Берег тысячи зеркал (СИ)
— Все в порядке, Вера. Спасибо, — Сан перехватывает мою ладонь, сжимает ее, и отводит мягко в сторону. — Значит, он… Он совсем не может двигаться?
Вопрос мужчины застает врасплох. Всего секунду назад я думала о кофе, пролитом на его штаны, а сейчас он спрашивает о самой ужасной трагедии в моей жизни.
Поднимаю взгляд, и тихо отвечаю:
— Он год пробыл в вегетативном состоянии. Сейчас активность вернулась частично, но… Это уже не тот мужчина, за которого я вышла замуж. Он едва помнит меня.
Сан медленно накрывает мою руку своей, вызывая мурашки на коже. Смотря на то, как он сжимает ладонь, я заглядываю ему в глаза и произношу:
— Спасибо, Сан. Жаль, что все так. Я должна была сразу сказать тебе. Не дать… В общем, прости. Цветы, и то, как ты извинился… — опускаю взгляд, сжимаю его ладонь в ответ, но продолжая, все же заглядываю в глаза. — Это было очень приятно с твоей стороны. Спасибо тебе за этот день. Теперь, все действительно закончится правильно. Как и должно.
— Как и должно, — вторит мне, таким тихим и бархатным голосом, что по спине бежит теплый озноб. — Ун-мъен*(Судьба)… безжалостна.
— Что? — хмурясь спрашиваю, а Сан мягко улыбается.
— Ничего, Вера. Мне пора.
Он помогает подняться, а встав напротив, достает из кармана крохотный сверток. Взяв мою ладонь, вкладывает все в нее, и закрывает мою руку в кулак.
— Я знаю, ты не хотела бы принимать это, но так уж вышло, что выбора у тебя нет, — он сжимает кулак в своих руках, и тихо добавляет. — Это очень полезная вещь, которая поможет тебе привести в порядок шторы на твоих окнах.
В удивлении вскидываю брови, а раскрыв ладонь, разворачиваю бумажный сверток, в котором две крохотные пальчиковые батарейки.
В шоке, едва не раскрываю рот, а Сан кивает, добавляя:
— У тебя не работала кнопка, которая запускает механизм. Заметил еще в прошлый раз. Сам он подключен к электропитанию, но вот в коробке с кнопкой надо менять батарейки. Потому, просто вставь эти.
Из горла вырывается шокированный выдох, а следом я издаю нервный смешок. Какая глупость. Из-за проклятой батарейки, пришлось жить, как в аквариуме.
— Спасибо, — отвечаю с улыбкой, улавливая новый блеск в глазах напротив.
Не хочу его отпускать. Этот день настолько нереальный и волшебный, что в груди щемит трепет, а с лица не исчезает улыбка. Солнце почти село, а мы так и стоим в его лучах на вершине холма. Позади белый камень величественного храма, обращается в раскаленный алмаз, сверкая тысячами отражений, но я вижу только одно. Я вижу свое пылающее отражение в гранях темного, черного обсидиана. Я вижу себя в глазах мужчины, ставшего теперь не ошибкой, не предательством, а подарком.
Сан — мимолетное мгновение, которое возвращает желание снова жить. Я даже не подозреваю, во что это мгновение обернется для меня.
— Уходи первым, — тихо произношу, ища понимание в глазах Сана. — Я была рада познакомиться с тобой, Кан Чжи Сан.
— Как и я, Вера, — отвечает, а опустив голову, кивает в поклоне. — Анъенаэ, агашши… *(Прощайте, госпожа…)
Я еще долго смотрю ему вслед, пока не раскрываю ладонь со свертком вновь. Слеза неожиданно падает на руку, а я сглатываю тугой и влажный ком в горле. Закрываю глаза, сжимая их так, словно я — плотина, которая вот-вот разрушится. Из горла вырываются всхлипы, я едва нахожу силы остановить поток слез. Открыв глаза, делаю глубокий вдох, и надрывно шепчу, ощущая дрожь всем телом:
— Спасибо, что не дал совершить непоправимое, и не посчитал наглостью мой обман. Прощай… Сан. Прощай. Так надо. И так правильно.
Сжав сверток, поворачиваюсь в другую сторону и ухожу.
Я уйду еще не раз… Вот так же. И сделаю ему больно… вот так же.
Глава 7
"Обычная, но моя. Видимо в этом и состоит ее необычность".
