Не буди Лихо (СИ)

— Что за… — магия соскочила с кончиков пальцев и несильно стукнула Бьёри между лопаток. Тот вздрогнул и отвлёкся от плетения лишь на малую толику секунды, но этого хватило для того, чтобы разрушить плетение до основания.
Диметриуш выругался, краем глаза проследив за тем, как красноватыми всполохами опадает на землю его магия, и оглянулся.
— Профессор, вы с ума сошли? — прошипел он, потирая мокрое пятно, расплывшееся по спине.
Шахевич чертыхнулся и встал на четвереньки, оглядываясь по сторонам в поисках атаковавшего его… предмета. Но того и след простыл! Наваждение какое-то.
— Вы зачем меня отвлекли?
— Я не специально. Меня что-то с ног сбило, — шёпотом признался Базиль, всматриваясь в заросли каких-то кустов — то ли орешника, то ли уже отцветшей сирени. — Чёрт! Не видно ни зги! Куда оно делось?
Диметриуш язвительно усмехнулся.
— Кто? — он был уверен, что Шахевич отвлёк его специально, надеясь, что Бьёри успокоится и передумает взламывать монастырь. — Маленькие зелёные человечки прилетели на летающей тарелке?
Смущённо отряхнувшись, Базиль пожал плечом, и уже совсем было подумал, что ему показалось. Мало ли, что померещится от усталости, да в темноте. Ну, поскользнулся на влажной от росы траве, с кем не бывает… Но именно в это мгновение с совершенно противоположной от неопознанных кустов стороны показался тот самый «предмет» и стремительно кинулся через поляну.
— Не зелёные, — пробормотал Шахевич и почесал за ухом. — Розовые. Дима, честное слово, никогда не думал, что свиньи умеют развивать такую скорость.
— Это не свинья, — проговорил Диметриуш и нехорошо сощурился. — И чувствую я, хозяину этой несвиньи сегодня что-то…
— Борщ, где тебя носит? — свистящий шёпот нагло перебил внука императора. — И не визжи так. Нас услышат.
А затем раздался такой оглушительный треск, словно сквозь бурелом и заросли малинника прямо на них попёр медведь. Нет, лось. Нет, стадо лосей! Шахевич испуганно вздрогнул и, подняв руку в защитном жесте, неуверенно шагнул назад, загораживая собой Диметриуша.
Каково же было его удивление, когда вместо заявленного стада на поляну выкатилась одинокая худенькая фигурка. Увидев застывших в изумлении демонов, она замерла, беспомощно оглянулась назад, а затем вдруг нервно передёрнула плечами и для чего-то распустила волосы, решительно наклонив голову вперёд.
За спиной внезапно фыркнул Диметриуш. И ещё раз. И снова. Пока отрывистые смешки не сложились в полноценный хохот.
— Дима? — неуверенно произнесла фигура и тут же радостно:
— Господи, Димка!
И Базиль наконец-то её узнал, но, не успев произнести ни слова, деликатно отвернулся в сторону. Потому что эти двое рванули навстречу друг другу мгновенно и стремительно, словно два вихря.
— Это ты? Ты тут, — шептала Машка, а Димон обвил её руками и поднял над землёй, прижимая к себе, покрывая поцелуями лицо, волосы, руки, которые то гладили его щёки, то зарывались в волосы, то начинали ощупывать тело, словно убедиться хотели в его вещественности.
Она всё бормотала, счастливо всхлипывая, и от этих невероятных звуков у Диметриуша начисто снесло крышу. Забыв о ревности, сжигавшей его ещё минуту назад, о том, где он находится и почему, обо всём — начисто — он запустил обе руки под Машкину майку, провёл ладонями по бокам от пояса джинсов до подмышек, скользнул пальцами по гладкой материи лифчика до маленькой металлической застёжки и поцеловал свою невесту.
Сразу глубоко и крепко, так, что в первое мгновение зубы стукнулись друг о друга, и рот наполнился солоноватым привкусом крови. Маша простонала что-то прямо ему в рот, сильно вцепилась в волосы на затылке, одновременно обвивая его талию ногами, и ответила. Очень остро. Очень сладко. Именно так, как нужно было прямо сейчас. Оставив левую руку на сражение с застёжкой, правую Диметриуш опустил вниз, нетерпеливо просунув её за оттопырившийся сзади пояс её джинсов. Машка шумно выдохнула и распахнула глаза, казавшиеся за запотевшими линзами очков совершенно пьяными. Отклонилась немного назад, чтобы в свою очередь заглянуть ему в лицо, и медленно провела рукой от его затылка до макушки, царапая голову голову короткими ноготками.
 
