в новые обстоятельства.
Утром рабочая суета началась часов в девять. Через решетку постоянно заглядывают, как в зоопарке. Прошусь в туалет. Но никто не реагирует на мои слова. Будто кошка мяукнула. Вывели из камеры часов в одиннадцать.
Следак посвежевший. На столе стакан с чаем.
— Мне нужно в туалет, — заявляю с ходу.
— Не выводили? — недовольно морщится тот в сторону конвойного.
— Команды не было.
— Выведи.
Нет у меня чувства стеснения. Знаю, что смотреть будет. Пусть смотрит. Сняла трико и уселась. Пожурчала. Наверное, все же это психическое отклонение. Другие стесняются, а я придерживаюсь правил — только, чтобы окружающих не расстраивать. А когда нужно, все условности отбрасываю и не чувствую неудобства. В кабинете с порога: