Жертва судебной ошибки

Жозефу Фово донес о случившемся Луазо, желая отомстить за любовную неудачу своего господина. Но де Морсен, надо отдать ему справедливость, не знал об этой новой низости. Честный слуга утром отправился в парфюмерную лавочку, где Жозеф, после спокойно проведенной ночи, полный сладких надежд, ждал или письма от Бонакэ, или его самого. Луазо заручился показанием извозчика, а потом расспросил и прислугу Марии, которая ходила за извозчиком, и ему без труда удалось убедить Жозефа в мнимой неверности жены. Едва Фово в каком-то бешеном исступлении ушел к родителям Марии, как было принесено письмо от Бонакэ.
Доктор писал:
«Мой добрый Жозеф, Непредвиденное и печальное обстоятельство заставляет нас с женой сейчас же уехать. Я пробуду в отсутствии самое большее пять или шесть дней. Умоляю тебя, подожди моего возвращения и не видайся пока со своей милой, несчастной Марией. Разлука будет для тебя тяжела, но она спасительно подействует, если ты исполнишь мой совет, как обещал, и откажешься от пагубной привычки, и подумаешь о прошедших горестях и о возможности счастливого будущего. Верь в чутье старого друга. Пишу тебе второпях. Сегодня вечером, при первой остановке в дороге, я напишу тебе длинное письмо с подробным указанием, как ты должен вести себя, И каждый день ты будешь получать от меня одно или два письма, которые, надеюсь, заменят тебе мое присутствие. Итак, до сегодняшнего вечера, мой милый, добрый Жозеф. Мужайся, будь благоразумен, и раньше чем через неделю я отвечаю за ваше с Марией счастье. Твой лучший друг Бонакэ».
Г-жа Бонакэ от себя приписала следующие строки:
«Умоляю вас, милостивый государь, вполне последовать советам моего мужа. Позвольте еще раз повторить вам уверение в самом горячем уважении к вам и к вашей прелестной жене. Она вполне достойна вашей любви и нашего нежного участия.
До свидания. Я бы вдвойне сожалела о болезни моей родственницы, которая вызвала быстрый отъезд мужа, если бы не верила вполне в ваши добрые намерения. Я не сомневаюсь, что, благодаря им, наше короткое отсутствие не отзовется дурно на вас и на вашем будущем счастье, которому мы способствуем, что делает нас очень счастливыми. Э. Б.».
  
XXXVIII
 
Герцогиня Диана де Бопертюи к Анатолю Дюкормье.
«Поистине, мне хочется сказать, как Бомарше: «Кого здесь обманывают?» Никогда венецианская интрига и самое запутанное испанское имбролио не были так богаты приклю-чениями, как события последних дней, мой милый Анатоль. Это настоящая комедия плаща и шпаги! Сюрпризы, неожиданные coups de theatre, непонятные козни — все здесь есть. Сами судите: вот уже три дня я вас не вижу. Позавчера вы появились в отеле всего на несколько часов, как мне сказали, и имели долгий разговор с моим отцом. Вы мне кажетесь центром всевозможных тайн, одна другой страннее. Это, конечно, очень романтично и занимательно для вас, но не для меня. Я не могу отгадать ни одной загадки, и мое любопытство возбуждено до последней степени. Сделайте милость, удовлетворите его до вашего отъезда, так как я случайно узнала, что вы уезжаете. Не преувеличивая своего права знать все, что вас касается, не позволите ли мне просить вас с присущим мне смирением объяснения следующих тайн?
Проследим, если вам угодно, по порядку. Мое спокойствие, ясность расследования докажут, надеюсь, с каким хладнокровием я пишу к вам. Сердце мое бьется так же медленно, правильно, как в тот день, когда г-н де Вопертюи «вел меня к алтарю»; рука моя так же тверда, как рука молоденькой пансионерки, пишущей свой дневник.
Вот объяснение каких тайн мне очень любопытно узнать.
Первая тайна. Три дня тому назад я отправилась на бульвар Bonne-Nouvelle, где мы так часто проводили веселые, счастливые минуты, в полной безопасности, где мы не боялись ни смеяться слишком звонко, ни любить друг друга слишком явно. Вы приняли меня с обычной услужливостью, но, проводив в спальню, просили подождать вас одну минуту без огня. Просьба показалась мне настолько же странной, как минута показалась долгой. Скоро я услыхала звонок у второй входной двери. Потом через десять убийственных минут вы вернулись и убедили меня принести в жертву осторожности вечер, который мы должны были пробыть вместе; наконец, вы провели меня, и все впотьмах, через столовую и переднюю, и закрыли за мной дверь. Я не трусиха, однако ваши слова, непредвиденная развязка нашего вечера возбудили во мне какое-то беспокойство; но я надеялась узнать разгадку на другой день утром и даже раньше. Я считала себя вправе ждать от вас каких-нибудь объяснений, благодаря ключу от маленькой потайной двери; но не имела чести увидать вас в тот вечер.
 
