Хармс Даниил
* * *
Один монах вошёл в склеп к покойникам и крикнул: «Христос воскресе!» А оно ему всё хором: «Воистину воскресе!»
* * *
Тут все начали говорить по своему.
Хвилищевский подошёл к дереву и поцарапал кору. Из коры выбежал муравей и упал на землю. Хвилищевский нагнулся, но муравья не было видно.
В это время Факиров ходил взад и вперёд. Лицо Факирова было строго, даже грозно. Факиров старался ходить по прямым, а когда доходил до дома, то делал сразу резкий поворот.
Хвилищевский всё еще стоял у дерева и смотрел на кору сквозь пенснэ своими близорукими глазами. Шея Хвилищевского была тонкая и морщинистая.
_____Тут все начали говорить о числах.
Хвилищевский уверял, что ему известно такое число, что если его написать по китайски сверху вниз, то оно будет похоже на булочника.
— Ерунда, — сказал Факиров, — почему на булочника?
— А вы испробуйте и тогда сами убедитесь, — сказал Хвилищевский, проглотив слюну, от чего его воротничок подпрыгнул, а галстук съехал на сторону.
— Ну, какое-же число? — спросил Факиров, доставая карандаш.
— Позвольте, это число я держу в тайне, — сказал Хвилищевский.
Неизвестно, чем бы это всё кончилось, но тут вошёл Уемов и принёс много новостей.
Факиров сидел в своём синем бархатном жилете и курил трубку.
_____Числа такая важная часть природы! И рост и действие, всё число.
А слово это сила.
Число и слово, — наша мать.
О ровновесии
Теперь все знают как опасно глотать камни.
Один даже мой знакомый сочинил такое выражение: «Кавео», что значит: «Камни внуть опасно». И хорошо сделал. «Ка ве о» легко запомнить и как потребуется, так и вспомнишь сразу.
А служил этот мой знакомый истопником при паровозе. То по северной ветви ездил, а то в Москву. Звали его Николай Иванович Серпухов, а курил он папиросы «Ракета», 35 коп. коробка, и всегда говорил, что от них он меньше кашлем страдает, а от пятирублёвых, говорит, я всегда задыхаюсь.
И вот случилось однажды Николаю Ивановичу попасть в Европейскую Гостинницу, в ресторан. Сидит Николай Иванович за столиком, а за соседним столиком иностранцы сидят и яблоки жрут.
Вот тут то Николай Иванович и сказал себе: «Интересно, — сказал себе Николай Иванович, — как человек устроен».
Только это он себе сказал, откуда ни возмись, появляется перед ним фея и говорит:
— Чего тебе, добрый человек, нужно?
Ну конечно в ресторане происходит движение, откуда, мол, эта неизвестная дамочка возникла. Иностранцы так даже и яблоки жрать перестали.
Николай то Иванович и сам не на шутку струхнул и говорит просто так, что бы только отвязаться:
— Извините, — говорит, — особого такого ничего мне не требуется.
— Нет, — говорит неизвестная дамочка, — я, — говорит, — что называется, фея. Одним моментом что угодно смастерю.
Только видит Николай Иванович, что какой-то гражданин в серой паре внимательно к их разговору прислушивается. А в открытые двери метр-д’отель бежит, а за ним ещё какой-то субъект с папироской во рту.
«Что за чорт! — думает Николай Иванович, — неизвестно, что получается».
А оно и действительно неизвестно что получается. Метр-д’отель по столам скачет, иностранцы ковры в трубочку закатывают и вообще чорт его знает! Кто во что горазд!
Выбежал Николай Иванович на улицу, даже шапку в раздевалке из хранения не взял, выбежал на улицу Лассаля и сказал себе: «Ка ве о! Камни внутрь опасно! И чего чего только на свете не бывает!»
А придя домой, Николай Иванович так сказал жене своей: «Не пугайтесь Екатерина Петровна и не волнуйтесь. Только нет в мире никокого ровновесия. И ошибка-то всего на какие ни будь полтора килограмма на всю вселенную, а всё же удивительно Екатерина Петровна, совершенно удивительно!»
ВСЁЭкспромт
Как известно, у полупоэта Бориса Пастернака была собака по имени Балаган. И вот однажды, купаясь в озере, Борис Пастернак сказал столпившемуся на берегу народу:
— Вон смотрите, под осиной
Роет землю Балаган!
С тех пор этот экспромт известного полупоэта сделался поговоркой.
Скасска
Жил-был один человек, звали его Семёнов. Пошёл однажды Семёнов гулять и потерял носовой платок. Семёнов начал искать носовой платок и потерял шапку. Начал шапку искать и потерял куртку.
Начал куртку искать и потерял сапоги.
— Ну. — сказал Семёнов, — этак всё растеряешь.
Пойду лучше домой.
Пошёл Семёнов домой и заблудился.
— Нет. — сказал Семёнов, — лучше я сяду и посижу.
Сел Семёнов на камушек и заснул.
* * *
Хотите, я расскажу вам рассказ про эту крюкицу? То есть не крюкицу, а кирюкицу. Или нет, не кирюкицу, а курякицу. Фу ты! Не курякицу, а кукрикицу. Да не кукрикицу, а кирикрюкицу. Нет, опять не так! Курикрятицу? Нет, не курикрятицу! Кирикурюкицу? Нет, опять не так!
Забыл я, как эта птица называется. А уж если б не забыл, то рассказал бы вам рассказ, про эту кирику-кукрекицу.
* * *
Не знаю, почему все думают, что я гений: а по моему, я не гений. Вчера я говорю им: Послушайте! Какой-же я гений? А они мне говорят: Такой! А я им говорю: Ну какой же такой? А они не говорят, какой, и только и говорят, что гений и гений. А по моему, я всё же не гений.
Куда не покажусь, сейчас же все начинают шептаться и на меня пальцами показывают. «Ну что это в самом деле!» — говорю я. А они мне и слова не дают сказать, того и гляди схватят и понесут на руках.
* * *
Я родился в камыше. Как мышь. Моя мать меня родила и положила в воду. И я поплыл. Какая то рыба с четырмя усами на носу кружилась около меня. Я заплакал. И рыба заплакала. Вдруг мы увидели, что плывёт по воде каша. Мы съели эту кашу и начали смеяться. Нам было очень весело, мы поплыли по течению и встретили рака. Это был древний, великий рак; он держал в своих клешнях топор. За раком плыла голая лягушка. «Почему ты всегда голая, — спросил её рак, — как тебе не стыдно?» «Здесь ничего нет стыдного — ответила лягушка. — Зачем нам стыдиться своего хорошего тела, данного нам природой, когда мы не стыдимся своих мерзких поступков, созданных нами самими?» «Ты говоришь правильно, — сказал рак. — И я не знаю, как тебе на это ответить. Я предлогаю спросить об этом человека, потому что человек умнее нас. Мы же умны только в баснях, которые пишет про нас человек, т.-ч. и тут выходить, что опять таки умён человек, а не мы». Но тут рак увидел меня и сказал: «Да и плыть никуда не надо, потому что вот он — человек». Рак подплыл ко мне и спросил: «Надо ли стесняться своего голого тела? Ты человек и ответь нам». «Я человек и отвечу вам: не надо стесняться своего голого тела».