Вовка-центровой-5 (СИ)
Пока Аркадий Иванович раздавал команды, на площадке происходило интересное действо. Беляев по-прежнему лежал на льду, его перевернули и пытались оттащить к противоположному борту, но почему-то остановились и врач команды «Дзержинец» выскочил на площадку. Он чего-то повертелся вокруг лежащего на льду хоккеиста и подозвал арбитра. Вдвоём они всё же подняли Беляева, и под руки донесли до калитки. А там перевалили через борт.
Чернышёв решил проверить, что там творится. Но игроки «Дзержинца» его к своей скамейке не подпустили, и чуть не с кулаками набросились. Потом уже, подъехав, главный судья матча объяснил, что Беляев без сознания и из него чуть не литр крови вытек, вон весь лёд в крови. И точно, огромное чёрно-красное пятно чуть размазанное было на том месте, где лежал челябинец.
– Так он Артиста, тьфу, Фомина на себя уронил, наверное, задел при падении.
– Я видел. Локтём ему Артист ваш в нос попал. Специально, я думаю, но удалять Фомина не буду, а вот этого на десять минут удалю. Специально покалечить Фомина хотел. И рапорт напишу, чтобы его дисквалифицировали до конца сезона. И вы напишите. Действие было не спортивное и умышленное.
Чернышёв снова подъехал к стоящим у своих ворот игрокам «Динамо» и порадовал:
– Удаление будет. Так что против четверых играете. Соберитесь мужики.
Вовка в раздевалке был привален к стене и врач команды ваткой сначала, а потом мокрым бинтом смыл с подбородка и губ кровь.
– Жить будешь, только не долго, если так будешь к здоровью относиться, – продолжая смывать кровь, проговорил Исаак Абрамович. – Вот, ватку подержи у губы. Я пойду к себе за мазью. Ещё на площадку собираешься?
– Да я до дому не дойду. Губа не проблема, хоть и неприятно, мне коньками по голени врезали. – Вовка хотел поморщиться, но тут и губа о себе напомнила. Больно морщиться. Непруха.
– А ну-ка давай, посмотрим, – и доктор стал расшнуровывать ботинок.
На голени оказался приличный кровоподтёк. Исаак Абрамович Фельдман наложил на него компресс с мазью и в это время стадион взорвался второй раз, за то время, что Вовка сидел в раздевалке. Даже гадать не надо, что произошло. За челябинцев так бы болеть не стали. Выходит, сумели и сравнять счёт и даже вот только что вперёд выйти.
– Ну, хоть не зря красотой рисковал. Ай! – это Вовка попробовал над своей шуткой посмеяться. Губа была против.
– Перелома нет, трещина может быть, но тоже сомнительно. Сильный ушиб. Спасли тебя Фомин эти щитки. Хорошую ты штуку придумал.
В это время стадион снова взорвался криками и свистом. А ещё через минуту гул стал другим. Таким он бывает, когда арбитр свистит, возвещая окончание матча. Зрители радуются победе своей команды. Вскоре и динамовцы гурьбой гомонящей ввалились. Совсем другие люди, прямо ничего общего с теми проклинающими себя и водку мужиками, что выходили на третий период из раздевалки.
– Это обмыть надо! – Крикнул Фомин, когда все уже зашли и дверь за собой закрыли, отсекая клубы пара.
Гомонящий народ стал стихать.
– Артист, он и есть Артист. Вот, правильно всё сказал, а так и хочется ему по башке его зелёной дать. – Чернышёв показал Вовке кулак. – Молодой ты ещё. Не понимаешь, что такое для человека звание «Заслуженный мастер спорта». И что такое премия в пять с половиной тысяч рублей. Такое раз в жизни бывает. Матчей сотни ещё будет. – Аркадий Иванович махнул рукой.
– Так что не идём в ресторан? – хохотнул Поставнин.
– Не идём у нас послезавтра матч с летунами. Пусть они идут в ресторан. Они днём выиграли пропущенный матч у Спартака 3:1. А мы завтра полноценную тренировку проведём и отработаем приём, что сегодня у Артиста получился. Его ведь не будет на матче с летунами. Вон, нога вся красная и опухла. Придётся без палочки – выручалочки справляться.
Событие двадцатое
Вроде бы все наладилось: на работу устроился, машину купил, ипотеку погасил, деньги на Таиланд скопил, а тебе – бац, и 60 лет!
