Солнечный щит (ЛП)

— Кто?
Она посмотрела на Ларк, сложила ладони как скобки.
— Найм.
Понимание проступило на лице Ларк. Она стиснула зубы.
— Я должна была понять, — сказала она на моквайском. — Женщина с одним глазом. Когда она увидела мое клеймо… я должна была понять.
Тамзин кивнула, но я все еще не понимал.
— Что понять? — спросил я у Ларк.
Она покачала головой и перешла на восточный.
— Когда я столкнулась с той женщиной в пустыне, она заметила мою метку и тут же напала. Я тогда не задумалась об этом, многие люди в пустыне меня не любят, но теперь это понятнее. Она была Наймом. Они — безумные фанатики, для них люди, работающие по контракту, — низшие члены общества, без достоинства, словно мы делаем это из-за лени или беспечности, — она посмотрела на Тамзин и спросила на моквайском. — У нее была изогнутая татуировка?
Тамзин кивнула и указала на лодыжку.
— Некоторые Наймы, не все, но верные — получают татуировки, — сказала мне Ларк. — Два полукруга, они не соединяются, как на круглой метке рабов. Их метка не полная. Открытая.
— Без привязи, — сказал я.
— Да.
Я уставился на нее.
— Я о таких не слышал.
— Таким никто не захотел бы хвалиться при дворе, — Ларк держала баночку меда, чтобы Тамзин снова зачерпнула его ложкой. — Они ведут себя нагло среди своего вида, но в большом обществе на них смотрят свысока.
— Это… ужасно. Но и хорошо. Это ответы, — я посмотрел на Тамзин и перешел на моквайский. — Мы знаем, кто на тебя напал, и она уже мертва. Ты в безопасности, и Яно в безопасности. Двор…
Но Тамзин качала головой. Она осторожно вытащила ложку изо рта и прикрыла глаз ладонью, все еще качая головой.
— Женщина с повязкой? — спросил я. — Она мертва, бандит ее убил…
— Это была не она, — вдруг поняла Ларк. — Хочешь сказать, что это не она напала на тебя? Не она ранила?
Она опустила ладонь и кивнула.
— Не она, — повторила она, кривясь от боли.
— Не она, — я был ошеломлен. — А другая женщина? В коридоре? — я старался не думать об огне на ее коже.
Тамзин снова покачала головой.
— Яно получал послания с угрозами от крупного мужчины с ножом, — сказал я. — Это был кто-то похожий?
Она снова покачала головой.
Я прикусил губу. А я-то думал, что Тамзин знала, кем был предатель при дворе.
Кто все еще был при дворе.
— Значит, тот, кто это сделал, — сказала Ларк на восточном, озвучивая мои мысли. — Тот, кто все задумал…
— Все еще там, — согласился я.
Мы молчали миг, Тамзин потягивала воду, съела еще ложку меда.
— Ну… думаю, мы разберемся, — сказал я. — Яно ждет нас в Пасуле. Может, он нашел ответы. Он будет рад, что ты жива… что?
Она медленно и с болью закрыла глаза. Ее брови сдвинулись.
— Что такое? Ты не хочешь увидеть Яно?
Она открыла глаза, но смотрела не на нас. Она смотрела мимо нас на звездное небо. На ее лице было нечто близкое к смирению. Мы с Ларк переглянулись. Стоило задавать вопросы, на которые можно было ответить «да» или «нет».
Ларк оглянулась за горизонт.
— Почему бы нам не уехать дальше? Стоит проехать как можно дальше, а потом отдохнуть, когда солнце встанет. Если искры от огня попадут на равнины, огонь быстро потянется по земле. И я не знаю, не пошел ли за нами Доб.
Я взглянул на нее.
— Он убежал? Я думал, что видел тела…
— Он был на земле, когда я вбежала в дом. Но его не было там, когда я вышла, — она отвела взгляд. — Я убила того, у которого не хватало зуба, и я добила того, которого ты ударил банкой.
Ее голос был сухим, но не совсем ровным. Я не хотел никого убивать. Теперь я понимал, что и она не хотела.
Она посмотрела на меня, лицо было мрачным, в саже и крови.
— Уходим отсюда.
— Ладно. Тамзин, нужно проехать немного дальше. Хорошо?
Она кивнула и попыталась закрыть баночку меда. Я закончил за нее. Ларк потушила свечу и сложила вещи в мою сумку. Пока она приводила лошадей, я расстегнул плащ и укутал в него Тамзин.
— Не против поехать со мной? — спросил я.
Тамзин закрыла глаза и слабо покачала головой. Ткань моего плаща шуршала, ее ладонь появилась из складок. Она раскрыла ладонь. Жест благодарности моего народа. Наверное, где-то в моквайской книге описывалась восточная культура. Я сжал ее ладонь.
 
