Укрощение

Он покосился на свадебную фотографию, которую Хельга прикрепила на стену над комодом. На черно-белом портрете она сияла, обернувшись к нему и пребывая в счастливом неведении о том, какая жизнь с человеком, стоящим рядом во фраке, ее ожидает. В те времена он был красавец-мужчина. Высокий широкоплечий блондин с синими глазами и уверенным взглядом. Хельга тоже была светловолосой. Сейчас она поседела, но тогда у нее были длинные золотистые волосы, уложенные на голове в высокую прическу, увенчанную короной из веток мирта [13] с фатой. Да, она была хороша собой, это Перссон сразу заметил, но во многих отношениях она стала еще прекраснее потом, когда он сформировал ее по своему усмотрению. Потрескавшаяся ваза всегда выглядит более стильно, чем целая, а трещины образовались без особых усилий с его стороны.
Эйнар потянулся за пультом. Большой живот мешал ему, и мужчину вдруг охватило чувство ненависти к собственному телу. Оно превратилось в нечто чужеродное, ничем не похожее на то, каким он был раньше. Но стоило Перссону закрыть глаза, как он снова возвращался в пору молодости. Все ощущалось так же отчетливо, как тогда: нежная женская кожа, прикосновения длинных шелковистых волос, дыхание возле его уха, звуки, которые согревали и возбуждали… Воспоминания уносили его далеко из унылой спальни, где обои поблекли, а занавески не менялись десятилетиями. Где были только четыре стены, окружавшие его никчемное тело.
Юнас иногда помогал ему выйти на прогулку — переносил в кресло на колесиках и осторожно спускал по пандусу на лестнице. Он силен, Юнас — такой же сильный, как и сам Эйнар когда-то. Но краткие прогулки не приносили радости. За пределами дома воспоминания блекли и размывались, словно солнце, светящее в лицо, заставляло его все забыть. Так что больной предпочитал оставаться в комнате. Здесь легче было хранить воспоминания.
* * *
Освещение в кабинете было скудным даже в эти утренние часы, и Эрика сидела, глядя прямо перед собой, не в силах взяться за работу. Вчерашний день все не отпускал ее: тьма в подвале, комната с засовом… Кроме того, женщину не покидали мысли о том, что Патрик рассказал про Викторию. Все это время она внимательно следила за настойчивой работой мужа и его коллег, пытавшихся разыскать пропавшую девочку, и теперь испытывала смешанные чувства. Сердце болело при мысли о том, какая это потеря для семьи и друзей девочки, но что, если бы она вообще не нашлась? Как родителям жить дальше?
А остальные четыре девочки по-прежнему не найдены. Исчезли бесследно. Возможно, они мертвы и их никогда не найдут. Их семьи постоянно жили с чувством тоски и тревоги, мучились, задавались вопросами, надеялись, несмотря ни на что, хотя и подозревали в глубине души, что надежды нет. У Эрики пробежали по телу мурашки. Внезапно ей стало холодно, и она, поднявшись со стула, направилась в спальню, чтобы взять пару шерстяных носков. На беспорядок в комнате писательница решила не обращать внимания. Кровать осталась не застеленной, и повсюду валялись раскиданные вещи. На ночном столике стояли пустые стаканы, а на стороне Эрики столпились еще и бутылочки из-под «Незерила». Еще со времен своей беременности близнецами она попала в зависимость от назального спрея, а случая порвать с ним ей пока как-то не представилось. Несколько раз Фальк пыталась отучиться от этого лекарства и знала, что это означает три дня адских мучений, когда она будет едва ли в состоянии дышать: в таком положении снова потянуться за бутылочкой было слишком легко. Теперь женщина прекрасно понимала, насколько сложно бросить курить и уж тем более принимать наркотики, если сама она не могла избавиться от такой банальной вещи, как зависимость от спрея.
От одних мыслей об этом у нее возникло ощущение, что нос забит, так что писательница подошла к ночному столику и потрясла несколько бутылочек, прежде чем нашла ту, в которой еще что-то осталось. Затем она жадно пустила себе по две дозы лекарства в каждую ноздрю. Ощущение от того, как сразу расширились носовые ходы, можно было сравнить разве что с оргазмом. Патрик обычно шутил, что если ей придется выбирать между «Незерилом» и сексом, то ему останется только обзавестись любовницей.
