Лёд моих диких снов (СИ)

Пробравшись через завалы, едва сумел выбраться к казарме.
Посреди комнаты огромная воронка. А вокруг ребята.
Крепко сцепив челюсти обвёл взглядом руины.
Различив знакомый силуэт, аккуратно ступил к нему.
Целёхонький.
Слабый проблеск надежды угас едва стоило приложить пальцы к его шее.
— Сука! Сука! Сука!
Глаза заволокла пелена слёз.
Вцепившись двумя руками, перевернул тело Семыча. Под ним лежала гитара Серёги. Верхняя дека треснула, разделив пополам наши подписи. Правая рука крепко сжалась на фляжке Старшины. Взгляд упёрся в низкое серое небо.
— Прощай, Сёмыч, — прошептал я, навсегда закрывая его веки.
Вытащив фляжку, поднял гитару.
— Спите спокойно, бойцы…
Парни стояли у входа, мрачным взглядом сверля развалины. Свинтив с фляги крышку, сделал глоток и передал остальным.
— Что там?
— Все наши.
Что-то в этих словах не давало покоя, но я никак не мог сообразить что.
На влажную от слёз щеку упал снег. Подняв глаза увидел большие белые хлопья, повалившие с неба.
— Уходить пора, — обронил Антон, бросив мимолётный взгляд на гитару в моей руке.
Идти решили через просёлочную дорогу. Таким образом наткнулись на "УАЗик" с тремя бойцами.
— Бьём по стёклам и дверям, — предупредил Мержинский. — На раз, два, три…
Били напрасно. Бойцы оказались мертвы. Оставив их чуть поодаль от обочины, забрались в машину и тронулись дальше.
— Вы как хотите, а я спать, — поделился Макс, сворачиваясь на заднем сидении.
— Гиблое дело, — отозвался Мержинский, подкуривая сигарету.
— Всё равно сдохнем. Так хоть во сне.
Антон сделал затяжку и передал мне.
— Тебя-то как зовут? — Обратился к зелёному не оборачиваясь.
— Игнат.
Я посмотрел через треснутое зеркало заднего вида. Игнат на вид был не старше Серёги с Антоном. Что его сюда привело — оставалось только догадываться. На горячку и спонтанность его поведение похоже не было. Он больше походил на зашуганного забитыша, который своим поступком вряд ли кому-то что-то мог бы доказать. Жался к автомату, словно в этом железе было его спасение. Пугливо озирался по сторонам и вздрагивал от каждого шороха.
Вероятно, так и должны вести себя юнцы, попавшие с уюта родительского дома прямиком на войну.
Только взгляд его мне совсем не понравился. В нём скользило лёгкое безумие. И эта лихорадка в руках, сжимавших калаш…
Я всерьёз обеспокоился тем, не поехала ли от увиденного его кукушка.
— Поспи, Игнат.
Он вздрогнул от моего голоса, шкрябнув ногтями по цевью.
— Фляжку дай, — попросил я Антоху. Тот молча протянул мне тару. — Не мне. Ему дай.
— Я не хочу.
— Пей!
Подозрительно на меня покосившись, он скрутил пробку и сделал глоток.
— До дна пей.
— Ты чего, Архипов? — Не понял Антон, приняв нервозность парня за шок от пережитого.
— Ничего. Пей, говорю!
Влив в себя через силу часть горючки, отставил флягу в сторону.
Усталость вместе с принятым на голодный желудок отрубили его через пару минут.
— Нахрена ты ему всю водку скормил?
— Ты видел его вообще? Он уже готов был нас всех перестрелять. И через минуту-другую перестрелял бы.
Антон обернулся и ещё раз посмотрел на зелёного.
— Ты сам-то как? — Спросил у меня. — Справишься? — Кивнул на баранку под моими ладонями. — Прикорну на полчаса. Потом подменю.
— Справлюсь.
За рулём я просидел около двух часов. Мержинский спал и просыпаться не думал. Макс с Игнатом тоже были в отключке. Последний, правда, постоянно вздрагивал, заставляя меня держать его в неусыпном контроле.
За весь путь мне не встретился ни один человек. Село пострадало от штурма хуже нашего барака. Радовало, что всех мирных вывезли оттуда на следующий день после гибели Сороконога и Белозубова.
Мимо второго КПП, который, вероятно, и являлся основной целью штурмовиков, мне проехать не довелось. Оно и к лучшему.
