Ради Инглиш (СИ)

Ее брови сходятся в одну, и я серьёзно сомневаюсь, что она проглотит ту байку, которую Бек пытался ей скормить.
Мне, вероятно, пора вмешаться.
— Послушай, малышка. Твоя мама хочет, чтобы ты дала ей шанс, а ты очень-очень особенная девочка. Лично я не представляю себе жизни, в которой нет тебя. Именно поэтому я понимаю, почему она хочет познакомиться с тобой поближе.
Инглиш принимается накручивать на пальчик локон.
— Как думаешь, у нее есть собака?
— Тебе стоит спросить у нее.
— Мне страшно.
— Я знаю, сладкая, но в этом нет ничего страшного. Обещаю, — уверяю я ее.
И молюсь, чтобы этот визит не прошел без присмотра уполномоченных лиц.
В следующую субботу мы обязаны снова привезти Инглиш в библиотеку. Я надеюсь, что это место не отобьет у нее любовь к книгам и чтению. Уполномоченная мисс Шафер ждет нас, а в ее глазах читалась надежда. Бек ведет себя так же, хоть и думаю, что это шоу только ради Инглиш. Все мои внутренности кричат о том, как все это неправильно.
Через несколько минут появляется Эбби и пытается быть очень любезной. Но в этой женщине нет ни малейшего намека на искренность. Ей нет никакого дела до Инглиш. Я чувствую это. Сидя боком, я наблюдаю за их с мисс Шафер общением. На лице Эбби фальшивая улыбка, — точно такую же люди натягивали на себя после смерти моего отца, и мне хочется кричать во все горло, что это фальшь, имитация, но я не могу. Мне приходится хранить молчание. Затем Эбби вытаскивает книжку-раскраску и коробку цветных карандашей из своей огромной сумки и предлагает их Инглиш.
— Вот, держи. — И протягивает все дочери.
Инглиш продолжает стоять, как столб.
— Разве ты не хочешь их?
Инглиш отвечает тихим голосом:
— Я не люблю такие книжки. Я люблю рисовать свои картинки.
Бек пытается объяснить:
— Рисование — ее хобби, и у нее неплохо получается.
— Ох, хорошо, тогда в следующий раз я принесу холст и масляные краски, — ворчливо огрызается Эбби.
Инглиш по своей наивности не улавливает всю суть и просто улыбается.
— Я была бы рада. Я люблю рисовать карандашами и красками.
У Эбби от неожиданности открывается рот, она не знает, что ответить. Мисс Шафер делает шаг вперед и говорит:
— Инглиш, а ты можешь нарисовать нам картинку карандашами?
— Я могу попробовать.
Забавно, что большинство детей ее возраста не умеют рисовать ими. Но не Инглиш. Она прошла этот этап.
Мисс Шафер указывает на раскраску, открыв первую страницу, и протягивает ее девочке. Инглиш садится и начинает рисовать. Это наш шанс уединиться. Мисс Шафер поднимает два пальца вверх, и мы киваем в ответ, зная, что можем оставить Инглиш часа на два.
Это самые долгие два часа в моей жизни. Даже Бек, который до этого находился в приподнятом настроении, начинает сходить с ума, пока не настает время возвращаться в библиотеку. Когда мы подходим к дверному проему, видим Инглиш и Эбби, склоненными над книжкой. У меня щемит сердце от этой сцены. С одной стороны, я рада, что все мирно. С другой стороны, уверена, что Эбби что-то скрывает. Я хорошо читаю людей. Мое первое впечатление о ней не было ошибочным. У этой женщины есть тайны, и тут не идет никакой речи об отношениях между матерью и дочерью.
Мисс Шафер подкарауливает нас и разрешает заходить.
Инглиш слышит шаги и поднимает голову. Незамедлительно спрыгивает со стула и начинает трещать без остановки.
— Смотрите. Я научила эту леди рисовать круглую собаку. Видите?
Инглиш указывает на бумагу. Она очень хорошо рисует анимационных персонажей, и Бек понятия не имеет, откуда она получила этот навык. Он полагал, ей досталось это от матери, но, когда мы видим рисунок, понимаем, как сильно ошибались. По крайней мере, ей удается пошутить по поводу своих навыков рисования.
— Этот ребенок действительно умеет рисовать, — сообщает Эбби.
— Да, умеет. Она посетила несколько художественных лагерей и относится к занятиям очень серьезно. Она сразу сказала, что ей не нужны раскраски, — отвечает Бек.
