Мои калифорнийские ночи (СИ)

Я тяжело вздыхаю и разворачиваюсь к раковине. Открываю холодную воду, умываюсь и промакиваю лицо полотенцем, пытаясь взять себя в руки.
— Ты поела?
— Да не особо, — честно отвечаю я.
— Тогда пошли.
— Куда? — замираю в недоумении.
— Не знаю, телек посмотрим, пиццу закажем. Или ты собираешься наматывать сопли на кулак весь вечер?
Я отрицательно качаю головой. Про себя благодарю его за то, что он не пытается проявлять ко мне показное сострадание. За то, что не позволяет расклеиться и утонуть в этой жалости к себе.
— Устроила ниагарский водопад, — недовольно смотрит на свою мокрую футболку.
— Прости, неудобно вышло, — шмыгая носом, извиняюсь я, глядя на то, как он стаскивает её одной рукой.
Чёрт. Я поспешно отворачиваюсь. Хватаю стакан, наливаю ледяную воду. Просто чтобы не смотреть на его голый торс. Можно было бы уже привыкнуть, да не получается… Всякий раз смущаюсь, как маленькая девочка, хотя последние пару лет мои многочисленные друзья только и делали, что не стесняясь, разгуливали передо мной вот в таком же виде.
Он и правда заказывает пиццу, которую уже спустя полчаса привозит не в меру болтливый курьер. Как раз в тот момент, когда звонит папа. Наверное, хочет узнать, стоит всё ещё наш дом или нет. Рид коротко сообщает, что всё в порядке. Говорит, что не съел меня, при этом подмигивая. Я едва не роняю кусок пиццы. Позорище… Пожалуй, у меня отлично получается одна единственная вещь: вести себя в его присутствии как дура.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Можешь переключить, — великодушно разрешает он, вытягивая длинные ноги.
По телевизору идёт «Крутой тюнинг», и я так залипла, что не сразу поняла о чём он.
— Ммм?
— Я говорю можем переключить. Музыкальное шоу, мелодрама.
Кажется моё лицо выражает крайнюю степень недоумения, потому что он тут же смеётся.
Нравится мне его смех. Ладно, Дженнифер, пора признаться самой себе — в этом парне тебе многое нравится. Хотя определённо не должно…
— Два года назад Эмили пришлось купить домой второй телевизор. Она не могла смотреть то, что смотрела я.
— Неудивительно, — хмыкает он. — К тебе сегодня приходил тот зализанный.
— Даниель? — расстраиваюсь я. Из-за случая в душевой, мне пришлось на время позабыть о танцах. А это очень и очень плохо, учитывая, что основной чемпионат уже в июне.
— Даниель, Габриель, откуда мне знать. Тот петушок, что вернул тебе телефон.
— И вовсе он не петушок! — возмущаюсь я.
Брукс хохочет. Мы одновременно тянемся за пиццей. За одним и тем же кусочком. Стукаемся пальцами, и я сконфуженно беру соседний.
— Слушай, а что за история с вышкой? — интересуется он. — Мать тогда говорила.
— Да так… Мы залезли на территорию одного завода у водохранилища. Прыгали оттуда.
— И ты?
Аксель бесцеремонно забирается на диван и укладывает морду мне на колени.
— Я сиганула самой первой. Не от большого ума, конечно. Но мне тогда было всё равно, — чувствую, что мой взгляд становится стеклянным. Это ведь было спустя месяц после той истории с отчимом.
— А в полицейском участке как оказалась? — отпивая из стеклянной бутылки колу, спрашивает он.
Ему и правда интересно? Или чистое любопытство?
— Мы играли в карты. Проигравший исполнял желание. Разговор чисто случайно зашёл о сказках братьев Гримм. Мой друг Генри вырос в детдоме, потому ничего о них не слыхал. В общем, когда я проиграла, Генри и Джимми захотели эту книжку. Были уверены в том, что мне ни за что не достать её, — мои губы трогает улыбка. — Ночью на старой развалюхе мы подкатили к городской библиотеке. Я забралась в окно, спокойно отыскала сказки и уже собиралась вернуться, да только меня остановил вооружённый полицейский.
У Рида странное выражение лица. Словно он не верит ни единому слову.
— И чем закончилась эта увлекательная история? — иронично выгибает бровь.
— Тем, что я здесь, — пожимаю плечами. — Из участка меня забрал отец. А Эмили в кратчайшие сроки собрала чемодан и вручила мне билет до Калифорнии.
 
