Где восходят звезды (ЛП)

— Я не выбирала уйти, — сказала она.
— Что ты сказала?
В одну ночь все пропало. Солнце встало над трупами, которые не считали, не называли. Их было просто убрать, стереть. Было просто забыть.
— Мы должны дать им имена.
— Кому? — молодая женщина подошла к ней, опустила ладонь на ее плечо. Она была такой милой, такой знакомой, но уголки ее ртов были напряженными. В ее глазах сиял страх.
— Вэн? — миссис Лью сжала ее ладонь. — Это ты?
Девушка опешила, словно ее ударили по лицу.
Миссис Лью прищурилась.
— Кто ты?
— Мам. Это я. Мишель.
Да. Да, это была ее дочь, ведь ее жизнь продолжалась. Она села на самолет.
— Прости, — сказала она.
— Ты в порядке?
— Да. В порядке. Не нужно так переживать.
— Ты напугала меня.
— Я просто устала.
— Мы можем поехать домой на такси.
— Хорошая идея.
Она позволила дочери взять ее за руку и увести. Ей нужно было уйти, закрыть глаза на миг.
Призрак за ней замерцал, стал освобожденным и сильным.
Кэлвин Д. Джим «Рука Розы»
Роза Ишикава сидела на деревянной скамье в вестибюле Объединенной церкви Японии. Ее левая ладонь сжимала урну с прахом матери. Она ощущала вес холодного серого камня в складках ее платья с узором в цветочек.
Друзья папы медленно уходили из церкви. Их приглушенные голоса, пропитанные сочувствием, угасали за стуком теплого ванкуверского дождя. Папа скоро захочет домой. Она крепче сжала урну.
— Мисс Роза?
Она подняла голову. Доктор Самуэль Т. Траск снял шляпу механической правой рукой. Маленькие шестеренки щелкали. Он опустился на колени перед ней. В воздухе висели тихие голоса «хакуджин», «белый человек». И он пришел с юной японкой.
— Я сожалею о вашей потере, мисс Роза, — сказал он. — Ваша мать не страдала, уверяю.
«Конечно, страдала. Я была там».
— Роды вперед ногами, было поздно. Я ничего не мог сделать.
Роза смотрела на серую урну. Он был бы красивым мальчиком. Сыном. Папа говорил об этом неделями перед смертью мамы. Он хотел мальчика, сына, чтобы он сохранил фамилию. Рожденный в 1928, в год дракона, он принес бы много удачи. Мама много раз говорила Розе не слушать эти разговоры.
— Папа любит и тебя, — говорила она. Он был иджуша, иммигрантом из старой страны, шептала она. У него были такие обычаи.
— Но я родилась тут, — говорила Роза. Мама только улыбалась и обнимала ее.
Доктор Траск вытащил визитку из кармана пиджака и сунул в ее левую ладонь, еще сжимающую урну. Металлическая рука блестела медью.
— Если я могу чем-то помочь, прошу, дай мне знать.
Роза кивнула, не хотела показаться неблагодарной. Но она не сводила взгляда с механической ладони поверх ее руки. Было красиво.
— Я могу помочь?
Роза подняла голову. Папа нависал над ними.
— Мистер Ишикава, сэр, — доктор Траск встал. — Я выразил уважение вам и вашей дочери. И я предлагаю помощь в тяжелое время.
Папа взглянул на Розу, заметил бежевую визитку и забрал из ее ладони. Он смял визитку и бросил на пол. Выбросил удачу.
— Спасибо, — сказал папа. — Мы не нуждаемся в благотворительности.
«Было ли дело в этом, или папа просто не хотел быть в долгу перед хакуджином?».
Доктор Траск приподнял шляпу и ушел без слов.
Папа схватил урну.
— Папа, — Роза подавила вопль. — Прошу, дай мне отнести маму домой. Пожалуйста.
— Я же говорил, это не обсуждается, — он указал на обрубок правой руки Розы, обрезанной ниже локтя.
Он не хотел дочь. И не хотел однорукую.
Папа вышел из церкви. Роза вздохнула, подобрала смятую визитку доктора Траска и последовала за ним на расстоянии трех шагов.