Если бы знал, чем обернется день с ней, ни за чтобы не совершил подобной глупости. Но я это сделал, а сейчас запрещаю себе бросать взгляд в сторону ее окон. Не хочу нарушать то, чего удалось достичь. В глубине души, я знал, что поступаю так ради Веры. Ей нужно было оправдание, она горит болью, и сейчас я в этом убедился.
Оставив ее на холме, сев в такси, я решил безжалостно вычеркнуть и забыть все, вернуться к работе. Проверка борта, подписание документов на вылет чартерного рейса, доклад руководству и разговор с полковником, — я старался выполнять все машинально, четко и не поддаваясь эмоциям.
Я отправляюсь на ужин Ким Дже Сопа и его дочери, уже зная, что меня ждет. Вхожу в номер объекта, и встречаю несколько взглядов парней. Они кивают, а я переступаю порог широкой гостиной. За длинным столом сидит господин и молодая госпожа. Не замечая, что в помещении номера находится не менее десятка охранников, они ведут спокойную беседу за ужином.
Джеха встречает мой взгляд, стоя у окна. Он хмуро смотрит на парковку у гостиницы, а когда я киваю в поклоне господам, цепко осматривает и поджимает губы.
— Вы хотели меня видеть, господин? — встаю у стола, и смотрю прямо перед собой, ожидая ответа Дже Сопа.
Мужчина откидывает салфетку, а посмотрев на дочь, молча, отдает приказ уйти в свою комнату. Девушка немедленно поднимается, а попрощавшись со всеми, и пожелав спокойной ночи отцу, уходит. Как только за ней закрывается дверь, Дже Соп поднимается и наотмашь наносит удар по моему лицу.
Закрываю глаза, а руки сжимаю в кулаки. Я не имею права выдать себя, не могу проявить неуважение и дерзость. Этот человек свято верит, что я его обслуживающий персонал, а потому усилием воли сдерживаю гнев. Он волной поднимается так стремительно, что кажется, превращает меня в монолитный камень. Мышцы наливаются сталью, а из горла вырывается горячее дыхание. Джеха холоднокровно наблюдает за этой картиной, но все же подается вперед от окна.
— Как ты посмел спутаться с этой девкой? Я такого наслушался от Платини, что прямо сейчас могу задушить тебя голыми руками, сопляк, — Дже Соп брызжет слюной, грузно дышит и рычит, как побитая псина. Я стараюсь не замечать этого, потому стою, молча, и смотрю прямо перед собой. — Вы что себе возомнили? Думаете, я привез вас в Париж, чтобы вы здесь белых баб трахали? А? Отвечай, когда с тобой говорят?
— Никак нет, — сухо произношу, продолжая терпеть такую грязь, за которую в иной ситуации этот "простояпонец" харкал бы кровью.
— Никак нет? — он переспрашивает, а хохоча, осматривается, и продолжает рыча: — Никак нет? Тогда почему я выслушиваю от какого-то французишки, что ты замешан в убийстве его сына, и прикрываешь белую потаскуху? Какого черта проклятого вы творите? Платини один из подписантов контракта. Ты хоть понимаешь, сопляк безродный, сколько денег я потеряю, если этот французский чобаль свой автограф под контрактом не поставит? А?
Поджимаю губы, чувствуя, как кулаки наливаются кровью. Если бы не выдержка, я бы уже сорвался, но продолжаю молчать.
— Одиннадцать миллиардов долларов. Ты хоть раз видел такие деньги, нищеброд? — Дже Соп не унимается. Он хватает меня за подбородок, сжимает его в руке, а я стискиваю зубы от отвращения. Приблизившись, он шепотом произносит такое, от чего я зверею: — Дырка этой белой шлюхи стоит таких денег? Как думаешь? Потому что я…
Однако он не успевает закончить, а мои действия ставят точку, и закрывают его грязный рот. Боковым зрением замечаю, как Джеха бледнеет, но мне плевать. Схватив за горло Дже Сопа, я тяну его к себе, а у самого лица, со сталью шепчу:
— Еще слово, и ты будешь жрать за этим столом свой собственный язык, господин. Ты не знаешь, с кем говоришь, потому я обязан тебя огорчить. Я не твоя собачка на побегушках. Если хочешь подписать этот контракт, и получить свои деньги, ты закроешь рот, и прекратишь позорить свою дочь. Она уверена, что ее отец непогрешимый господин, а на деле, любовница ее отца на три года старше ее самой. Мне продолжать? Я знаю еще многое. Так что помалкивай, Ким Дже Соп, пока цел. Иначе лететь будешь домой, привязанным к турбинам за бортом.