Мои калифорнийские ночи (СИ)
— Я вот что думаю, Смит, — приближаясь к моим губам, произносит он, пока я активно торможу, пребывая в шоке от того, что происходит, — может пошло оно всё к чёрту, а?
Голова идёт кругом, воздуха становится катастрофически мало, и мне всё тяжелее вдыхать его. Словно кислород враз стал тягучей консистенцией. Ладони вспотели, сердце оглушительно стучит где-то в области горла. Я сглатываю, когда его чуть шершавые пальцы сперва касаются моей нижней губы, а затем грубо скользят вдоль верхней. Он наблюдает за тем, что делает и судорожно выдыхает, когда я едва касаясь языком, прикусываю подушечку пальца зубами.
Творится какая-то чертовщина, его ладонь гладит меня по щеке, и я, прикрыв глаза, прижимаюсь к ней, ласкаясь как кошка. Мы оба замираем, на секунду выпадая из реальности. Успеваю подумать о том, насколько он красив, прежде, чем его губы замирают в непозволительной близости от моих. Чувствую покалывание сотен иголочек и нарастающее искрящее электричество между нами. Так и стоим, до тех пор пока не становится физически больно…
Я так сильно хочу попробовать его на вкус, что в какой-то момент бесстыдно сдаюсь и сама подаюсь вперёд. Слишком любопытно, интригующе. Опасно, но так безумно волнительно…
И как несчастный мотылёк я лечу на свет, рискуя погибнуть. Самое странное, что мне плевать на то, как это выглядит. Понимаю, что невыносимо долго ждала этого момента и сейчас ни за что не готова его упустить…
Губы Рида накрывают мои, безжалостно стирая все те поцелуи, что случались до него… Целует: жарко, неистово. Так, что подгибаются коленки. Сладкая истома растекается в груди и мозг превращается в густую вату. Этот поцелуй, как наш прыжок с парашютом: невероятный, прекрасный, сумасшедший… И я готова оттолкнуться от бездны и упасть с ним прямо в пропасть. Снова.
Языки переплетаются, я чувствую лёгкий привкус алкоголя и сигарет. Разум задурманен, руки тянутся, чтобы обнять его шею, коснуться затылка. Клянусь, ни о чём не могу думать, совсем не соображаю… Он теснее прижимает меня к подоконнику, опуская одну руку на талию, а вторую ниже. Вдруг осознаю, что до сегодняшнего дня вообще не имела понятия о том, что такое влечение к другому человеку. Болезненное, всепоглощающее и острое. Разрывающее на кусочки. Я лихорадочно касаюсь пальцами его груди, ощущая бешеный стук сердца под напряжёнными мышцами. Рид мучает мои губы, по очереди кусая и лаская. Требовательно, настойчиво, глубоко целует меня, и кажется, что ещё немного, и я потеряю сознание от неведомого чувства, заполняющего каждую клеточку.
Я выгибаюсь ему навстречу, пока он страстно целует мою шею, сильно сжимая ягодицы. Я вся дрожу, в голове взрываются тысячи ярких фейерверков, а низ живота наливается приятным напряжением.
Самое страшное, что нет и мысли его остановить. Вместо этого пальцы уверенно порхают под рубашкой, смело касаясь широкой спины.
Но в какой-то момент он останавливается сам. Отодвигается, чуть склоняя голову и смотрит на меня долгим мучительным взглядом. В его серых глазах — шальной блеск и пожар, но губы, всего секунду назад приносящие мне неземное наслаждение, кривятся в усмешке.
— Не так уж он тебе и нравится, Смит, — замечает развязно и холодно.
Словно больно щёлкает по носу. Не сразу соображаю, что речь идёт об Исайе, потому что всё ещё переживаю этот наш долгий, ни с чем не сравнимый поцелуй.
— Я…
Растерянно смотрю в ответ, чувствуя как стыд обжигает лицо. Не могу вымолвить ни слова, беспомощно зацепившись хоть за какой-то довод.
— Недурно вышло, — замечает он, — но есть одна проблема…
Не знаю почему, но наперёд чувствую, что его фраза ничем хорошим не закончится. Так, собственно, и происходит.
— Не люблю быть вторым, — дерзко выдаёт он, и слова больно царапают душу.
Умом понимаю, что речь о поцелуе, ведь так случилось, что сегодня я целовала их обоих, но отчего-то думаю я не только об этом, и глаза невольно наполняются слезами.
Он замечает это, и на секунду резко меняется в лице.