 
Вечером после похорон Роза и ее отец вернулись к работе. Ее работа каждый вечер была просто: тащить деревянную телегу, пока папа продавал тофу ресторанам на людной улице Поуэлл. Требовалась вся сила воли, чтобы не пролить воду, в которой плескался тофу в деревянных ведерках, особенно, когда они проезжали широкие окна кондитерской Касуга, там были заманчивые корзинки яблок, красных имбирных конфет, сладких мочи. От вида рыбных пирожков, японских солений и свежих апельсинов в магазине Маикавы у нее всегда выделялась слюна во рту. Папа быстро вел ее по улице, а «Model-T» и трамвай катились к ним, гудя и гремя.
Миссис Хасагава, от которой пахло старым нафталином, всегда хвалила ее скромную работу. Роза выдавила улыбку и отвернулась. Сказала бы это миссис Хасагава девочке с двумя руками? Или ее поражало, что могла делать калека?
Их первой остановкой был «Фуджи Чоп Суэй», но его владелец уже купил дневную порцию тофу у Танаки-сана. Роза услышала такое и от Йошино и Морино. Чидори всегда брала пару кусочков, словно из чувства долга.
Роза смотрела на ведерко рассыпающихся кусков тофу. Хороший тофу был твердым, его было легко резать. Папин был как мягкая губка, вряд ли годился для супа. Папа не торговался. Он брал, что ему давали. Обычно этого хватало, чтобы купить соевых бобов и сделать еще тофу. Но они получали все меньше монет каждый день.
— Тофу мамы был намного лучше, — сказал папа, когда они миновали Манга. Китаец-нищий сидел на дороге и смотрел ржавыми механическими глазами-очками, пока гремел монетами в железной чашке. На картоне рядом корявым почерком значилось: «Помогите мне снова видеть».
Сильный запах куриного бульона наполнил нос Розы, они приблизились к столовой возле церкви святого Джеймса. Она сглотнула, ощутила, как желудок сжимался от пустоты.
— Папа? — сказала она.
— Не сейчас.
— Но, папа, ты не ел…
— Я сказал, не сейчас.
Плечи Розы опустились. Она смотрела на землю, следовала за папой мимо рельсов к старой мельнице. Она была далеко от дома, но папа настаивал, чтобы они ходили сюда. Запах хвои и морской соли ощущался в теплом воздухе над гаванью Ванкувера, чайки вопили над ними. Далеко за мельницей серые горы Северного берега сливались с вечерним небом. Скоро они пропадут во тьме.
Как давно хозяева мельницы прогнали папу и всех других японцев? Два месяца назад? Три? Хотя бы тофу мамы позволял им сохранить крышу над их головами.
— Когда ты вернешься работать туда?
— Тихо, — сказал папа.
Знак на решетчатой ограде был тихим ответом папы: «Япам нельзя». Папа плохо читал на английском, но он узнал эти слова. Вне улицы Поуэлл знаки были всюду.
Они миновали скрипучую пристань возле старой мельницы, где рыбацкие лодки разгружали улов лосося.
Сколько часов Роза провела с мамой, сидя на этой пристани, слушая чаек, летающих над морем, глядя, как красное солнце опускалось за высокие кедры в парке Стэнли? Одним вечером слезы покатились по щекам мамы, пока она смотрела на закат.
— Почему ты плачешь, мама?
— Так красиво, — сказала мама с улыбкой.
Роза повернулась к горизонту. Огненные оттенки медленно становились серо-голубыми.
— Почти закончилось, — сказала Роза.
— Потому я и плачу.
Мама обняла ее. Роза опустила голову на плечо мамы, пытаясь понять.
Роза хотела бы провести еще хоть день с мамой, посмотреть на такой закат. Теперь она была на пристани с папой, и воспоминание казалось далеким.
Она кашлянула.
— Хасагава-сан сказал, что может взять тебя грузчиком. Он платил бы два доллара…
— Тихо.
— Или я могу помогать делать тофу. Мама показывала…
— Я сказал: тихо!
Папа вытащил из наполовину полного ведёрка бесформенный кусок тофу и протянул ей. Он разломался в его ладони. Роза смотрела на ком тофу, избегая взгляда отца.