Это первый раз, когда Эбби смотрит на него с интересом. Возможно, лед тронулся.
Инглиш берет меня за руку и говорит:
— Пойдем, мамочка. Давай, нас ждет Бунниор.
— Кто такой Бунниор? — интересуется Эбби.
— Ее щенок, — отвечает Бек.
— Понятно, тогда через две недели? — Эбби смотрит на мисс Шафер.
Та улыбается в ответ:
— Да, если это удобно для всех, мы можем договориться на эту дату.
— Мне подходит. — Эбби смотрит на Бека, тот кивает.
По дороге к машине Инглиш болтает о том, как плохо рисовала «эта леди». Забавно наблюдать, как Инглиш не может подобрать других слов, кроме «эта леди».
— Она хорошо с тобой обращалась?
— Вроде того. Полагаю, что да. Поначалу она хотела, чтобы рисовала только я, но после того, как я нарисовала первую собаку, она попросила меня показать, как я это делаю. Поэтому я стала выучивать ее. Как ты выучивала меня в школе.
— Учила, — поправляю я.
— А?
— Ты сказала: «Выучивала». Правильно говорить «Учила».
— Хорошо.
На протяжении последующих нескольких недель мы внимательно следим за ее поведением, пытаясь заметить какие-то изменения. Но она ведет себя как обычно и ни разу не упоминает о встрече. Адвокат говорит, что раз все прошло хорошо, то он полагает, что встречи будут происходить чаще, возможно раз в неделю. Замечательно. Просто великолепно. Но потом я представляю себя на месте Эбби. Если бы я была ею, я бы тоже хотела видеться с Инглиш чаще.
Бек. Мне нужно поделиться этим с ним. Я бы никогда не подумала, что он легко справляется с этой ситуацией. Сейчас он силен духом как никогда. Но я знаю, в глубине души он постепенно разваливается на кусочки. Не знаю, как у него это получается. Он выглядит гораздо бодрее, чем я. У него появляется незапланированная поездка, но это всего лишь на неделю. Мы решаем, что пока окончательно не поймем, что будет происходить дальше, все его поездки будут длиться от недели до десяти дней. Чтобы он был в городе во время встреч Инглиш с Эбби. Это успокаивает меня, потому что вдруг что-то бы произошло, пока он будет в Африке. Не знаю, что бы делала тогда, действительно не знаю.
Бек забирает Инглиш на очередную встречу. Я решаю остаться дома. Когда они уезжают, я начинаю замешивать свое знаменитое шоколадное печение. Он возвращается, и я слышу его комментарии прямо с порога дома.
— Печенька, ты готовишь то, что я думаю?
— Конечно.
Его огромный силуэт величественно появляется на кухне.
— Ммм, — тянет он, схватив печеньку и откусив кусочек. — Еще теплое.
— Я только достала их из духовки. — Говоря это, я отправляю следующий противень в духовку.
— Сколько еще партий тебе печь?
— Эта последняя. Оглянись по сторонам.
Я указываю на еще один противень, покрытый печением.
— Ты приготовила все это, пока меня не было.
— Ага. Это легкий рецепт.
Вдруг в его глазах появляется блеск. Он хватает меня за бедра и усаживает на кухонный островок.
— Мне кажется, мы давненько этого не делали.
Его руки упираются по бокам от моих бедер, и он прижимается ко мне с поцелуем. Я останавливаю его, положив руку на грудь.
— Мне кажется, мы делали это прошлой ночью. Ты еще называл меня своей маленькой грязной женушкой.
Он натягивает щеку языком и высовывает его, слегка ухмыляясь.
— Да, но мы не делали этого здесь. На островке. Хочу, чтобы ты стала моей островной женушкой.
— Хочешь, да? Я бы предпочла быть островной женушкой на Карибах.
Я всего лишь шучу, но он воспринимает мои слова буквально.
— Правда? Потому что мы запросто можем это устроить. Только скажи, Печенька.
— Бек, я же пошутила.
— Нет, давай съездим. Мама с папой присмотрят за Медвежонком. Поехали.
— Не могу. У меня же школа.
— Весенние каникулы! — практически кричит он. — Ты помнишь, что они подарили нам домик в горах? Мы можем поехать туда позже, а вместо этого отправиться на Карибы. Они же могут поехать в горы с Инглиш.