Мои калифорнийские ночи (СИ)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Стоял там, опрокидывая в себя очередную стопку виски и не мог понять, почему и что так разрывает изнутри. Кровь кипела раскалённой лавой, и гнев тягучей жидкостью расползался по венам.
Сначала этот дикий перфомэнс с незнакомым парнем. Вела себя, как последняя дрянь.
Дура, не понимает, чем для неё могут кончиться подобные откровенные танцы. Решила раззадорит одного и поиграет на нервах у другого. Мужчины в таких ситуациях воспринимают всё несколько иначе. Даже если перед ними всего лишь навсего глупая малолетка.
Ричи стоял истуканом, нервно почёсывая шею. Полудурок. И после этого он будет утверждать, что между ними глубоко серьёзные отношения?
Не выдержал и назвал его недоумком, о которого вытирают ноги. Тут же с перекошенной от обиды мордой Исайя помчался на танцпол, чтобы отлепить даму сердца от незнакомого брюнета.
А я всё смотрел и смотрел на неё…
Каждый жест, каждая улыбка вызывала новый приступ необъяснимого и неконтролируемого желания придушить эту девчонку.
Я видел, нечто подобное творилось с Картером. И заканчивалось это всегда плохо.
Кажется, название этому — ревность. Ослепляющая, сверкающая лезвиями, внезапная и сбивающая с толку. Незнакомое для меня чувство, ведь раньше испытывать его не доводилось, несмотря на то, что Виктория не раз пыталась вывести меня из равновесия. Но тщетно.
А здесь всё иначе.
Там на балконе, я смотрел на то, как Смит обнимает Ричи. Что-то шепчет ему на ухо, успокаивает. Отклоняется назад. Протягивает руку и гладит пальцами его скулу.
Нарочно.
Вот так же она стояла напротив меня у распахнутого окна в день моего рождения, а потом неожиданно поцеловала. Осторожно, трепетно, едва касаясь моих холодных губ своими.
И это стало точкой кипения. Тормоза отказали…
«Подожди-ка, тебя это беспокоит что ли?» — всплывают в затуманенном мозгу приправленные ядом слова Смит.
Маленькая сучка раскусила меня в два счёта, но продолжала делать вид, что ничего не понимает.
— Я хочу сделать её счастливой, — возвращает меня к нашему разговору Исайя.
— Надолго? — не выдерживаю я. — Напомни, сколько длились твои самые долгие отношения?
— В этот раз всё иначе, — упрямо уверяет меня блондин и подходит ближе. Смеряет гордым взглядом. — Сейчас это не просто девушка, которую мне чертовски нравится трахать. Это гораздо больше Брукс.
Видимо, на моём лице всё-таки отражается то, что я так упорно закапывал поглубже. Потому что Исайя самодовольно ухмыляется.
Я, вопреки обещаниям, грубо хватаю его за рубашку обеими руками. Дорогая брендовая ткань трещит по швам.
— Выходит, не так уж и плевать тебе, да? — хохочет он. — Ну давай, бей, я готов. Готов получать за неё всякий раз… Но знаешь, Рид, тебе придётся смирится. Рано или поздно.
Мы смотрим друг другу прямо в глаза, и впервые за те пять лет, что знакомы, между нами проскальзывает тень вражды.
Кто бы мог подумать из-за девчонки…
Из-за моей ненавистной сводной сестры.
Всё-таки судьба умеет хорошенько дать под дых.
Как бы Ричи не храбрился, но на дне его голубых глаз плещется страх.
Но я не собираюсь пачкать руки.
«Нет, на этот счёт ты ошибаешься! Исайя действительно мне нравится. И знаешь что? С ним у нас точно всё получится!» — несколькими минутами ранее бросила она мне в лицо.
Твою мать.
Я резко отпускаю Ричи. Отхожу на шаг. Мозг всё ещё отказывается переварить услышанное.
«Сейчас это не просто девушка, которую мне нравится трахать. Это гораздо больше Брукс».
Словно нож воткнул под рёбра. По самую рукоятку. А потом прокрутил, прежде, чем достать.
Его фраза оглушила меня напрочь и задела так глубоко, что сам не ожидал. Рассеянно поднимаю голову, реагируя на звук шин.
— Это за мной, — кивает Исайя в сторону подъехавшего брабуса своего папаши. — Извини, но подвезти не могу.
— Да пошёл ты, Ричи!
— Свидимся, друг.