Домой Вовка попал уже после полуночи. И довёз его виновник этого опоздания. Или задержки? Только Вовка начал переодеваться, постанывая, как столетний дед, как в раздевалку вломился слегка поддатый Аполлонов. Растолкал довольно настойчиво голых и полуголых мужиков и пробился к извивающемуся на лавке Вовке. Извивался Фомин, пытаясь с себя одежду снять, и при этом ни голову не задеть, ни ногу.
– Что с ногой, зятёк? Что ты за человек такой. Вчера рожу начистили, сегодня ногу сломали. Несчастье ходячее, как за тебя дочь отдавать, ты её быстро вдовой сделаешь. И мне на кутью расходы. – Аркадий Николаевич нашёл глазами Аркадия Иваныча, – А ты старый пень чего над ребёнком издеваешься? Зачем его с такой рожей на поле выпустил?
– В хоккей играют настоящие мужчины! Трус не играет в хоккей! – за Чернышёва, спасая того, ответил Челенков.
– Настоящие? – Генерал осмотрел динамовцев голых в основном. – Ну, есть признаки. Ладно. У меня там машина с Сергеем, шофёра нового дали. Поехали, зятёк, отвезу тебя в Кащенко, пусть и ногу на рентгене посмотрят и голову заодно.
– Так с ногой… – начал Вовка.
– Я с врачом говорил, он не уверен. Может быть трещина. Зачем ты Наташке с трещиной?
– Аркадий Николаевич, не смешно в сотый раз. – Вовка попробовал поморщиться, показывая, насколько ему не смешно, но губа морщиться отказывалась. Болела и снова опухла.
– Не смешно ему. Аркадий, – выудил Аполлонов спрятавшегося за спины динамовцев Чернышёва, – Этого симулянта несмешного одеть и отнести к машине.
Бамс и Фомин уже в Кащенко. Пальцами нос позадевал, глаза позакатывал, какую-то несмешную скороговорку повторил и был признан симулянтом. Рентген тоже трещины не нашёл. Хотя вид рентгенолог имел потасканный, явно из-за стола с водочкой подняли и за шиворот притащили. Так что, вполне возможно, что он и не нашёл трещину, потому что не хотел искать.
После этого Аркадий Николаевич отвёз его домой. Сам помог подняться на второй этаж, и сам потом пять минут осматривал тётю Свету, выскочившую открывать в той самой ночнушке подергушке.
– Хм! Ты это, Володя, вот это видел? – Ну, так себе кулак. У Фомина раза в два больше.
– Это родственница матери. Тётка мне. – Всем нужно врать одинаково.
– Эх, мне бы тётку такую. Смотри. Узнаю… Лишу наследства. Ха-ха-ха. – Аполлонов развернулся телом, продолжая головой обозревать спрятавшуюся за штору тётю Свету.
– Утром… А да завтра девкам в школу. Тоню пришлю проведать.
– Хорошо.
– Хорошо ему. А «Динамо» каково? И если у тебя не заживёт нога к этому студенческому чемпионату. Пришлю к тебе завтра врача, какого поопытней, со спортом связанного. Пусть правильных мазей выпишет.
Вовка послушал, как топают унты тестюшки по лестнице в подъезде, и обратился к «тёте».
– Света, выходи. А, Сим-сим откройся.
– Чего?
– Это из книги.
– Вова, тебя опять избили? – «сожительница» вышла из-за шторы и присела перед сидящим на табуретке в прихожей Фоминым.
– Ух, ты!
– Тьфу, на тебя. Сейчас платье надену.
– Может не надо…
– Ну, не надо, так не надо.
Через полчаса разгорячённые лежали рядом на коротковатой генеральской кровати. Тётя напрыгалась и накричалась. Вовка пластом лежал и ойкал при слишков высоком прыжке. Нога тогда сама тоже постанывала вместе с наездницей.
– Света, а как же Третьяков? – чуть повернулся к сопевшей под боком швее-мотористке.
– Вовочка? Он хороший. Только он ребёнок совсем.
– Так ты за него замуж пойдёшь?
– Пойду, если позовёт. Вот только что это за жизнь семейная. Он в общаге мужской, а я где? Ты Володя подумал, где мне жить?
– Нда. Нет. Мне тут посоветовали купить дом, Сталин в прошлом году, а ну, теперь в позапрошлом постановление напечатал в газете. Там ипотеку дают на строительство своих домов.
– Что дают?
– Вон газета лежит на тумбочке. Подай и свет зажги.
Ох, блин. Лучше бы не зажигала.