Вторая тайна. На другой день после неудавшегося вечера ко мне приходит в восемь часов утра моя кузина, маркиза де… — нет, я ошиблась, — г-жа Бонакэ. Она была накануне: хотела поговорить об очень важной вещи и приказала просить меня быть дома на другой день. Я встретилась с г-жой Бонакэ с большим удовольствием. Раньше, чем я узнала вас и полюбила (извините за немного платоническое слово), я смотрела на кузину, как на сумасшедшую, которая позорит наше имя. Разве она не выказала небывалую смелость, выйдя попросту честно за отличного человека, которого любила? Не знаю почему, но теперь я чувствую к ней особенное почтение. Итак, я приняла кузину превосходно. Она мне показалась смущенной, взволнованной, но очень благосклонной ко мне. Она меня знала еще ребенком и всегда выказывала почти материнскую привязанность. Пользуясь этим, а также и разницей в годах, кузина после долгого колебания сказала, что мне грозит большая опасность. Я удивилась.
«Если моя тревога неосновательна, — сказала она, — то вы ничего не поймете из моих слов. Если же, наоборот, я права, трепеща за вас, то, умоляю, воспользуйтесь моими советами. Словом, я имею полное основание думать, что некто, живущий в вашем доме, играет с вами и низко обманывает вас. Он не только неверен вам, если, к несчастью, имеет право изменять вам, но даже хочет сделать вас жертвой адской интриги. Может быть, уж слишком поздно, чтобы избежать этой последней опасности, по во всяком случае порвите сейчас же с этим человеком; если у него есть ваши письма, постарайтесь взять их обратно; наконец, сделайте все, что только возможно, чтобы уничтожить следы ошибки; ее последствия могут быть для вас гибельны».
Я вспомнила ваш странный вчерашний прием, просьбу пожертвовать нашим вечером. Неверности я не придаю особенной важности. На этот счет я разделяю вашу философию, мой милый учитель. Что же касается «адской интриги», жертвой которой я могу стать, то это мне кажется очень заманчивым: ведь дьявольские интриги случаются не каждый день. Это подзадорило мое любопытство, и, зная кузину за честную, хорошую женщину, я чуть было не открылась ей. Но тут я кстати вспомнила ваше правило: «Беречь свою собственную тайну и то трудно. Насколько же труднее беречь чужую?» И я отвечала г-же Бонакэ, душевно поблагодарив ее за участие: «Слава Богу, эти опасения неосновательны, потому что я ничего не понимаю из ваших слов. Тем не менее ваше участие и великодушная привязанность глубоко трогают меня».
Поверила ли кузина? Сомневаюсь, потому что она грустно посмотрела на меня и взволнованно ответила:
«Моя милая Диана, поверьте, я ни на одну минуту не имела мысли добиться вашей откровенности в обмен за услугу, которую хотела вам оказать. Но как бы то ни было, воспользуйтесь советом, если он уместен, и во всяком случае рассчитывайте на меня и на моего мужа».
Из слов кузины, которая через шесть часов уехала из Парижа, следует вот что: о нашей связи подозревают. Это меня не огорчило, а только рассердило. Разве мы действовали не с крайней осторожностью, не с редкой ловкостью? Разве мое презрительное равнодушие к вам не должно было сбить с толку самых проницательных людей? Наконец, несмотря на полную уверенность в преданности моей старшей горничной, она ничего не знает; наш единственный поверенный — ключ от маленькой двери; в квартире на бульваре два входа, один для вас, другой для меня. Кто ж мог перехитрить так хорошо принятые предосторожности? Вы, конечно, понимаете, мой дорогой учитель, что для меня здесь вопрос совсем не в стыде или в угрызениях совести; тут вопрос самолюбия, ничего больше. Потому что, если, в конце концов, наша связь будет открыта, ну так что ж? Я попрошу герцога де Бопертюи ос-таться при своих жуках. Мое приданое и наследство от деда Шиверни дает пятьдесят тысяч экю дохода. Полагаю, что на это везде можно жить прилично со своим избранником.