Он задумчиво кивает. Пожалуй, слишком много откровений за последние два дня.
— Влезала в неприятности ещё в Канаде… Нарочно злила свою мать? — прищуривается.
— Думаю, да, — опуская глаза, признаюсь я. — Домой ночевать не приходила, общалась с теми, кто постарше, стала плохо учиться. Не знаю, чего добивалась…
— Мы оба понимаем, что она должна была его остановить, — холодно замечает он.
— Рид, не надо, — прошу я. Потому что стоит только подумать об этом и мне снова становится больно.
Чувствую, что его настроение резко меняется.
— Не надо что? Смит, что это за мать такая? Извини конечно, у меня отец тоже — тот ещё отброс, но чёрт возьми, как она закрыла глаза на то, что произошло? Как позволила ему уйти? Уйти от наказания и ответственности за содеянное…
Он говорит это с такой яростью во взгляде, что я невольно вся сжимаюсь.
Слишком много правды в его словах.
Слишком часто я задавала себе те же самые вопросы.
И так и не задала их родной матери…
Поднимаю со стола пустую коробку и ухожу на кухню, потому что в глазах стоят слёзы. Я уже противна сама себе. Никогда раньше столько не плакала.
Рид заходит следом. Достаёт из пачки сигарету и открывает настежь окно. Щёлкает зажигалкой, и в полутьме загорается красный огонёк.
— Иди сюда, — зовёт меня, выдыхая дым.
Я послушно плетусь в его сторону. Останавливаюсь рядом, опираясь о столешницу. Какое-то время мы молчим, слушая нескладный хор неугомонных сверчков.
— В мире каждый день происходят дерьмовые вещи, и далеко не всегда с плохими людьми. Так вышло и с тобой…
Я молча слушаю его, уставившись на свои мохнатые тапки с кроличьими ушами. Меган подарила, когда приходила навестить в больницу.
— Смит, ты — сильная, и должна перешагнуть через это. Забыть как страшный сон, понимаешь? Как бы банально это ни звучало.
Киваю. Он поворачивается ко мне, смотрит долгим, внимательным взглядом. Словно хочет сказать что-то ещё, но раздумывает стоит ли…
Подходит ко мне непозволительно близко, заставляя сердце трепыхаться и биться о рёбра. Я разглядываю цепочку и крестик на его груди.
— За что ты так меня возненавидел? — решаюсь поднять глаза и задать свой главный вопрос.
Он мрачно усмехается.
— Потому что тебя слишком много, Смит.
Я закусываю губу.
— Вечно топчешься поблизости, лезешь, куда не просят. Ни черта не слушаешься и дерзишь. Нарочно меня задираешь, — протягивает руку и убирает упавшие на лицо кудри.
Такой простой жест… Но у меня перехватывает дыхание.
— Ты, как Лерой в юбке. Всегда готова бороться и противостоять, — задумчиво говорит он. — Когда я перешёл к нему в класс, первым делом мы подрались.
Я удивлённо моргаю.
— Сошлись в жёстком споре, и этот самоуверенный сукин сын решил навалять мне, — смеётся. — Но вот уже много лет Картер, вне всяких сомнений, мой лучший друг. Надёжное плечо. Человек, близкий по духу.
— И какое отношение это имеет ко мне?
— Я о том, что вы чем-то похожи. Прямолинейные, независимые. Оба отмороженные донельзя.
— Намекаешь на то, что мы с тобой могли бы подружиться? — не совсем понимаю, к чему он клонит. — Как брат с сестрой?
— Это вряд ли, Смит, — улыбка на его лице гаснет так же быстро, как появилась.
— Что ж, спасибо за честность, — глотая обиду, подвожу итог душещипательной беседы я.
— Сама ведь напросилась, — услужливо напоминает Рид.
— Всё нормально, я понимаю. Ничего не изменилось.
Почему-то в груди так больно, что это мешает дышать. Он тушит сигарету в пепельнице, прищуривается и хмуро смотрит на меня сверху вниз. Я бы сказала чересчур откровенно и вызывающе…
 
— Я пойду спать, — тихо, но уверенно говорю я, стараясь не выдать беспокойства, внезапно охватившего каждую клеточку.
Да только моя защита моментально рушится, словно неумело построенный карточный домик. И виной тому всего одна его фраза.