— Хочу тебя, — прошептала она, и у Димона закружилась голова, то ли от прихлынувшей, то ли, наоборот, от отхлынувшей крови, а в груди вдруг случился миниатюрный ядерный взрыв, от которого сердце стало раза в три больше и загрохотало, как отбивной молоток. Диметриушу не единожды приходилось слышать именно эти слова от женщин, но именно в Машкином исполнении они звучали, как самая удивительная музыка.
— Машунь, — прижал её к себе ещё крепче и снова потянулся к манящему и обещающему все наслаждения мира рту… и замер, услышав где-то почти за гранью своего восприятия деликатное покашливание. Пока ещё деликатное.
— Машунь, — повторил он уже совсем другим голосом, и она, распознав в его голосе нотки досады и сожаления, сначала удивлённо моргнула, а затем так густо покраснела, что это было заметно даже при не самом ярком освещении предрассветного леса, окружавшего монастырь.
Попыталась вырваться, но Димон не позволил, бросил на Базиля предостерегающий взгляд, а затем склонился к горячему ушку и прошептал:
— Я тоже очень соскучился. Хочу тебя, как чёрт, — Маша зажмурилась и тряхнула головой, и Бьёри взмолился:
— Не стесняйся, пожалуйста! Мне так приятно, что ты сейчас была такой. Что забыла обо всём, кроме меня… Я… Пожалуйста! Это так важно для меня.
Сказал и в ту же секунду понял. Действительно, важно. Никогда не придавал значения прилюдным объятиям и поцелуям, никогда не думал о том, чтобы оставить на теле женщины следы своей любви, никогда не мечтал сделать так, чтобы все вокруг узнали, что именно эта женщина — твоя. А теперь вдруг всё изменилось. Точнее, всё изменилось уже очень давно, а сейчас просто появились какие-то новые грани совершенно нового для Диметриуша Бьёри чувства. И он наслаждался ими по полной. Он готов был пищать от радости, как девчонка, получившая на день рождения самый желанный подарок. Потому что Машкина несдержанность в проявлении чувств и была для него таким подарком.
— Не представляешь, как, — шепнул он, отпуская девушку.
— Для меня тоже, — наконец, пробормотала она так тихо, что Диметриушу показалось, что он ослышался. Наклонившись, он неверяще заглянул в горящее от смущение лицо, и услышал:
— Но это не отменяет того, что мне всё равно стыдно! Господи! Чем я думала? При посторонних…
Диметриуш хмыкнул.
— Что?
— Боюсь, твоего обожаемого дядю Васю назвать посторонним было бы нечестно, — и, конечно же, она застонала и зажмурилась, втянув голову в плечи, а Диметриуш негромко рассмеялся, испытывая совершенно иррациональное счастье, которое, надо сказать, слегка померкло, когда Маша рассказала о том, что она здесь делает и почему.
Информацию о том, что Фоллетский чем-то шантажирует Сержанта Бьёри принял к сведению и, до времени, отложил в сторону. Нехорошо ухмыльнулся, услышав о том, что давний враг имеет виды на его женщину. Нахмурился из-за того, что Машка почти целую неделю жила в одной квартире с Савелием. И ведь не было повода им не доверять, а всё равно змея ревности вновь подняла свою голову.
«Это наследственное, — попытался урезонить себя Диметриуш. — Мама рассказывала, что они в первый год после свадьбы из семейного крыла всю прислугу мужского пола вынуждены были убрать».
Наталия Бьёри вообще очень любила эту историю, а потому рассказывала её часто и с удовольствием, добавляя неизменно:
— Демоны. Горячая кровь. Что с вас возьмёшь?
 
Хотя отцу в гениальности не откажешь. Хорошее решение. Правильное. Димон тоже так сделает после свадьбы… Хотя… Ему-то зачем? В свою квартиру посторонних мужиков он пускать не собирается, а во дворец Машка не поедет, даже за очень-очень большие деньги.
Диметриуш устало потёр лицо ладонью, а когда Маша перешла к рассказу о том, как она, схватив подмышку Борща, неслась через парк, убегая от свихнувшейся полумонашки, замер и жестом попросил девушку замолчать.