Черный Гиппократ
Лицо Артура было светло, искорки в глазах стали теплыми, нежная улыбка играла на губах. Он был там — где-то далеко, где не только «снег под каблуками», но и майская листва над головой, где осень легко обращается в весну, холод и сырость в тепло, сердечная тоска — в любовь…
— Эй, парень!.. — крикнул кто-то, проходя мимо Артура. — С тобой все в порядке?
Не дождавшись ответа, этот человек пошел дальше. Ему было зябко, он поднял воротник пальто, надвинул пониже на лоб шляпу.
Улыбка играла на губах Артура.
Мы вместе…С тобою рядом я не поэт.Нет.Я просто тот,Кто созерцаетТвое лицо.Такое юное,Такое милое,Такое…На губах Артура играла нежная улыбка. У этой улыбки было имя — Вика…
— Вика… — сказал Артур и, медленно перевалившись через перила, полетел с моста головой вниз.
Оглушительно сигналил, подъезжая к мосту, какой-то «КАМАЗ».
Водитель лихорадочно выворачивал руль. Фургон дальнобоя шел по скользкой дуге юзом…
Прохожие закричали, бросились к перилам. И смотрели вниз.
Артур лежал на мокром асфальте, раскинув руки и ноги. Растекалась от головы черная лужица крови.
Водителю удалось остановить «КАМАЗ» в каком-нибудь полуметре от тела Артура. Но машина стояла поперек дороги… Открылась дверца. Не вылезая из машины, водитель смотрел в мертвые глаза Артура.
На мосту оживленно переговаривались очевидцы происшествия.
— Идиот! — говорил кто-то. — Это ж надо так!..
Монотонный голос вторил ему:
— Вряд ли он еще жив. Перелом основания черепа гарантирован. Плюс — компрессионный перелом шейных позвонков, — это было мнение компетентного человека. — У него почти нет шансов зацепиться за жизнь.
— Похоже, этот парень за нее и не цеплялся, — заметил еще кто-то.
А одна девушка сказала:
— Я вначале подумала, что снимается кино, что это каскадер переваливается через перила…
Парень, ее спутник, покачал головой:
— Как видишь, все по-настоящему. Это нам напоминание: смерть все время ходит рядом…
Глава двадцать пятая
Старушка-медсестра дремала у себя на посту. Перед ней на столе лежал раскрытый журнал «Фельдшер и акушерка». Она сложила на журнале руки и клевала носом. Можно сказать, клевала она и очками, которые по обыкновению съехали у нее на кончик носа.
Нестеров без проблем — незамеченным — прошел у старушки за спиной. Когда он уже открывал дверь в холл, поспешил расслабиться. Скрипнула пружина, слегка хлопнула дверь.
Старушка-медсестра вздрогнула, очки свалились-таки у нее с носа на журнал. Но не разбились, слава Богу!..
Она перевернула страничку журнала и снова принялась дремать. Опытная она была медсестра. Давно усвоила истину, что нельзя упускать возможность отдохнуть — особенно на дежурстве в хирургическом отделении. Ведь никто не знает (разве что только Бог), что может произойти в отделении через пять минут. Привезут «сложный случай» и простоишь до утра с хирургом у стола. Тогда не подремлешь… И какой от тебя завтра будет толк? Сладишь ли ты с внуками? Нужна ли будешь детям — сонная курица?
Нестеров чувствовал себя увереннее на этот раз.
Быстро спускался по лестнице. А пока спускался, уже приготовил нужную отмычку. Делом нескольких секунд это было — отпереть дверь кафедры. Вошел на кафедру, защелкнул за собой замок. Чтоб уж никто не беспокоил.
На всякий случай Владимир сделал обход кафедры. Только убедившись, что здесь никого нет, он спустился в подвал…
В помещении морга произошли некоторые изменения.
