Хармс Даниил

всё
 
1 октября 1929 года. 
 
  
* * *
 
 
 
 
Так я молил твоей любви
 
Смеялся пел и плакал горько,
 
Но ты за все мои мольбы
 
Мне обещала дружбу только.
 
 
 
<Первая пол. 1930-х>
 
  
* * *
 
 
 
Эх, голубка, песень ваша
 
Не звучала много лет
 
Эх, голубка! Эх, мамаша!
 
Спели б вы для нас куплет.
 
 
 
<Первая пол. 1930-х> 
 
  
* * *
 
 
Галине Николаевне Леман-Соколовой
 
 
 
На коньках с тобой Галина
 
на котке поедем мы
 
О холодная Галина
 
в центре маленькой зимы!
 
Ты Галина едешь ловко
 
Хоть и грузна на подъём.
 
Пусть покоится головка
 
Твоя головка на плече моём
 
Я-же еду безобразно рылом
 
стукаюсь об лёд
 
ты-же милая прекрасно
 
едишь соколом в перёд.
 
 
 
3 января 1930 года 
 
  
Злое собрание НЕверных
 
 
 
 
Не я-ли, Господи? подумали апостолы.
 
Вот признаки:
 
лицо как мышь,
 
крыло как нож,
 
ступня как пароходик,
 
дом как семейство.
 
мост как пол ванта,
 
халат как бровь атланта.
 
Один лишь гений. Да, но кто-же?
 
Один умён, другой тупица, третий глуп.
 
Но кто же гений? Боже, Боже!
 
Все люди бедны. Я тулуп.
 
 
 
17 января 1930 года. 
 
  
Утро (пробуждение элементов)
 
 
 
 
Бог проснулся. Отпер глаз,
 
взял песчинку, бросил в нас.
 
Мы проснулись. Вышел сон.
 
Чуем утро. Слышим стон.
 
Это сонный зверь зевнул.
 
Это скрипнул тихо стул.
 
Это сонный, разомлев,
 
тянет голову сам лев.
 
Спит двурогая коза.
 
Дремлет гибкая лоза.
 
Вот ночную гонит лень —
 
изо мха встаёт олень.
 
Тело стройное несет,
 
шкуру темную трясет.
 
Вон проснулся в поле пень:
 
значит, утро, значит день.
 
Над землей цветок не спит.
 
Птица-пигалица летит,
 
смотрит: мы стоим в горах
 
в длинных брюках, в колпаках,
 
колпаками ловим тень,
 
славословим новый день.
 
 
всё
 
<18 января 1930> 
 
  
* * *
  
 
 
 
Вам поверить
 
я не могу
 
для этого мне надо скинуть рубаху
 
Я без платья великан
 
в таком виде я к вам не пойду.
 
Ах целуйте меня с размаху.
 
Вот мои губы
 
вот мои плечи
 
вот мои трубы
 
вот мои свечи.
 
Дайте мне платок
 
я полезу на потолок.
 
Положите мне горчичник
 
я забуду рукавички
 
лягу спать верхом на птичник
 
буду в землю класть яички.
 
Нам великанам довольно пальбы
 
ваши затихли просьбы и мольбы
 
настиг вас жребий дум высоких
 
пробка в черепе. Вы с дыркой.
 
Умечали рысооки
 
на коне лежать под мыркой.
 
Не достоен, не достоен, не достоен
 
вашу обувь развязать.
 
Я в рубахе наг и строен
 
я натура, так сказать.
 
И нет во мне той милой склонности
 
греть ваши ноги о девушка
 
тона девичьего до нести
 
вашего голоса девушка
 
Я строг и знатен
 
хожу среди полатин
 
швыряя пыль ногой
 
вот я какой!
 
До вашего дома
 
иду по досочке
 
а дальше ведома
 
толпа мной в сорочке
 
и штопотом, хриплетом, банками
 
садимся на шпиль Петропавловской
 
крепости рыжими в воздух баранками.
 
 
всё
 
13 февраля 1930 года. 
 
  
* * *
 
 
 
 
Где я потерял руку?
 
Она была, но отлетела
 
я в рукаве наблюдаю скуку
 
моего тела.
 
Что-то скажет Дом Печати
 
что-то скажет раздевалка
 
моей руки одно зачатие
 
с плеча висит.
 
Как это жалко.
 
Люди!
 
Кто мне примус накачает?
 
Плети!
 
Кто стегаться вами станет?
 
Мыло!
 
Кто в ручей тебя опустит?
 
Никому то неизвестно.
 
Даня!
 
Кто в кровать тебя разденет
 
твои сапоги растегнёт
 
и в шкап поставит.
 
Спать уложит. Перекрестит,
 
перевернётся, кто уснёт?
 
кто проснётся на другой день
 
посмотреть в окно и плюнуть?
 
х<о>д ночей был мною пройден
 
разрешите в небо дунуть.
 
Это верно. Мы двуруки
 
равновесие храним
 
поперёк души науки
 
образ храброго гоним.
 
То отведали поляки
 
боль ранения на сечи
 
были паны, стали каляки.
 
Заводить убитых речи
 
Силы рта раздвинуть нет
 
коли панов закопали,
 
коли жив на землю гнет
 
остальные в битьве пали.
 
Остальных ломает и мнёт
 
полевых цветочков мёд.
 
 
 
Но куда-же я руку задевал.
 
Знаю нет её в руковах.
 
Помню куртку надевал.
 
Но теперь понятно ах!
 
Вот она забыв перёд
 
пересела на хребёт.
 
Надо Надо
 
перешить рукав на спину.