— Проваливай, пока я добрый.
Он кивает и идёт к машине. За рулём наверняка водитель, в противном случае Дамьен Ричи обязательно бы поинтересовался на тему того, что между нами произошло.
 
Провожаю взглядом роскошный автомобиль и возвращаюсь в клуб. Ловлю на себе заинтересованные взгляды знакомых. Полагаю, наша потасовка не осталась незамеченной и не укрылась от любопытных посетителей «Логова».
— Дерьмовый день? — спрашивает Зак, выставляя передо мной стакан с виски.
Мне нравится, что этот парень всегда называет вещи своими именами.
Молча киваю, опрокидывая в себя пойло. Прошу повторить и прижимаю ладони к пылающему жаром лбу. Чувствую себя отвратительно. Болит голова, кровь кипит, и где-то там внутри поднимается былая ненависть к девчонке. Только она теперь иного рода. Ведь сказанные Ричи слова опустили её в моих глазах на самое дно.
Я снова пью.
Один стакан. Второй. Третий.
«Давай сделаем это» — вспоминаю сбивчивый страстный шёпот и то, как горели в предвкушении её глаза.
— Зак, а есть что покрепче? Чтобы вырубило насмерть, — прошу я.
— Не поможет, — тихо произносит он, но я прекрасно его слышу. — Мне кажется, тебе хватит, дружище.
— Мне кажется, ты много на себя берёшь. Делай свою работу, Зак! — зло ору я, бросая на стойку бабло. Гораздо больше, чем необходимо.
Парень, недовольно поджав губы, принимается за дело. Он в курсе, что моё дурное настроение может иметь плохие последствия для окружающих.
Музыка натужным басом стучит в висках. Яркие вспышки неонового света раздражают и утомляют. Кругом люди, голоса, шум. Но я не могу стать частью всего этого.
На пару секунд прикрываю глаза.
Долбаный хоровод картинок, как на старой фотоплёнке…
Её соблазнительное и отзывчивое тело подо мной. На диване в гостиной.
В моей кровати там, на даче.
Сидит на столе, доверчиво тянется ко мне, обхватывая ногами.
Стонет в душе, цепляясь пальцами за моё плечо. И всё это происходит в Его доме.
Какого дьявола…
Так быстро вошла во вкус? Сама ведь говорила, что вообще «не заходила на эту территорию».
И я чувствовал: не врёт. Никто не касался её так, как я. Никто.
Неужели назло мне она….
Сука.
Пальцы с силой сжимают стакан. Стекло не выдерживает и лопаясь, трещит. Отстранённо смотрю как на барную стойку падают капли насыщенного красного цвета.
Сколько крови пролилось в этот вечер. Уму непостижимо…
— Чёрт, Брукс…
Зак куда-то исчезает. Ощущаю неприятную пульсацию. Это немного отрезвляет. Но не настолько насколько хотелось бы.
Разжимаю ладонь, и стекло сыпется на гладкую поверхность.
Что со мной творится нахрен? Мне крышу рвёт, я на стену лезу, а она спокойно спит с ним, позволяя всё?
Кто из них сверху? Как давно это продолжается?
«Дурная малолетка. Твоё счастье, что я трезвый» — сказал я ей в ту ночь, когда она почти молила меня о большем.
Кретин. С чего-то решил, что она особенная. Что не могу вот запросто провернуть с ней все те фантазии, что не дают покоя с того самого дня, как она появилась в нашем доме. Решил, что нельзя вот так бросаться в омут с головой. Не с ней. Потому что прошлое всё ещё беспокоит и не отпускает её. Ведь тот случай с отчимом определённо не прошёл для неё бесследно.
— Пойдём.
А это уже Сэнди. Практически силком тащит меня в сторону служебных помещений. В одном из них сажает на диван и, качая головой, принимается срочно откупоривать невесть откуда взявшуюся аптечку.
И снова грёбаное дежавю. Вспомнил, как Смит храбрилась, касаясь моего лица, изображая медсестру. Как разглядывала, закусив губу и отчаянно краснела. И тот её совсем глупый порыв облегчить его боль, выдув поток воздуха… ведь разбитая губа нещадно горела огнём от спирта.
 
Кажется именно тогда я захотел не просто поставить заносчивую девчонку на колени. Я захотел поцеловать её. И в ночь на восемнадцатилетие Исайи, стоя там с ней, в своей комнате, понимая, что сама пришла, что ждала меня — уже не сдержался.