Ларк привела мою лошадь.
— Забирайся. Я подниму ее.
Я залез в седло, но Ларк не стала склоняться к Тамзин, а коснулась моего колена.
— Ты в порядке? — спросила она. Луна была половинкой и низко на горизонте, но озаряло ее глаза. Она была словно создана из неба.
— Да, я в порядке.
— Ты устал, — сказала она. — Там было ярко.
Что-то дрогнуло в моей груди, и это был не стыд, а что-то теплее.
— Сейчас я в порядке.
— Скажи мне, — она сжала крепче. — Скажи, если будешь не в порядке.
Я кивнул.
— Хорошо.
Она отпустила и склонилась. Она подняла Тамзин, передала ее в мои руки. Она была почти невесомой, как птица. Я прижал ее к груди и взял поводья. Ларк забралась за свою лошадь, медленно и скованно. Я надеялся, что ей не было больнее, чем она показывала.
Она устроилась в седле и свистнула Крысу. Она кивнула и поехала в ночь. 
  
41
 
Тамзин
Мы ехали во тьме. Я уснула, хотя не думала, что могла, пока меня раскачивало на спине лошади. Но в одну минуту я прислонялась к груди Верана, а в другую открыла глаза под утро.
Я подвинулась, проверяя тело — я была на земле, на чьем-то матраце, плащ свободно укрывал меня. Мы были под навесом, земля в тени была прохладной, но воздух начинал теплеть. Я осторожно повернулась на бок, кривясь.
Рядом со мной лежала бандитка, Ларк. Она лежала на спине, сцепив пальцы на груди, повернув голову ко мне. Казалось, ее шляпа была до этого на ее лице, но съехала. Я разглядывала ее миг, изгиб ее носа, полные губы, темные ресницы, веснушки под грязью и загаром на щеках. Она выглядела крепко, да, но не такое я ожидала. Она стала крепкой, обрела эту броню по необходимости. Между ее бровей была морщинка, но ее губы были расслаблены, она медленно дышала. Пес-койот лежал на ее лодыжках, лапы подрагивали во сне. Я пыталась соединить эту картинку с историями об опасном бандите, который четыре года мешал торговать рабами.
— Псс.
Я перевела взгляд с Ларк на край каменного навеса. Веран сидел у маленького костра. Он прижал палец к губам, придвинулся вперед и протянул руку. Я взяла его за руку, и он помог мне придвинуться к костру.
— Мы остановились почти на рассвете, — шепнул он. — Она заставила меня поспать первым. Я только заставил ее лечь, — на его виске был ожог, забравший немного его волос, и темная медь на лбу была испорчена лиловым синяком. Он вручил мне флягу. — Как ты?
Я ополоснула водой рот и повернула ладонь. Средне. Он кивнул и указал на костер, где что-то булькало в котелке.
— Я варю немного вяленого мяса, лука и трав для бульона. Это поможет больше, чем мед, — он указал на склон холма. — Внизу маленький ручей. Я могу отвести тебя туда, если хочешь помыться.
Я кивнула, и он помог мне встать. Было больно и медленно — я тяжко опиралась на его руку, пока мы спускались к берегу. Он помог мне зачерпнуть воду и умыть лицо, помыть ладони. Я стирала недели грязи с шеи и рук, смотрела, как грязь расплывается в воде. Он провел меня к старому дереву, и я прислонилась к нему, отошла и смогла облегчиться. Мне стало лучше, я стала немного чище, и он повел меня на вершину холма.
-’иво, — сказала я у костра, стараясь не кривиться от боли во рту и невнятных звуков.
— Не за что. Вот, — он налил бульон в чашку и дал мне. — Попробуй. Но шедевр не жди.
 
Было не так плохо — питательнее, чем соленая каша. Я медленно пила. Он предложил немного хлеба с луком. Я обмакивала кусочки в бульон, чтобы размягчить их.
Он указал на свою сумку.
— У меня есть пергамент и уголь. Будешь писать? У меня есть вопросы.