Черный Гиппократ

— Лежит сейчас на костном вытяжении. Сами понимаете, спица в ноге. Ни туда, ни сюда!.. Зато как сотрудник — в отдельной палате. И уход будет лучший… Это мы гарантируем. Со всяким ведь может случиться…
— Бедная Фаиночка!.. — отозвался из спальни Иннокентий.
— Да — чуть не забыл! — повысил голос Башкиров. — Фаина Сергеевна просила вас захватить долларов двести.
Башкиров тут пошел внаглую. Ни о чем подобном Фаина Сергеевна не просила. Мысль погреть на Фаинином «несчастье» руки пришла к Башкирову внезапно. Как озарение!.. А что!.. Если этот Куртизанов такой лопух и бестолочь, а не мужик настолько, что родная жена его продает с потрохами, почему бы не поживиться слегка? Ведь Куртизанов этот, который «член Союза пи…» (хоть в чем-то член!), можно считать, уже мертвец! И даже удивительно, почему он до сих пор ходит, дышит, что-то говорит, штаны, вон, натягивает, прыгает на одной ноге… Жмурик уже! Никому не скажет… А им, Башкирову и Пустовиту, лишние двести баксов никак не помешают в стриптиз-клубе на Мойке.
— Деньги? — удивился Иннокентий. — А чего она не позвонила?.. Ах, да!.. — схватился он за голову. — Но зачем ей деньги в таком положении?
— Понятия не имею, — признался Башкиров. — Какие-нибудь женские дела.
Башкиров проследил за Куртизановым, который прошлепал в тапочках на босу ногу в зал, открыл сервант и достал из супницы две купюры.
Пустовит со значением глянул на Башкирова. Но тот сказал тихо:
— Хватит нам и двухсот. Своя ведь баба! Зачем наказывать?..
— Что вы говорите? — спросил из зала Куртизанов; он, сидя в кресле, натягивал носки.
— Говорю: поспешили бы, уважаемый, — вежливо поторопил Башкиров. — У нас еще работы — непочатый край.
— Да, да… — Куртизанов уже был рядом с ними в прихожей, снимал с вешалки плащ. — Может, Фаиночка просила какие-нибудь вещи?
— Нет, ничего… Она только хотела видеть вас. Наверное, очень любит…
С этим «очень любит» Башкиров явно переиграл. Это даже Пустовит заметил и скривился. Но Куртизанов не заметил: или он был слишком взволнован, или, действительно, полагал, что у Фаиночки еще остались какие-то чувства к нему.
Они вышли из квартиры и быстро сбежали вниз.
Пустовит услужливо распахнул перед Куртизановым дверцу в салон:
— Вот тут садитесь. Будет удобно. А я уж сзади…
Они все расселись и хлопнули дверцами. Машина мягко тронулась с места.
На Куртизанове не было лица. Так он переживал за Фаину. Так укорял себя.
«РАФ», сделав несколько поворотов, выехал со двора на прямую широкую улицу. Плавно набирал скорость… И пассажиров перестало болтать туда-сюда. Куртизанов смотрел вперед на дорогу — через плечо доктора Башкирова.
Башкиров закурил, покосился на Куртизанова:
— Вы не курите?
— Нет.
— Правильно. От этого умирают…
Башкиров кивнул Пустовиту. И в этот момент нож ударил Куртизанову в спину. И не куда-нибудь в спину вообще… Точно рассчитанным движением Пустовит вогнал нож в позвоночник. Чуть повыше поясницы. Пустовит даже как бы не убил Куртизанова, а только обездвижил его.
Иннокентий Куртизанов, издав тихий всхлип, повалился прямо на руки Пустовиту. В глазах Куртизанова застыл вопрос, губы изогнулись немо. Тело обмякло…
— Отдохни, приятель, — чуть ли не с отеческой лаской сказал Пустовит.
Ловкая рука фельдшера уже скользнула во внутренний карман пиджака и извлекла купюры.
— Держи, Витек…
Водитель на секунду обернулся:
— Готово?..
Башкиров взял деньги:
— Гони в Пулково!..
Когда Маргарита и санитарка скрылись в палате, Нестеров вышел в коридор. В это позднее время коридор был пуст. На столе дежурной медсестры уютно светила настольная лампа.