— Погоди, Смит, — пытается меня остановить, но я толкаю его и спешу убраться из его проклятой комнаты. Забегаю к себе и поворачиваю щеколду, которую пару месяцев назад сама себе организовала.
Остервенело дёргает ручку, пока я медленно оседаю на пол, чувствуя как слёзы оставляют мокрые дорожки на щеках.
— Дженнифер, открой, — слышу я его обеспокоенный голос.
— Убирайся, видеть тебя не хочу, — зло отвечаю я, ощущая прилив ненависти к самой себе.
За то, что повелась на эту злую, холодную игру, рассчитанную только на то, чтобы он потешил своё самолюбие и втоптал меня в очередной раз в грязь.
— Открой, слышишь, или я сломаю её к чертям собачьим, — яростно говорит он.
Закрываю уши ладонями и пытаюсь восстановить дыхание, сбившееся от приступа накатившей истерики.
Видимо, на шум выходит кто-то из родителей. С минуту раздаются чьи-то голоса, а потом он громко хлопает дверьми своей комнаты. Комнаты, в которой я обнажила свою душу перед тем, кто равнодушно издевался надо мной весь этот год. Может ли быть что-то хуже? Пожалуй, да… Потому что несмотря ни на что, я слишком детально помню всё, что там происходило. Тело ноет, кожа пылает огнём, а сердце… оно почему-то нестерпимо болит.
Встаю и, пошатываясь, дохожу до окна. Закрываю, опускаю жалюзи и падаю на кровать, беззвучно глотая слёзы. Обида разрывает изнутри когтистой лапой, заставляя чувствовать себя глупой, наивной дурой.
Ворочаюсь всю ночь, так и не сомкнув глаз. Бесчисленное количество раз переживаю всё то, что случилось, умирая заново. Только он мог так испортить тот прекрасный, невероятный момент близости с ним. Всякий раз, закрывая глаза, я всё равно вижу его обжигающий взгляд, наполненный похотью… Чувствую запах, который узнаю из тысячи и слышу вибрирующий голос, безжалостно разрушивший всё…
*********Наутро голова словно чугунная. Битые сорок минут стою под контрастным душем, пытаясь вызвать в теле хоть какой-то заряд бодрости и энергии. Всё тщетно. Я подавлена, разбита, и моя гордость в очередной раз валяется где-то там под Его ногами.
Сушу волосы, рассыпавшиеся по плечам привычной копной, на автомате одеваю школьную форму и спускаюсь вниз. Распахиваю входную дверь, впуская свою подругу, оповестившую о своём приходе с час назад. Вот уж кто у меня друг по несчастью. У неё тоже выдалась та ещё ночка.
По обыкновению в начале восьмого всё семейство Смит начинает активно носиться по дому, собираясь в школу-на-работу. Онил наблюдает за тем, как капризничает Макс, выдавая один язвительный комментарий за другим. Бэт, поражённая кудрями Роуз, чья причёска в отличие от моей сохранилась практически в неизменном виде, просит соорудить ей такие же. Отец на ходу пьёт кофе, быстро запечатлев на мне поцелуй.
Наконец, дикая какофония звуков прекращается, и мы можем спокойно поговорить. Оказывается, мать залепила Роуз звонкую пощёчину за то, что та поздно вернулась домой и за то, что от неё пахло алкоголем. К тому же, она чуть не назвала собственную дочь шлюхой и в довершение ко всему, пригрозила совместным походом к гинекологу. Онил заливается краской, рассказывая мне подробности, а я только качаю головой, но едва ли удивляюсь. Это ведь Элис, она запросто способна на такое.
Роуз спрашивает совета, и всё, что мне остаётся, это убедить её в том, что она не должна допустить подобного унижения собственного достоинства. Нет ничего хуже, чем недоверие близкого человека. Пока Роуз сокрушается об испорченных с матерью отношениях, в кухне появляется Он.
Я знала, что так или иначе нам придётся столкнуться лбами. Ведь когда живёшь в одном доме, трудно этого избежать… Но на деле всё просто отвратительно. Он хочет поговорить, и я боюсь, что Онил обо всём догадается, а потому, стоя к нему преимущественно спиной, бросаю, что мне некогда. Когда разворачиваюсь, делает шаг в мою сторону, но я заявляю, что не хочу с ним разговаривать. Между нами сквозит привычное раздражение, приправленное каким-то острым смущением с моей стороны. В итоге, я трусливо сбегаю, ссылаясь на то, что мы опаздываем. Во дворе ведь действительно ждёт отец, чтобы по пути завезти всех нас в школу.