 
Фальк улыбнулась. Мысль о Патрике с любовницей, как всегда, показалась ей забавной. Во-первых, у него просто не хватило бы на это сил, а во-вторых, писательница прекрасно знала, как сильно он любит ее, хотя повседневные дела и убивали романтику и их пылкая страсть первых лет давно угасла, сменившись более спокойным теплом. Они прекрасно знали, чего ожидать друг от друга, и Эрике нравилась эта стабильность.
Она снова вернулась в свой маленький кабинетик. Шерстяные носки согревали своим теплом, и женщина изо всех сил попыталась сосредоточиться на том, что было перед ней на экране. Однако, похоже, сегодня выдался просто невозможный день.
Фальк автоматически прокручивала открытый документ. Дело у нее совсем не двигалось, и это, естественно, объяснялось нежеланием Лайлы сотрудничать. Написать книгу о реальном убийстве было невозможно без участия родственников жертвы — во всяком случае, так, как Эрике бы того хотелось. Она не могла просто описать дело на основании протоколов заседаний суда и сведений в полицейских рапортах — это не позволяло создать яркий и выпуклый рассказ. Ее интересовали чувства и мысли — невысказанное. А в данном случае одна только Лайла могла рассказать о том, что произошло. Луиза умерла, Владек умер, а Петер исчез. Несмотря на все свои упорные попытки, писательница так и не смогла разыскать его, да и сомнительно, чтобы он мог что-то рассказать о том дне. Ведь ему было всего четыре года, когда был убит его отец.
Эрика раздраженно закрыла документ. Ее мысли постоянно возвращались к делу, которым занимался Патрик, — к Виктории и другим девочкам. Может быть, не так уж и глупо поразмыслить об этом? Обычно у нее открывалось второе дыхание, когда она откладывала работу, чтобы позаниматься некоторое время чем-то другим. Но за стирку сейчас приниматься не хотелось.
Выдвинув ящик стола, женщина достала пачку клейких листочков. Они уже не раз выручали ее, когда надо было систематизировать разрозненные сведения. Открыв браузер, она начала искать статьи. Исчезновения девочек не раз занимали первые полосы газет, так что найти материалы о них не составляло труда. Фальк записала их имена на листочках, выбрав для наглядности бумажки пяти разных цветов. Затем она взяла еще стикеров и набросала на них прочую информацию: место жительства пропавших, возраст, имена родителей, братьев и сестер, время и место исчезновения, увлечения… Затем она прикрепила все листочки на стену, расположив их рядами, и в груди у нее все сжалось, когда она окинула их взглядом. За каждым рядом скрывались неописуемое горе и скорбь. Кошмарный сон для любого, у кого есть дети.
Писательнице показалось, что чего-то не хватает — захотелось добавить лица к лаконичному тексту на стикерах. Так что она распечатала фотографии девочек — их тоже нетрудно было найти на сайтах газет. На мгновение в голове у нее промелькнул вопрос, сколько дополнительных экземпляров газеты продали, когда писали о пропаже девочек, однако женщина отогнала от себя эту циничную мысль. Газетчики делали свое дело, и она не тот человек, которому стоит их критиковать, ведь сама она жила за счет того, что описывала чужие трагедии — и куда более подробно, чем это делалось в газетах…
Под конец Фальк распечатала на нескольких листах каргу Швеции и склеила их скотчем. Карту она прикрепила на стену рядом с клейкими листочками и пометила красным фломастером те места, где пропали девочки.
Затем писательница отступила на шаг назад. Теперь у нее появилась некая структура, своего рода скелет. После всех журналистских расследований, проведенных при написании своих книг, она знала, что многие ответы на вопросы находишь, когда лучше узнаешь жертву преступления. Что такого было в этих девочках — почему злоумышленник выбрал именно их? В случайные совпадения Фальк не верила. Наверняка есть что-то еще, помимо внешности и возраста, что объединяет их — возможно, какие-то черты личности или особенности жизни. Каков же общий знаменатель?