Подойдя к двери гардероба, который, как будто использовался в качестве склада, Нестеров тихонько нажал на ручку. Ручка опустилась, но дверь и не подумала открываться — было заперто. Тогда Нестеров слегка навалился на дверь плечом. И хотя он был парень неслабый и веса в нем было под девяносто килограммов, дверь выдержала — только скрипнула тихонько…
 
Осмотрев дверь, Владимир обрамил внимание на щель под притолокой — может, всего полсантиметра шириной. Но эта узенькая щель обещала некоторый простор для маневра. Владимир покрепче взялся за ручку и приподнял дверь до упора — до притолоки. При этом язычок замка выскочил из прорези. И дверь открылась. Нестеров оглянулся. В коридоре, никого не было. Слышались голоса — это Маргарита и санитарка разговаривали с Перезвенцевым. Тот отвечал что-то тихо и охал. Вероятно, они поворачивали его на бок.
Нестеров шагнул внутрь гардероба, закрыл за собой дверь. Включил свет, осмотрелся. На вешалках висела одежда — не очень аккуратно она висела. Среди прочей он узнал и свою. Погладил, порадовался — будто встретил хорошего старого знакомого…
Под окном было свалено в кучу использованное белье — как видно, приготовлено к стирке. Вдоль стен рядами стояла разнокалиберная обувь. Это собрание обуви (как говорится, каждой твари по паре) вызвало у Нестерова недовольную улыбку.
Он принялся ощупывать одежду. Это не заняло у него много времени: он знал, что отмычки отзовутся — брякнут под рукой. Так и произошло; Владимиру не пришлось, аки вору, лазить в каждый карман… Отмычки отозвались из пиджака, что висел рядом с его одеждой…
— Надо же! Как подружились!..
Пиджак Перезвенцева был основательно попорчен: в двух местах пробит пулями, а лацканы — сплошь в бурых пятнах засохшей крови.
Нестеров достал из кармана пиджака отмычки. Это была довольно увесистая связка. Нестерову никогда прежде не доводилось видеть отмычки, изготовленные заводским способом. В кармане пиджака еще что-то брякнуло. Пистолет?.. Нет, это были всего лишь наручники. Их Нестеров вернул на место.
Подошел к двери, выключил свет. Осторожно выглянул наружу.
В коридоре было по-прежнему пустынно…
Тогда Владимир вышел из гардероба, опять приподнял дверь за ручку, и потянул на себя. Язычок замка вошел в прорезь, Владимир отпустил ручку. И дверь с глухим щелчком села на порог. Это было просто, как дважды два!..
Через минуту Владимир подмигнул Перевезенцеву, проходя мимо его палаты. И тот сразу перестал охать.
Маргарита крикнула Нестерову вслед:
— Подождите, Володя!.. Помогите повернуть его на спину…
Владимир с недоумением взглянул на саженные плечи санитарки, на ее руки-лопаты, на могучую грудь.
Рита поняла его взгляд:
— Силы-то нам хватило бы. Да не хватает рук. Тут осторожно надо…
Втроем они аккуратно положили Перевезенцева на спину.
Владимир сказал:
— Я посижу с ним немного. Если можно, конечно…
Когда Маргарита и санитарка удалились, Нестеров показал Алексею отмычки:
— Все оказалось совсем не сложно. Не всякая закрытая дверь — закрыта. Я думаю, это истина.
Перевезенцев показал ему, как правильно пользоваться отмычками: как вставлять в замочную скважину, под каким углом держать, с каким усилием нажимать, как проворачивать.
Потом Алексей выразил сожаление, что так слаб, что не может пойти вместе с Нестеровым:
— Такие дела лучше обделывать вдвоем. Нужно хоть какое-то прикрытие.
Но Владимир уверенно улыбнулся:
— Справлюсь… Не тревожься, Попутчик! Мы еще выведем этих монстров на чистую воду.
— Почему Попутчик?
Нестеров спрятал отмычки в карман:
— В детстве, во втором, кажется, классе… задумал я написать роман. И начал его словами: «Постой, Попутчик добрый, возьми меня с собой…»
— Во втором классе? Любопытно.
— Мне кажется — непростые это слова. Видно, снизошли на меня с небес. Иногда я вижу в них эпиграф к своей жизни, иногда некую аллегорию — что за Попутчик? — не помню, кого имел виду, куда собирался. Наверное, в жизнь… Искал Попутчика… А если признаться, ищу до сих пор… Слова же эти представляются мне заряженными чем-то — имеют положительный потенциал, светлую эмоциональную окраску. Иногда они поддерживают меня.