Во-первых, электрики заменили лампу. И теперь свет горел ровно — не мигал, не нервировал. Во-вторых, произошли перемещения тел. На месте трупа толстой женщины лежал труп мужчины — по виду явно бомжа и явно из блатных — наколки, наколки; это было не тело, а картинная галерея; кажется, свободного места на этом теле невозможно было не найти. «Не забуду мать родную» — самое простое, традиционное красовалось на самом виду, поперек груди. А вокруг — сплошные символы: восходящее солнце, как на пачке папирос «Север», звезды, кинжалы, змеи и прочая и прочая… На первом столе лежал даже не труп, а его отдельные друг от друга части. Ноги, перерезанные выше колен — с одного края стола; голова-шея-грудь — с другого края; тело-култышка — посредине. И все так разбито — что невозможно было понять, чье это тело — мужчины или женщины. Это кто-то попал под поезд. Или уже мертвого подложили под поезд. Судмедэксперты и будут это выяснять…
В конце помещения, на последнем столе, все еще лежала Вика. Она уже была не столь розовой — тлен коснулся ее тела. Обмякла остренькая девичья грудь, запал живот; щеки как бы слегка обвисли, и оттого заострились скулы…
Нестеров изменился в лице: на соседнем с Викой столе… лежал мертвый Артур. Лицо спокойное. В волосах запекшаяся кровь. А шея как будто укорочена, сдавлена…
Глядя в лицо Артура, Нестеров покачал головой:
— Ты все-таки добился своего, парень!.. И теперь лежишь рядом с Викой…
«Еще месяц назад, всего неделя назад — кто мог подумать, что так все обернется? Кошмар…»
Владимир положил руку на грудь Артуру. Владимиру показалось, что он еще ощущает тепло. Наверное, тело Артура привезли совсем недавно — вечером.
А в области сердца уже был разрез…
Нестеров склонился над телом, осмотрел рану. Она была сделана профессионально — одним движением секционного ножа.
И у Вики такой же разрез.
Нестеров подошел к столику, накрытому салфеткой, и убрал салфетку. Перед ним был набор инструментов: скальпели, ножи, пинцеты, пилы, долота, деревянный молоток, новенькие хирургические перчатки…
Владимир взял перчатки, надел их, подошел к телу Вики.
— Я тебя потревожу. Извини, девочка!..
Он вошел рукой в рану меж ребер Вики и не нашел сердца. Его попросту не было в груди Вики.
Затем Владимир исследовал рану на груди Артура. И тоже не нашел сердца. Внутри Артура еще сохранилось тепло.
Нестеров посмотрел на свою руку. С перчатки стекали сгустки крови.
— Кто-то в этом доме похищает сердца, — он бросил взгляд в глубь помещения, будто этот кто-то находился сейчас здесь и мог ответить, для чего похищает сердца влюбленных…
Нестеров быстро нашел нужную холодильную камеру. Тело Марины Сеньковой было еще здесь. Делом нескольких секунд было вытащить каталку под лампу. Не перекладывая труп на стол, Нестеров занялся вскрытием. Это даже не было собственно вскрытие. Нестеров не делал дополнительных разрезов — ему достаточно было послеоперационных ран. Он срезал ножницами швы и, растянув края очередной раны, вводил руку глубоко в брюшную полость. Он провозился над трупом минут пятнадцать, но не нашел почек. Потом исследовал диафрагму со стороны живота. Диафрагма оказалась разрезанной. Рука Нестерова провалилась в пустое средостение; под рукой его хлюпала холодная набежавшая в средостение кровь…
Владимир взял со столика шовный материал, хирургическую иглу и наложил швы по старым отверстиям. Скомканным бинтом вытер с тела выплеснувшуюся кровь, бросил бинт в тазик под столом. Осмотрел работу. Все выглядело, как прежде, — комар носа не поточит.
Загнав каталку с телом обратно в камеру, он выключил в помещении свет и вышел коридор. Через минуту он был на кафедре. Еще минут пять стоял под дверью, прислушиваясь, нет ли какого шума снаружи, — но, похоже, в эту ночь все должно было пройти без неожиданностей. Все неожиданности крепко спали.
Поднимаясь по лестнице, Нестеров думал о том, что своими ночными посещениями морга он льет воду на мельницу болтунов. Не завтра, так послезавтра болтуны не иначе пустят слух, что в шестьдесят шестой больнице, в морге по ночам зажигается свет… Для чего? Кто зажигает? Что делает?.. На эти вопросы фантазия обывателей может дать исчерпывающие ответы. И пойдет по городу слух: невероятные вещи творятся в этой больнице — мертвецы встают со своих мест и разыгрывают по ночам спектакли…