Уже на подъезде к другому селу меня начало окончательно вырубать. Остановившись посреди дороги, повернул голову к Антону.
— Антоха. Мержинский, твою мать!
— Что случилось?
— Давай, передвигай свой зад. Я уже не могу.
 
— Всё, всё. Сейчас.
Антон с трудом разлепил сонные глаза. Откинул голову назад и уставился в крышу кабины.
— Эх. Такая тёлочка приснилась… Формы… Веришь?
— Поднимай задницу!
С сожалением выбравшись на улицу, он набрал в руки горсть снега и растер лицо. Сделал несколько приседаний и наконец сменил меня.
Я провалился в сон сразу. Вопреки Мержинскому с его тёлочками, мне не снилось ровным счётом ничего.
Сколько я спал точно не знаю. Полчаса, может, меньше.
— Твою мать! Твою мать… Твою мать…
Машина запетляла. Я резко открыл глаза.
— Валим! — Крикнул Антоха, выруливая в сторону леса. Первый заряд миномёта чудом промахнулся.
Распахнув на ходу дверь, Мержинский выскочил прямиком в сугроб. Мы следом.
Уходили зелёнкой. Настолько быстро, насколько могли.
По следу никто не отправился, но стоило быть начеку.
— И куда теперь? — Осведомился Макс, проверив сигнал на своем мобильнике. Сигнала не было. Рация тоже молчала.
— А я знаю?
— Ты же у нас теперь вместо командира.
— Так, стоп, — Антон остановился. Засунув руку в карман, извлёк компас. — Двигались на юг. Отклонились на север. Поворачиваем и вперёд. Думаю, к утру будем на месте. А может и не будем…
— Зашибись речь!
— Есть вариант лучше?
— На юг, так на юг.
На месте мы оказались раньше.
Выбравшись из леса, прошли ещё около трёх километров и наткнулись на здание какого-то заброшенного завода. У входа караул.
Один из караульных проводил прямиком до командования.
Сказать, что мы были удивлены знакомой роже командира, ещё вчера отправлявшего нас в разведку, — ничего не сказать.
Честь пересказывать о случившемся выпала Мержинскому. Ни у меня, ни у Макса желания с ним общаться не выявилось.
— Контрактники? — Уточнил командир, с отстранённым видом выслушав детальный рассказ.
— Так точно, — отозвался сквозь зубы Антон.
— Я по призыву, — вставил Игнат. Его слова утонули в шорохе бумаг.
— Думаю, говорить вам о том, что всего произошедшего не было не стоит? И не надо на меня так смотреть. Сколько до срока осталось?
— Четыре месяца.
— Четыре, так четыре, — колючие, глубоко посаженые глаза лениво скользнули по нашей четверке. — Проводи до расположения, — приказал он караульному.
— Розовощекий, гад, — процедил Антон, выйдя из кабинета следом за нами.
После скудного перекуса, мы выбрались к казарменной части.
В спальном кубрике оказалось не меньше трёх десятков бойцов. Даже не вдаваясь в подробности, было ясно, что больше половины из них оказались здесь так же, как и мы.
Затянувшееся молчание прерывать никто не спешил.
Бегло скользнул взглядом по серым лицам с потухшими глазами. Над каждой головой зависло невидимое клеймо: "Пушечное мясо". В мозгу всплыли едва разборчивые слова: "Не привыкай. Не будут звать."
К черту. Нет на войне друзей.
— Койки свободные есть? — Спросил я, устраивая раздолбанную гитару у стены.
Отсканировав взглядом инструмент, один из бойцов кивнул в сторону идеально заправленных коек.
— Ребят вчера увезли, — фраза, как неизбежность. Увезли. И нас увезут. Как скот на убой.
В первые дни я подметил, что снарядов здесь не считали. Сейчас же я понял, что наши жизни были сродни этим снарядам.
Кто и с кем воевал — неизвестно. Мы просто шли под расход без какого-либо смысла. А командиры вроде нашего, подлизывая зад офицерам, зарабатывали звёзды на погоны.
Минус батальон — плюс звезда.
Простая страшная арифметика…
__________________
Мы пробыли здесь месяц. В этих заброшенных заводских руинах нас готовили. К чему? Одному богу известно.
КМС или курс молодого смертника, как прозвали эти учения мы про себя, включал в себя усиленную рукопашку, сражение на ножах и ведение дальнего и ближнего огневого боя.